"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ)
И вот еще один не маловажный момент. Ведь когда Монка Спирдячная писала, что приедет накануне в поезде – писем ее ждали, смотрели за окно почтальона – и вот письмо пришло и за ним приехала Монка Спирдячна. А, что если она, в письме этом, предупреждала кого, делилась, так сказать, впечатлениями о незнакомце, и уже тогда признавалась в своей болтливости, и потому не сильно кочевряжалась на помосте? А кто, спрашивается, распорядился повесить транспарант от берега до берега и написать там: «Приехала»? За транспарантом пусть не усмотрел городовой, но сразу же, и тогда же, явилась на площадь сама Хвита Хавота и начала граблями сгребать дома в кучу. Тут же послышался и Телеграф и выглядел безошибочно. А дробь от него донеслась такая, какой в прошлом году стучал Сидор Муникон в доносах! Вроде ничего особенного. Я даже этому не придаю сейчас особенного значения. Но ясно было, что Монка к водопаду не причастна.
9
– Вот, сегодняшний день – какой день? Никто заранее не знает – какой? Может быть тоже – никакой! Аппетит у дней всегда разный. Хотя пишут: «Пожалуйста, приезжайте к нам в гости и не думайте, что приехали «куда попало»» и можете делать «что хотите». Да только нужно еще раз и еще раз повторять – приехав, утруждайте себя, пожалуйста, соблюдать дистанцию и субординацию, когда выходите прямо и по Замащенной, да еще во вторую долю Хвита Хавота! Нельзя без двух ведер на голове. Нельзя. Через одно – все слыхать будет. А кому надо? Можно, но только ненароком, где-нибудь за границей понимания собственного местонахождения, и чтобы без новшеств, нововведений, новизны и новостей. Систупка Пупека, было раз, тоже ходила куда хотела – ну и чего? Пошла по дороге – хотела к водопаду, а получилось назад. «Судьба!» – говорит. А не надо ходить, где не надо – надо вправо от булочной, спокойным шагом и в ведрах – субординацию соблюдайте! И все это происходит в простые дни. А что получается – в эти?!
«Опростоволосилась» – добавил тогда, не выдержав, Типирон Тарамон (то есть – обрили)
«Ялугвятина» – согласился Пипит Тиронский. Куда ни ездий.
– Но неужели обстоятельства до такой степени растеклись по тротуарам, что даже не предприняли ничего кардинального для успокоения ситуации? Лежать ведь оно всегда приличнее выглядит, чем пускаться за разными происшествиями.
– Может оно теоретически – так. Не следует пускаться. Но с точки зрения целесообразности существования и в целях нащупать свой собственный смысл в понимании собственного предназначения, стоит иногда и четыре дырки в ведре делать, а не только две. И, думаете, не нашлось после всего этого «новых» идей, новых «откровений», новых «задумок»? Как же! Без сомнений – нашлось и – много! Тот же Горпортсир Ванглуг сказал тогда еще проще – «предположим» – а затем попытался успеть на теплоход (уехать на теплоходе, чтобы вернутся капитаном – сказал Комкин): Кукулонбитропа Осава, высунул тогда голову из окна (апельсин видели?) и сказал вослед: «До свиданья»; Боборовский катил телегу. Здесь всегда маленькие такие тонкости возникают – встречки разношерстные, чуньки всякие, шепотки на ухо, когда улепетываешь. И вы не осуждайте меня за такой несвязный рассказ, не возражайте вслух, глядя на перечень событий, не обескураживайте сам материал событий сомнениями. Что есть – то есть. А на самом причале Горпортсир Ванглуг, когда убегал от происшествий (лучше убежать, чем участвовать), встретил самого мичмана Шаровмана и ни о чем у него не спросил, хотя давно хотел. И вот тут и начало проясняться.
А Бездон Томский знаете кто такой?
– Это тот, который всегда точен и в основном – цел – не троится. Похож сам на свою же улицу, и всегда заметает по ней следы?
– Он самый. Умора просто! И хотя подуло теперь ветром ясности, да и мало ли у кого есть привычка простоволосится или, говоря проще, – «брить ум под чистую» (шамк, шамк – смотришь – готово), он то, именно Бездон Томский, и встретил Шаровмана у причала, да якобы вспомнил, что забыл на столе пальто. Видите ли, сделал такой вид, будто – «черт возьми, ах – забыл!» А после оправдывался и убегал: «Не я!» Мол, Спирик Васим Нечастный, Видор – видели. «Истинно доказываю – не я...» Вот именно он то, Томский, и вспомнил о Шаровмане, и хотя с большим опозданием, но доложил собранию. «А чего ты раньше молчал, за голову тебя возьми» – сказала голова Монки..
И почему вдруг стала такая лужа в оторопях и предпочтеньях? Откуда такой «мус»? Тихо ведь было. Против чешуи никто ножом не скоблил. А я скажу – почему.
Был тревожный сигнал: «Древесный уголь, никто, оказывается, не кидал – зачем утверждать?
– Но почему тогда – водопад высох?
– Говорю вам – здесь что-то не «то» было, не к тому причалу головой причалилось. Общее затмение. Похоже на вышедшее из-под колеса «сообщество «фей и дверей», но тут – что-то уж совсем – вышедшее. В этом, надо полагать, и стала заключаться сама мысль подозрений. «Но в чем смысл у мысли?» – спросил Манчик Сипкин, а Шестикос Валундр опять накричал ему: «Иди отсюда». И где теперь искать ответов? Где арбуз? В прошлый раз я не удосужился осветить вам, какими стали обыкновения в нынешний Сатунчак Хвита Хавота и скажу – что кое-что вышло совсем не так, как оно всегда выходило. Бывает ведь как?: входит фея, дверь закрыли – сначала шум, хруст, затем крик, гам, после стон и бульканье, а выходит – Монка Спирдячная или – «кизим». Сусло. «Секунда»показывается на краю леса, и добраться может почти мгновенно, как птица, до редкого места, и сделаться «часом» на стуле в каморке Шаровмана, и, посмотрев вокруг, вполне может показать себя с другой стороны. Но ведь и хлесткий нрав водопада тоже не всегда буйным бывает, не всегда хлещет, не всегда камень точит – ему, иногда ведь тоже спать хочется. И вот именно потому, вспоминается мне, как правило, особый случай».
10
– Кузгород Амитеич, однажды, в такое время, находясь у себя в сундуке, назвался, ни кем иным, как Амитеичем, и даже Кузгородом – без изменений. Случай этот можно назвать неописуемым, но мы все-таки постараемся его описать. И в этот раз, после собрания и уже на ночь снимая портки, сел он на край кровати и в мыслях поразмышлял: «Какой может быть «внутренний» охотничий нюх на то, что бегает снаружи?» А после, добавил: «Зачем двоиться?» Встал, походил, подумал и продолжил: «В отличии тыльной стороны от лицевой стороны, есть ли какое-нибудь отличие?». Вернулся и лег: « А почему в люке никого не было?» Ответил сам же: «Виноват не я».
То есть, как бы внутри своих собственных размышлений Кузгород Аметеич, как видим, попытался отвести от себя подозрения в причастности к исчезновению водопада, чтобы отвернуться от него к стене и уснуть. Что казалось бы странного в этом? Но этот его монолог в виде диалога, был реакционный, вообще то! Будь он произнесен в голос – неизвестно «что» вообще могло бы тогда случиться! И, хотя Кузгород Аметеич не то, чтобы «заводило» с гаечным ключом в кармане, не то, чтобы «фразер испытанный», но ведь он даже не стилист вовсе и далеко не мастер раскрашивать книгу мохнатыми виньетками. И такие монологи бывают с ним крайне редко, или, можно сказать, – вообще никогда не бывают. Следовательно, его менталитет здесь не причем. То есть, не он – Шамаханская царица.
– Согласен – не он.
– Ну и что, что с тыльной стороны медаль не та, что с лицевой стороны? Просто от частой ходьбы ее завернуло на обратную сторону, и получилось взятие Рипоборской крепости с юга.
– Согласен.
– Ну, и что теперь из того, что суслопарые морды и велосипедный марафон встретились не Кузгороду, вовсе, а Валисасу Валундрику? Водопад засыпан, и «засыпал» его даже не Роту – тому и днем не спалось. И кому нужна теперь Рипоборская крепость?
– И, здесь, с вами согласен полностью, ввиду полной очевидности событий.
– И опять вопросов много неразрешенных появилось – глупых. Упрекнут и скажут: «Практически неизвестно «от чего» и практически не ясно «зачем», но – «очень может быть». «Вполне» – отвечу я. «На что-то намекаете?» – спросят меня, подначивая. Ну, вот опять – приехали! И я так отвечаю на подобные вопросы: «Уясните для себя, пожалуйста, – на «что-то» намекать ни к чему не имея предрасположенности урезонивать – плохая манера, а мистический густой бас во сне от того только слышен и потому только внушает страх, что ваты в ушах засунули мало, и есть он, ни что иное, как самостийность понятия что такое «бывает»». Вот – вся притча. Или на Пустоши никого не бывает только теоретически. На то она и – Пустошь. А тут опять – «злато место всегда не понятно» – еще одна известная ретроградная реплика. Отсюда ли появилась параллель? И когда люк закрыли, чтобы Велисас туда не упал, начали слышать вдруг, как зазвенели шпоры по мостовой, а затем – топот. И это было, как ни наворачивай резьбу, – суть момента. И с еще большей вероятностью можно предположить, что высокая степень правдоподобия этого момента, если разворот фарватера четко по линии убывания и ничего кроме убывания под собой не подразумевает (не зависимо от концепций), обязательно должна привезти к исчезновению самого события уже завтра. То есть, если хобот задран вверх и предполагается боевой клич – двери забиваются крест на крест круглыми предметами, и скоро будет и спячка. А это значит, что момент хоть и «увидели», но все же виноватого не нашли – и вряд ли теперь найдут, потому, как искать негде. Все кончилось заранее. Крики – для видимости, и ничего изменить не смогут. Потому, как – уезжай на теплоходе не уезжай, все равно – назад приедешь. Во вторую долю Хвита Хавота оно и вообще вперед никогда не бывает. И потому искать бессмысленно то, что само, как ни крути – найдется. Весь – «розмарин» и – баста!