Приезжие
На кухне было грязно. В ванной и в туалете тоже. Лагутин был аккуратистом – мама приучила с самого детства.
Отец же всегда был неряшлив. Пару раз взялся гладить лагутинские рубашки – сжег воротники. Запарывал стрелки на брюках. Лагутин умолял его не прикасаться к его вещам – пустое. Тот словно не слышал его. Видимо, считал, что наверстывает упущенное и проявляет отцовские чувства.
Лагутин стал задерживаться на работе. Но не ночевать же там, в конце концов! Да и привыкать надо было, куда деваться? Жить им предстояло вместе – другого выхода не было. Еще Лешу бесило и обижало, что каждую неделю – каждую! – отец ездил на кладбище к Полине, а к маме – раз в год, не чаще. Не простил ему Лагутин маму, так и не простил.
По Полине отец тосковал страшно и не скрывал этого – рассматривал ее фотографии, хлюпал носом, утирал слезы и приговаривал, что страшно осиротел. Лагутин смотрел на него и удивлялся – вот как бывает.
Когда появилась возможность уехать в Академгородок под Новосибирском, он вцепился в нее зубами – не дай бог, не срастется! Но срослось, повезло, и он уехал в новую жизнь. Сбежать, сбежать. Сбежать из этого шумного города, от тоски по маме, от боли и тоски по дочке и бывшей жене. От отца, превратившего его жизнь если не почти в ад, то, во всяком случае, в большую неприятность.
Отец растерялся и очень расстроился:
– Как же так, Алексей? Как я останусь один? Как смогу жить без тебя? А если вдруг что-то случится? Я ведь немолод, Алеша, и у меня никого нет! Некому позвонить. Если бы Полечка меня не оставила, если бы Полечка была жива!
– Выживешь! – резко ответил Лагутин. И не сдержался: – Я тогда тоже остался один, после маминой смерти. Ты думал об этом? О моем одиночестве, например? И ничего, я пережил! А ты… Ты даже год не смог обождать, – с горечью бросил он и вышел из комнаты.
И все-таки сердце сжалось. Но он взял себя в руки. Понимал – если останется, будет все только хуже и хуже. Их уже не переделать.
Конечно, деньги все эти годы он высылал. А когда отец занемог, тут же нашлась помощница – женщина из Украины. Отец воспрял, воскрес, ожил и был ею очень доволен. Без конца повторял: «Ниночка, Ниночка! Ниночка расчудесная, милая такая, расторопная! И все у нее выходит ловко! Ах, какие моя Ниночка варит борщи!»
Лагутин не удержался: «Что, лучше Полины?»
В общем, за отца он был спокоен. Ниночка эта иногда брала трубку и отчитывалась:
– Алексей Петрович, у нас все хорошо! Петр Алексеевич хорошо ест, гуляет во дворе, я, конечно, вместе с ним. Делаю ему витаминные уколы – врач прописал, конечно. Откуда умею? Да я за мамой ухаживала – она у меня двенадцать лет не вставала.
Ну и отлично. Отлично все складывалось – Ниночка эта и хозяйка, и почти медработник. Если что, сразу окажет помощь. Нет, определенно им повезло с этой Ниной! Только бы не ушла – со стариками непросто. Но Ниночка, кажется, была всем довольна – с отцом справлялась, общий язык был найден. Отец был счастлив, что в доме живой человек, уход ему был обеспечен.
Словом, Лагутин был спокоен. И совесть его была чиста.
В Городке все сложилось. Он и сам не ожидал, если честно. Побег его был вынужденным, жизнь до была невыносима. Он думал – ну вот, года два-три, пока поднимает свою тему, поживет здесь, а там наверняка придется вернуться, наверняка. Ну что ж, небольшая передышка ему необходима.
Но вышло совсем не так – с темой он закончил через три года, но началась новая работа, еще интереснее прежней. Увлечен он был очень – в Москве этого бы никогда не случилось, он это понимал. Да и Соболевский математический институт – это, знаете ли, имя.
Местная публика, коллеги его восхищали – недаром ведь город ученых. Нет, конечно, и здесь встречались зависть, подхалимаж, подсиживание. Но, как ему казалось, не в такой степени точно. Все-таки люди здесь были другими.
Первый год он жил в общежитии, правда, в отдельной комнате, удобства там же. А через два с половиной года ему дали квартиру.
Окна его однокомнатной берлоги, как он ее называл, выходили на лес – нет, даже не так: в окна третьего этажа стучали по ночам ветки елей, а на балконные перила присаживалась рыжая белка. Лагутину казалось, что она его узнавала.
В Городке было тихо, дышалось легко и свободно.
Он кое-как обставил квартиру – купил диван, кто-то из соседей отдал ему письменный стол, кто-то – кухонный буфет. Лагутин был почти счастлив – здесь ничего не напоминало ему о его прежней жизни.
Иногда ездил в город – так у них говорилось, всего-то за двадцать километров. Но можно было и обойтись – в Городок часто приезжали столичные артисты и привозили прекрасные фильмы. Знаменитый клуб «Под интегралом» и не менее знаменитое кафе «Эврика» были любимыми местами сбора молодежи.
На Новый год собирались компаниями – иногда в клубе, иногда по домам. У него появились приятели – две семейные пары физиков из Питера и холостяк из Ижевска Димка Бобров, биохимик.
На выходные ездили на Обское море, рыбачить или загорать. Иногда забирались на острова, Дикий или Атамановский, там можно было ухватить и редкую ныне нельму и даже муксуна, чира или стерлядь. Но это бывало нечасто – в основном брали щуку, судака и чебака. Этого добра было навалом.
По вечерам, на выходные, часто расписывали пулечку. Ходили в баню, под местную вяленую рыбку и пивко. Сибиряки часто лепили пельмени, привлекая для этого грандиозного дела соседей. Участвовал в этом и Лагутин.
Конечно, у него появилась женщина – лаборантка Тамара, из местных, из старожилов. Молчаливая, спокойная и сдержанная. Не девочка – тогда ей было за тридцать.
Нет, он не влюбился в нее, но понимал – в жизни мужчины должна быть женщина, иначе какая-то ненормальность, патология, нонсенс. Тамара не обременяла его – по негласному договору приходила вечером в пятницу, так уж сложилось. Утром спешила домой, к сыну, в город. И надо сказать, Лагутин был счастлив, когда за ней закрывалась входная дверь.
Ни разу он не подумал, что ему стоит обзавестись семьей в полном смысле этого слова. Бирюк. С бытом он справлялся, да и какой у него быт? Ерунда, он привык. Как привык и к холостяцкому образу жизни – который, кстати, его очень устраивал. Более того – он его полюбил. Полюбил свою свободу, тишину и покой. Да, покой. С годами он стал уверен – семейная жизнь определенно не для него. Его жизнь – наука, его работа, лаборатория, банные посиделки и нечастые встречи с новообретенными друзьями, точнее приятелями.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.