Хрен знат
Последний вопрос она задала со скрытым сарказмом. Ну кто же поверит, что в нашей стране, где атеизм считался чуть ли ни официальной религией, в голову советского школьника смогут проникнуть слова из Нагорной проповеди?
В общем, я ее скорей напугал, чем удивил. Прочел эту молитву так, как когда-то учила она. С теми же паузами, интонациями и ключевыми словами. Даже катрен о хлебе произнес на ее манер: "надсущный", а не "насущный".
Бабушка Катя сидела, белея лицом, а услышав эти слова, встала, зажгла лампадку и трижды перекрестилась.
- Кто ж тебя этому научил? - сурово спросила она.
Пришлось врать:
- Вы научили. Этой ночью мне снилось, что я приходил к вам за лекарством. А вы мне сказали, что пока я молитву не выучу, дедушке оно не поможет.
- Дала хоть?
- Дали. Литровую банку, накрытую крышкой. А в ней - желтая маслянистая жидкость с запахом чеснока.
- Это другое лекарство, - отмахнулась бабушка Катя. - Оно помогает от наведенной порчи, а я тебе сейчас приготовлю что-нибудь посерьезнее. Когда в твоих видениях Степан Александрович помер?
- Через пять лет и четыре месяца. От рака легких.
- Значит, точно поможет.
Пимовна хлопотала у печки. Сыпала в банку с калиновой самогонкой какие-то снадобья, добавляла настойки из квадратных бутылок с черным стеклом.
- А про меня... в своих снах... ты ничего больше не видел? - спросила она между делом.
- Оно вам надо, бабушка Катя? - чуть не взмолился я, - какой интерес жить, если знаешь, когда умрешь?
- Та-а-ак! - протянула она и подсела к столу. - Ну-ка давай, говори, а то не будет тебе никакого лекарства!
Я впервые взглянул прямо в ее глаза и произнес, чеканя каждое слово:
- Вы ровно одну неделю не доживете до полных ста лет. Если хотите, все расскажу в подробностях: кто вас обнаружил, кто в дом заносил, кто глаза закрывал...
- Значит, я не в доме умру?
- Вы, бабушка Катя, приготовитесь гнать самогон в летней кухне. А заодно затеете стирку, чтоб кипяток из выварки со змеевиком, зря не пропал. И, наверное, забудете спички. Пойдете за ними в дом, по дороге умрете. Будете лежать на спине и удивленно смотреть в небо. Куры столпятся у вашего тела, как цыплята вокруг наседки, но ни одна из них...
- Спасибо тебе, Сашка, - перебила меня Пимовна, - сто лет это много, столько мне и не надо. А теперь, честно скажи: откуда ты знаешь, когда у меня день рождения?
- 1 января 1912 года. Так будет написано на кресте...
Глава 6. Первые сдвиги
По дороге домой, я обследовал содержимое банки и, даже, попробовал на язык. Зелье пахло степным покосом и по цвету напоминало "мужика с топором". Только градус намного солидней. От одной единственной капли, во рту у меня запекло, а в желудке зажглась лампочка. Нет, от такого лекарства ни один мужик не откажется!
- Где взял? - строго спросила бабушка, лишь только я водрузил банку на стол.
- У Пимовны. Я розетку ей починил. Это для дедушки, чтобы бок у него не болел. Столовая ложка из банки плюс стакан молока. Пить натощак. Как он?
- Да все еще спит. Ты уж там не греми железяками, пусть как следует отдохнет.
Я сбегал к почтовому ящику, достал свежую прессу.
Ответным мерам СССР на размещение в ФРГ систем "Першинг-1" там уделялось всего несколько строк. Суть сводилась к переукомплектованию ракетного арсенала, дислоцированного в
Восточной Европе. Морально устаревшие "СС-4" и "СС-5" будут заменены на более новые системы "СС-20" класса "Пионер".
Ну, это уже что-то. Так их, пендосов!
На смоле под погрузкой стояли четыре машины. Казалось бы, пятница - ан, нет, все что-то строят. Я доставал из колодца утонувшие ведра думал о дне завтрашнем. Угостить Вальку Филонову пломбиром по 18 копеек, или жирно ей будет? С одной стороны, моряк, пусть и бывший, должен держать марку, а с другой? Сорок рублей пенсии на троих. Прожить, конечно же, можно, если без шоковой терапии, но экономить надо. Да и шиковать я привык только на свои.
Перед смертью, говорят, не надышишься. За оставшиеся четыре дня столько надо успеть, что голова кругом! Тем не менее, в эту минуту мне хотелось пришпорить время. Пусть или дед скорее проснется, или очередь за смолой рассосется сама собой.
Чтобы хоть чем-то занять себя и оказаться поближе к центру событий, я решил подпушить картошку на островке. С момента моего появления в прошлом, с неба не упало ни капли дождя, и почва в рядках покрылась плотною коркой. Я выбрал тяпку себе по руке, перекинул сходню через протоку и взялся за дело.
Плескалась река, журчала на перекатах. Радужные крылья стрекоз трепетали в зарослях ивняка. На песчаную отмель зачем-то садились пчелы. Все казалось незыблемым, настоящим. Так было, так есть и так будет всегда.
Тяпка была немного тяжеловатой, но я еще в детстве умел работать с обеих рук, поэтому почти не устал. Мне оставалось пройти всего четыре рядка. Я настолько увлекся, что сразу и не расслышал, как кто-то меня окликает.
- Привет, говорю, Кулибин!
Это были мужики со смолы. Войдя по колено в воду, они смывали пот и потеки грязи метрах в трех от меня.
- И вам не хворать! - поздоровался я, пряча тяпку между рядков.
- Что не заходишь? - спросил дядька Петро. - Плитку делать, еще не передумал?
Нет, кое в чем я все-таки изменился в худшую сторону. Куда-то исчезла сдержанная немногословность солидного человека. Сквозь поры моей души проступил хвастливый пацан. Я выложил в подробностях все о действующей модели электротрамбовки: где взял, что сделал, как подключил. Не упустил даже то, что дедушка спит и поэтому я ее еще не успел испытать.
- Неси, - прервал мои словеса Василий Кузьмич, - покумекаем вместе.
Я пулей понесся к сараю, забыв про еще не окученную картошку.
Бабушка стояла возле колодца, разговаривала с сестрой. Она ловко поймала меня на ходу, заправила рубашку в штаны и строго спросила:
- Ты тяпку мою не видел?
- Там она, на островке, - скороговоркой выпалил я пританцовывая от нетерпения.
- Пойди, принеси!
В общем, когда я пришел к сторожке, мужики уже переоделись и готовились принять на грудь. Вареные яйца, сало, черный хлеб и молодой чеснок, были разложены по тарелкам. В ведре с холодной водой ожидали звездной минуты две бутылки "Портвейна" по рубль семнадцать.
Нет, сейчас так не пьют. Верней, не сейчас, а... ну, в общем, вы поняли. На те же, рубль семнадцать, можно было нажраться вусмерть. Бутылка хорошего самогона стоила пятьдесят копеек, домашнее вино - максимум, тридцать. Да только статус рабочего человека не позволял мелочиться. Пили "покупное" вино не для того, чтобы покуражиться, или пустить пыль кому-то в глаза, а просто из самоуважения. И пойло было другим, и люди.
- А вот и Кулибин, - констатировал дядя Вася, - быстро же ты! Правда, что ли, собрал? Ну-ка, Васильевич, тащи переноску. Сейчас испытаем - будет чего обмыть.
Петро отложил в сторону нож, которым только что очищал от соли шмат сала, вытер его об газету и осмотрел конструкцию.
- Шурупы могут не выдержать, - сказал он с сомнением в голосе и придавил комара. - Это у тебя что, эксцентрик такой? Сорвет его, к чертовой матери! Ты бы его эпоксидкой залил, что ли?
Ворча и почесываясь, он проверил соединение и стал выбирать место, которое можно утрамбовать. Вся грузовая площадка была залита смолой, и единственный кусочек сравнительно чистой земли, до которого дотянулась его переноска, был под чумазой, приземистой яблонькой.
Мой аппарат затрещал, и стал деловито постукивать. На поверхности почвы проступила лужица влаги.
- Ни себе хрена! - удивился Культя, - это сколько же надо ручною трамбовкой землю охаживать, чтобы дойти до воды!