Самый черный день (СИ)
Серую спину собаки я заметил за стопкой бревен у старого, покосившего сарая. Мысль о том, что там могут быть щенки, то есть легкая добыча и еда, не отпускала. Да, только циничный расчет и чувство голода движет человечеством последние несколько лет. Завалить алабая — не проблема, проблема найти потом надежное укрытие, чтобы навялить мяса, а то ведь шарахаются такие же, как я по тайге…
Оцепенение, замешательство, и чего уж, чувство самого настоящего стыда накрыли меня одновременно. Увиденное, потрясло меня до глубины души, похоже, еще есть чему удивляться в этом мире. Собака принесла кусок жаренной змеятины подростку… лет пятнадцать, сидит за бревнами и с удовольствием поедает принесенный собакой гостинец, при этом оглядываясь и ожидая опасности. Мне вдруг стало стыдно, стыдно за себя и за всю человеческую расу… собака, животное, но оно заботится о человеке, маленьком человеке. Сев на задние лапы собака озирается по сторонам, понятно, что чует меня, вон как уши приподняла и уставилась в мою стону, хотя, вряд ли видит, скорее чувствует.
Достав из сидора контейнер с остатками змеиного мяса, я вышел из подлеска на дорогу, всем своим видом намекая на дружелюбность. Наверное, семидесятикилограммовая псина сразу же сиганула в мою сторону и застыла в стойке в десятке метров, готовясь защищать ребенка… Ага, это еще смотря кто добыча, — я поудобнее перехватил оружие одной рукой, взял из контейнера один кусок, а сам контейнер положил на землю и сделал несколько осторожных шагов назад. Подросток в обносках, худющий, словно зверек впился в меня взглядом, выглядывая из-за бревна.
— Я с миром, — негромко, чтобы не провоцировать собаку сказал я и присел на камень у дороги, положив оружие на колени и, откусив мяса, добавил, — бери, поешь.
— Найда, охраняй! — крикнул подросток.
Собака, не сводя с меня взгляда, прошла вперед и уселась между мной и оставленным на земле контейнером.
Да уж, ошибся я, по походке, фигуре и жестам, я понял, что этот подросток женского пола. Она, быстро перебежав, схватила контейнер и также быстро вернулась за бревна.
— Если долго голодала, то все сразу не съедай, живот скрутит, — посоветовал я, но ответа не услышал.
Девчонка рвала зубами мясо и, почти не жуя, глотала кусок за куском.
— Прихватит живот говорю!
— Ты офкуга? — спросила девчонка с набитым ртом.
— С севера шел, не знал, что вашего Пристанища больше нет.
Собака все это время даже не пошевелилась, сидит, смотрит внимательно на меня, даже в какой-то степени невозмутимо, однако по ее виду ясно, что кинуться она готова в любую секунду.
— Я одна здесь… все стороной это место теперь обходят, а мне даже лучше.
— Людоеды?
— Да, в начале лета пришли, большое племя, здесь только я и Найда.
— Ну, насчет лучше… по твоему виду не похоже что-то.
— На свой посмотри, разве что… ботинки у тебя отличные, просто сокровище, — прожевав, парировала девчонка, а потом добавила, — за то, что поделился, разрешаю походить тут, может и найдешь что-то интересное для себя, хотя…
— Людоеды все собрали, наверное.
— Угу… С севера значит, а идешь куда?
— К морю, там и зима мягче, по слухам, есть пара Пристанищ спокойных.
— Меня возьмешь с собой? — вдруг спросила девчонка.
Доев мясо, она вышла из-за бревен и, вытирая руки об истертые до дыр то ли джинсы, то ли брюки от спецовки, подбоченилась было, чтобы придать себе в процессе переговоров деловой вид, но тут ее лицо как-то напряглось, глаза забегали, и она… быстро побежала в сторону покосившегося и недогоревшего бревенчатого домишки.
Я хмыкнул и покосился на собаку, а та, лишь проводив хозяйку взглядом легла и приподняв брови продолжила изучать меня.
Взять с собой… сложный вопрос. Я сидел и крутил в руках патрон от «космической» винтовки и думал, как поступить. Одному мне уже привычно скитаться, даже если и пересекутся мои пути с кем-либо, то в большей степени вероятности неприятностей можно избежать — договориться, устроить обмен, ну… на крайний случай могу превентивно избавиться от недоброжелателя устроив засаду. Но с собакой, которая хоть и молчалива, да и по нынешним временам почти центнер мяса и шкура, опять же… А девчонка, хоть ей и лет не более шестнадцати, но… Нет! Лишние проблемы только. Вот пройдусь по Пристанищу, поищу чего полезного раз уж добро дадено, и ходу, а эта чумазая со своим «Джульбарсом» пусть своей дорогой идет, вернее, пусть тут и остается. Ночевать тут тоже не стоит, еще обчистит…
— Я похожу пока здесь, — громко сказал я в сторону, куда удалилась чумазая, — как с собакой быть?
— Найда, ко мне… — донеслось с ее стороны.
Собака нехотя поднялась, и пошла к хозяйке.
— Вот и хорошо, — сказал я и тоже встал.
Как я и предполагал, особо ценного ничего не нашлось, разве что остатки почти сгоревшего женского халата, в воротнике которого обнаружились две швейных иглы — большой дефицит по нынешним временам. В остальном Пристанище было неплохо выпотрошено на предмет всего ценного в медленно гибнувшем и сползающим в каменный век мире.
— Так что, возьмешь меня с собой? — все еще мучаясь болями в животе спросила девчонка сидя на камне, когда я подошел к ней что бы попрощаться.
— Это вряд ли.
— Тогда уходи, — зло, нет, скорее с укором посмотрела она на меня, чуть отодвинула край старой, засаленной и грязной ветровки без рукавов и, продемонстрировала рукоять ПМ-а за поясом.
Так и сделал, мне ведь что, главное осторожность, легкость хода и отсутствие обузы. Прежде чем шагнуть в подлесок с тропы, по которой пришел к Пристанищу, оглянулся, но не обнаружил среди обгоревших остовов домишек и сараев ни девчонки, ни собаки, уже где-то спрятались.
Я покинул Пристанище, периодически огладываясь и прислушиваясь, и вернулся к каменной осыпи. Стараясь максимально плотно увязать свои находки, я сидел за камнем, где припрятал все перед слежкой за собакой и мысленно отмахивался от голоса внезапно проснувшейся совести. Но кроме совести есть прагматизм, здравый смысл и мой принцип — осторожность.
Что заставило меня затаиться и прислушаться — не знаю, может оно самое, шестое чувство, о котором раньше говорили многочисленные гуру многочисленных религий появившихся в великом множестве перед началом конца, а может, выработанная за несколько лет элементарная привычка периодически замирать, словно ящерица и превращаться в одно большое ухо.
— Черт! — я тихо выругался, после того, как осторожно выглянул из-за камня.
Егерь... и с ним люди, человек двадцать, они остановились на границе леса и каменной осыпи. Егеря, в этом, стремящемуся к закату мире, своего рода элита, наемники, следопыты. По большей части они в найме у кого-то из Хозяев, но есть и те, кто в рабстве, у них, часто бывает отрезан язык, ну чтобы не могли рассказать о том, что и где приходилось искать для своих Хозяев. Но этот Егерь на раба не похож, вид не тот, да и разговаривает с высоким мужиком в дорогой снаряге и автоматом, не лебезя и не кланяясь.
Поймал себя на мысли, что уже начало потряхивать от хлынувшего в кровь адреналина… знакомое ощущение и неприятное до боли в зубах, приходилось уже пару раз чувствовать себя добычей, и один раз стать таковой. Сжимая в руке обрез, выгнулся так, чтобы буквально краем глаза наблюдать за людьми на границе леса. Кто это? Те мои конкуренты, сообразившие, что самое ценное из капсулы я уже вытащил? Возможно, так… вижу порядка двадцати человек, вооружены огнестрелом не все, но большинство. Ждут, осматриваются, их старший говорит с Егерем, который показывает на землю и пусть его разорвет, в сторону валуна, за которым я собственно и спрятался. Ага, похоже, карту развернули, советуются… Даже если смогу сейчас, пользуясь тем, что они отвлеклись убежать вверх, в лес, то плутать от них я могу до морковкина заговенья и в конце концов меня загонят как зверя на номера. Но нет, второй раз я в рабство не ходок, лучше застрелюсь… Быстро осмотревшись и ощупав снаряжение и ношу, я стараясь не шуметь, как говорится «с низкого старта» рванул вверх, ожидая выстрела, но его не последовало, хотя нашумел я прилично, да и не заметить бегущего по голому, каменистому склону человека с полста метров невозможно.