Парк прошлого

Потом, все еще читая вслух и держа книжку в одной руке, я натянула на себя теплое пальто и взяла сумку. Тут прервалась, опустила книжку на стол и осторожно выскользнула на лестницу; дверь за мной закрылась с еле слышным щелчком. Я уверена, что ни жильцы под нами, ни хозяин лавки внизу не заметили моего побега…
…на улицу.
Я решила сбежать в цирк! У меня даже не было никакого плана в голове, только решимость найти цирк. Затеряюсь где-нибудь в большом городе, буду работать и путешествовать по разным местам.
Это было так странно… наконец-то оказаться в одиночестве, при свете дня, на оживленной улице. Люди куда-то спешили, лихорадочно двигались во все стороны. Мимо меня пробегали оборванные уличные мальчишки, толкались, со смехом поскальзывались на заснеженной мостовой. Лоточники продавали всякую всячину: спички, шнурки для ботинок, жареные каштаны. Хлопья снега вихрились колючими завитками. Лицо покалывало от морозца, и всю меня вдруг охватило сильнейшее возбуждение, как будто я впервые по-настоящему почувствовала себя живой! Все чувства обострились; холодный воздух удивительно бодрил. Оказывается, я умела очень быстро ходить, если Джек не держал! Я побежала, подпрыгивая, подскакивая в снегу!
Уличный торговец продавал сладкие пирожки с начинкой, они лежали на лотке ровными рядками, такие теплые, аппетитные, дышащие жаром.
— Сколько стоит? — спросила я.
— Пенни, мисс, — ответил он с улыбкой.
Я протянула коробейнику блестящий пенни, горсть которых достала из копилки, и вдруг почувствовала укол вины — вспомнила, что Джек сейчас так и спит в гостиной и ничего не подозревает. Потом пошла дальше, наслаждаясь горячим пирожком и заглядывая во все магазинные витрины. На тротуаре, прислонившись к красному почтовому ящику, сидел какой-то оборванец. Он проводил меня грустным взглядом. Я запнулась, пирожок так отчетливо жег мне ладонь… а у оборванца пальцы были костлявые, почти синие от холода. Тогда я сделала несколько шагов назад и протянула ему другую монетку, на этот раз — целый серебряный шестипенсовик. Случайно коснулась его руки и вздрогнула от холода: пальцы ледяные, как сосульки у нас на водосточном желобе. Нищий поначалу улыбнулся, с благодарностью кивнул и вдруг переменился в лице… как будто узнал меня, хотя мы, кажется, ни разу до сих пор не встречались.
— Это ты! — заявил он, расширив глаза. — Та самая!
И кивнул.
— Даже не знаю, о чем это вы, — ответила я, улыбнулась и поспешила дальше.
— Вернись! — крикнул он вслед, но я продолжила путь.
Через несколько минут я обнаружила, что замерзающий попрошайка увязался за мной. Он замешкался у витрины булочной. На мой шестипенсовик можно было купить по меньшей мере полбуханки хлеба и сдобную булку с маком, да еще и пакетик раскрошившегося печенья в придачу. Нищий обернулся, и наши взгляды встретились. Я отвернулась, немного напуганная тем, как он на меня уставился, совсем как голодный волк из сказки. И снова поспешила прочь от попрошайки, стараясь затеряться в сутолоке улиц.
Я дошла до рыночной площади. Здесь, я точно знала, будет цирк. На площади стояли рядами большие магазины, расхаживали деловитые покупатели. В толпе сновал пирожник, удерживая свой поднос с товаром на голове. Человек в длинной шинели немного прошел рядом со мной, почти в ногу. На поясе у него висели какие-то мешки, а на плечах он нес длинную палку, увешанную тушками кроликов, связанных за задние лапки. Я отвела взгляд от печального зрелища, но тут же столкнулась нос к носу с розовой свиной головой, подвешенной на крюк в ряду таких же голов в витрине мясной лавки. Я так отчетливо разглядела их белесые ресницы… Ниже тянулся ряд свиных туш. Еще ниже, под ними, на фарфоровом блюде красовался пирог со свининой. Я поспешила дальше, в толпу, прочь от запаха крови и опилок. В центре между рыночных палаток расположилась зимняя ярмарка с уличными клоунами и импровизированным цирком.
Я оказалась рядом с яркими, разукрашенными повозками под холщовыми пологами. У ближайшей повозки стоял акробат в разноцветном трико, еще один играл на потертом корнете. Поверху растянули полотнище с надписью «ЗНАМЕНИТЫЙ ПАНДЕМОНИУМ ЯГО».
Артисты собрали немаленькую толпу зевак, которые весело толкались локтями и ждали представления. Я протиснулась в самую гущу, все еще опасаясь преследования попрошайки.
— Простите, — бормотала я. — Ох, извините, пожалуйста; прошу прощения! — А сама пробиралась как можно дальше от крови, свиных туш и уличных оборванцев. Люди, на которых я наталкивалась и мимо которых протискивалась, почти все добродушно веселились и радовались яркому, морозному утру, но были среди них и другие, на вид суровые и строгие. Мужчины и женщины с глубоко запавшими глазами и ввалившимися щеками, как будто оголодавшие, с тонкими запястьями и узловатыми суставами, едва не протыкавшими их ветхую одежонку.
С двух сторон импровизированную сцену ограждали крытые повозки, а в воздухе меж двух полосатых столбов был туго натянут канат. На сцене клоун громко бил в небольшой барабан, еще один, схватив какую-то вспомогательную веревку, хрипло что-то выкрикивал; выразительное лицо раскрашено белой краской, тонкие губы густо намазаны ярко-красным.
— Подходите, подходите! — зазывал он. — Яго ходит по канату! Прямиком из далекой Индии, приехал к нам сегодня в Старый Лондон! Дальний путь! Сквозь пыль дорог! Специально к вам! Пройдет по канату на высоте в целых пятнадцать футов! Без всякой страховки! Собирайтесь, скорей, подходите!
В задней части одной из повозок распахнулся холщовый полог, и на сцену под аплодисменты выступил еще один акробат. Лицо у него было очень смуглое, резко контрастировавшее с набеленными лицами остальных артистов. Акробат шагнул на вспомогательный трос, с легкостью удерживая равновесие, а я заметила, какие мягкие у него башмаки и как цепко он загибает пальцы вокруг проволоки. Наверное, так легче удержаться. Индиец, словно противовесом, размахивал солнечным зонтиком, расшитым разноцветными квадратиками блестящей ткани, и потешно карабкался по тросу к самой верхушке столба. Я подалась ближе, поерзала, протискиваясь вперед, чтобы лучше видеть. Барабанщик тем временем продолжал отбивать ритм.
Акробат шагнул на канат, но, кажется, потерял равновесие и рухнул вперед, едва не свалившись в толпу. Он кренился то в одну сторону, то в другую, испуганно размахивая руками. В толпе зрителей возле сцены воцарилось молчание. Я, как и все, затаила дыхание. Потом кто-то захохотал, и мы догадались, что это шутка — канатоходец только притворялся, будто падает. В толпе радостно засмеялись. Все заохали, заахали, кто-то нервно хихикал. За всю свою скучную, тусклую жизнь взаперти я еще никогда не видела ничего более страшного и восхитительного!
Один из членов труппы вышел к нам и стал собирать плату за представление. Я выудила несколько монеток из кармана пальто и, не глядя, опустила в его шкатулку, плохо представляя истинные размеры своей щедрости. Артист улыбнулся мне, лицо над белоснежным гримом было доброе, словно лицо друга.
Канатоходец завершил свой номер в воздухе. Я не разглядела, как именно ему это удалось, но с помощью какого-то хитроумного трюка индийский гимнаст как будто неспешно спланировал на сцену. Все бурно зааплодировали; я почувствовала себя в безопасности, мне вдруг сделалось тепло и радостно в толпе зрителей, наблюдавших за ярким представлением.
Барабанщик отложил барабан в сторону и вынес на импровизированную сцену небольшой столик. Столик был накрыт красивой синей скатертью, — скатертью цвета неба, цвета бесконечности, цвета безмятежности, сплошь усыпанной серебряными звездочками. Индиец, главный акробат, которого я сочла тем самым Яго, взмахнул рукой, привлекая внимание публики, вытянул костлявый палец вверх и прошептал: «Ш-ш-ш!»
Толпа затихла, музыкант сменил корнет на скрипку и принялся наигрывать печальный вальс. Акробат Яго пошарил под синей скатертью и вытащил… ничего. Он вытянул руки к зрителям, показал нам свои ладони со всех сторон — ничего. Слегка поддернул рукава — в них тоже было пусто. Индиец склонился к толпе, подался прямо ко мне и провел рукой у меня за ухом. Длинные пальцы щекотно скользнули по моей коже, и он, словно бы из ниоткуда, вытащил белое яйцо! Артист поднял его повыше, демонстрируя со всех сторон сначала мне, потом всем остальным зрителям. Яйцо сияло белизной на фоне смуглой кожи.