Копия моего мужа (СИ)

Он неспешно выходит из автомобиля и твердой походкой направляется прямо к нам. Кажется, его ничуть не смущает то, что рядом со мной находится мужчина и своим присутствием он может как-нибудь нам помешать.
Мы с Рустамом не виделись три недели. Долгих три недели за время которых я, как могла, пыталась выбросить его из своей головы. И сейчас, когда я смотрю на его серьезное лицо, хмурые брови, сведенные к переносице, мощную фигуру в чёрном пальто, на которое падают снежинки, то четко осознаю, что эти попытки были безуспешными.
— Надо же, какие люди! — восклицает Максим Романович увидев Тахирова.
Я догадываюсь, что ранее они уже были знакомы, потому что мой начальник как-то слишком резво протягивает свою ладонь Рустаму и улыбается во весь рот. Тахиров не торопится пожимать её в ответ. Несколько секунд он смеряет своим холодным взглядом Максима и только после этого крепко сдавливает его руку. Если бы я не знала Тахирова, то подумала бы, что он ревнует.
— Добрый вечер.
— Какими судьбами здесь, Рустам Ильдарович? — спрашивает мой начальник.
Я ненадолго чувствую себя среди них третьей лишней. Две высоких мужских фигуры возвышаются по обе стороны от меня. И только к одному из них меня неумолимо тянет словно магнитом.
— Приехал навестить Надю, — Рустам переводит свой взгляд на меня.
В чёрных глазах мелькает едва заметный огонёк. Мы неотрывно смотрим друг на друга несколько секунд подряд. Чувствую, что тону в его глазах-магнитах, поэтому прервать наш зрительный контакт я не могу. До тех пор, пока Максим Романович не спрашивает, кто собственно такая эта Надя и мне приходится ему ответить.
— Надя, это моя дочь, — поясняю начальнику, чуть отшатнувшись от него.
На лице Максима Романовича мелькает что-то похожее на удивление и… разочарование. Я же прекрасно понимаю, что не все мужчины адекватно реагируют на чужих детей. Но в этот раз становится как-то неприятно и обидно — я же не напрашивалась к нему в автомобиль, не просила подвезти. После моего ответа о дочери всё становится на свои места — похоже данный способ очень эфективен, чтобы отшивать назойливых мужчин.
— Надя — это наша дочь, — поправляет меня Тахиров.
Несмотря на то, что на улице минусовая температура, мои ладошки моментально становятся влажными от столь непредсказуемых слов, а сердце в грудной клетке отбивает частые ритмичные удары. Неужели он уже получил результаты ДНК? Неужели знает что-то большее, чем я?
Я смущенно улыбаюсь и перевожу взгляд на ошарашенного Максима. Представляю, что он сейчас подумал обо мне. Но, может быть, эта заставит его навсегда от меня отвернуться как от женщины?
— О, чёрт, я даже не знал, что вы вместе, — он вынимает свою ладонь из сильных рукопожатий Тахирова, пятится назад и направляется в сторону припаркованного автомобиля. — Решил подвести коллегу домой — на улице лютый мороз, а Валерия Алексеевна без шапки. Но мне уже пора, поэтому до встречи на работе!
Максим Романович машет напоследок рукой и скрывается за поворотом так быстро, что я едва успеваю моргнуть. Слышится громкий рев двигателя, а затем непривычная вечерняя тишина. С неба падают крупные снежинки и уже спустя минуту на широких плечах Рустама и его чёрных волосах лежит приличный слой снега.
— Ты почему без шапки? — спрашивает он, едва улыбаясь уголками рта.
— А ты почему обманул моего начальника? — произношу дрожащим голосом, и чтобы скрыть своё волнение лезу в сумочку, доставая оттуда ключи.
— Что, если нет?
Связка выпадает у меня из рук, и я резко наклоняюсь, чтобы её поднять. Вместе со мной эту же манипуляцию проводит и Тахиров и мы касаемся друг друга пальцами, когда пытаемся одновременно поднять ключи. Я резко одергиваю руку, словно только что получила высоковольтный разряд тока и позволяю Рустаму взять связку.
В квартире тепло и пахнет выпечкой. Я стаскиваю с себя шарф и куртку, снимаю ботинки, мою руки и, забывая обо всем, бегу к Надюшке, которая радостно улыбается на руках у няни. Ольга Семеновна передает мне малышку, и я прижимаю дочку к себе, вдыхая её сладкий молочный запах.
— Я соскучилась, мой зайчонок… — дочка что-то лепечет на своем языке и дергает меня за волосы. — Ольга Семеновна, на сегодня всё.
— Хорошо, Лера. Я приду завтра, как обычно в восемь, — произносит она.
Спустя десять минут она уходит, оставляя нас с Рустамом один на один, если не считать Надюшки. В моей дамской сумке настойчиво звонит мобильный телефон, а дочка все ещё находится в моих руках.
— Я могу подержать, — произносит Тахиров.
Киваю и спокойно передаю ему малышку. На другом конце провода — Лена, моя коллега, которая преподает танцы. Она слёзно просит заменить её завтра утром, потому что ей кровь из носу нужно ненадолго отлучиться в больницу.
— Подожди, я посмотрю своё расписание, — лезу в сумочку, достаю оттуда свой ежедневник и пролистнув записи нахожу график работы. — Да, я смогу заменить тебя завтра. Конечно, рассчитаешься потом.
Я смеюсь, кладу трубку и замираю на месте, когда улавливаю на себе внимательный взгляд Рустама.
— Что? — мгновенно перестаю смеяться и краснею.
Кажется, что в квартире душно, нечем дышать и пора сбавить отопление.
— Нет, ничего. Ты изменилась, Лера, — отвечает Тахиров, осматривая меня с головы и до ног.
— Тебе это не нравится? — произношу слишком тихо, но он меня прекрасно слышит.
— Почему же, наоборот, — от его низкого голоса и цепкого взгляда по коже мгновенно ползут мурашки.
Рустам продолжает возиться с малышкой и у меня есть немного времени, чтобы сменить уличную одежду на домашнюю. Я влетаю в свою комнату, запираюсь на замок и начинаю судорожно искать в своем необъятном шкафу приличное платье. Чтобы было не слишком вызывающее, но в меру привлекательное. Для него. Корю себя за то, что всё ещё не остыла к нему, что всё ещё хочу ему нравится. За то, что мне безумно важно выглядеть в его глазах красивой и соблазнительной. Зачем? За то время, что я здесь живу Рустам не навестил нас ни разу. Я уж было подумала, что он вычеркнул нас из своей жизни навсегда, но он опять вернулся и взбудоражил меня.
Я нахожу платье горчичного оттенка, приглаживаю волосы и тянусь к косметичке, чтобы найти там свою любимую помаду нюдового оттенка, но потом вовремя одергиваю себя. Достаточно, Валерия. Ты забываешься.
Когда выхожу в прихожую, то не нахожу там Рустама и дочь. Квартира, которую он купил для нас достаточно большая — три комнаты, сто двадцать квадратных метров. Стильный современный дизайн и красивая мебель. Будто всё подобрано согласно моему вкусу. Я неторопливо прохожу из комнаты в детскую. Неторопливо, потому что Надюшку Тахирову доверяю как никому. Приоткрыв дверь застаю там Рустама вместе с дочкой. Он находится без пиджака — рукава на рубашке закатанны до локтя, верхние пуговицы расстегнуты. Он бережно и сосредоточенно застегивает слип на малышке и бросает на меня короткий взгляд.
— Пришлось сменить подгузник, — поясняет Тахиров и вновь берет Надю на руки.
Кажется, он пришелся дочери по душе, потому что она во всю треплет его за короткие волосы, ощупывает ручками нос и уши. Зрелище, конечно, умилительное и душещипательное. Особенно для меня. Я-то всегда думала, что отца у моей дочери нет и никогда не будет, а теперь у нас появился шанс.
Я, как радушная хозяйка, завариваю малиновый чай и разрезаю остывший морковный пирог, который испекла для меня Ирина, на кусочки. Когда мною было принято решение переехать из особняка в квартиру, Тахиров любезно предложил мне в качестве помощницы по дому Ирину, и, чтобы не забирать её к себе насовсем, мы условились, что она будет приходить к нам всего три раза в неделю.
Мы садимся пить чай, а малышка находится в стульчике для кормления поблизости. Я смотрю в свою тарелку и чувствую, как меня пробирает мелкая дрожь от того, что взгляд Рустама бесстыже скользит по моему телу. Пытка какая-то. К моему огромному удивлению, Наденька засыпает сегодня без долгих укачиваний и прелюдий. Просто вырубается в стульчике для кормления и не просыпается даже тогда, когда я вынимаю её и укладываю в детскую кроватку. Поправив одеяльце и поцеловав дочку в макушку, выхожу в прихожую и с удивлением обнаруживаю, что Тахиров уже надел своё пальто и обувь. Что-то внутри меня вдруг обрывается, мне хочется, чтобы он остался. Сердце неприятно покалывает и мне становится невыносимо одиноко в пустой огромной квартире.