Злые компаньоны
Вдруг в железную дверь мансарды тихо постучали. Лайонел тут же открыл ее. Наш клиент был себе на уме и весьма робким парнем, он смотрел прищурившись, пугливо, как овца, забредшая в волчье логово. Лайонел радостно затащил его в помещение и подвел прямо к Энн, которая стояла, преграждая обоим путь. Она не ответила на его приветствие, не сказала ему ни слова. Зато глазами она выделывала нечто, обжигая ими жертву, словно жаркими углями или плетьми. Если он был робким, когда явился сюда, то робел тем больше, чем дольше она смотрела на него. Лайонел подошел ко мне. Он взял меня за руку, потащил к нему и представил мистеру Пюрдому под именем «Рики». Мистер Пюрдом робко улыбнулся, снова чего-то опасаясь. Видно было, что он хочет Энн; она его поймала на крючок. Что же до моей особы, то ко мне можно было присмотреться.
— Похоже, вы приятный мальчик.
— Все так говорят. Мама любила меня.
Я вставил мать отчасти как объект моих постоянных придирок. Я надеялся стереть ее из своей памяти. Я думал, что мне удастся забыть образ матери, если упомянуть ее при обстоятельствах, которые она считала бы порочными.
Однако мистер Пюрдом, похоже, не остался равнодушным ко мне; он решительно взял наши с Энн руки, так что при выходе мы сопровождали его. Я оглянулся на остальных, все еще сидевших у камина; трубка с гашишем гуляла по кругу.
Пюрдом отвел нас в такси, которое его ждало, и отвез в шикарный отель в центре города. Хотя рядом с нашим клиентом мы оба напоминали оборвышей, никто на нас не оглядывался. Нас быстро провели в его анфиладу комнат, и обслуживание номеров тут же доставило напитки. Энн чопорно восседала в прямом кресле у двери, а я устроился на диване на некотором удалении от нее и наблюдал за ими обоими. Видно было, что Пюрдом довольно опытный развратник, старый нахал; он ходил вокруг Энн, словно тигр вокруг добычи. Он не чмокал губами, хотя явно относился к сладострастным типам.
— А ты ничего, правда? — произнес он, улыбнувшись Энн. «Так вот почему она вела себя столь необычно», — подумал я про себя. Она поняла, что ему нужно, как только увидела его. Конечно, вполне возможно, что ей просто не хотелось вести себя иначе. Она всегда поступала так, как ей нравилось, — такое царственное поведение часто приводит к успеху, когда имеешь дело с людьми, которые предпочитают не приказывать, а любят, чтобы ими командовали. Это ленивые типы.
Как бы то ни было, она обратила его в рабство, как выразились бы викторианцы. Пюрдом поднес стул и сел рядом с ней, пытаясь, как мне казалось, разговорить ее.
— Энн, сколько тебе лет?
Молчание. Мне даже стало жалко старого распутника, но он получал то, за что платил. Он взял руку Энн и начал лизать ее своим коротким поросячьим языком. Наверно, его инструмент тоже короткий и толстый, как лопата. Та позволяла ему лизать свою руку до плеча, затем убрала ее с отвращением на лице.
— За это ты еще не заплатил, — заявила она.
— Но…
Пюрдом тяжело поднялся, понимая, что спорить бесполезно. Он вытащил бумажник и протянул ей две бумажки по двадцать долларов, а она лишь взглянула на них. Пюрдом добавил еще одну бумажку, и те исчезли в ее руке. Она крикнула мне:
— Иди сюда и сними с него одежду. Приготовь его. Я не хочу прикасаться к этому неприятному типу.
Пюрдом довольно послушно встал, когда я подошел к нему со спины. Он поднял руки, словно ребенок, которого раздевает мать, я снял с него пиджак, расстегнул рубашку, развязал галстук — показалась его белая грудь. Груди у него были больше, чем у Энн. Во время раздевания он ни разу не открыл глаз и не пытался коснуться меня. Он лишь еще крепче зажмурил глаза. Сняв его ботинки, я отошел в сторону, ожидая, что Энн расстегнет ему ремень и довершит разоблачение.
Энн занялась этим, словно змея, обвиваясь вокруг Адама в саду Эдема. Когда он невольно дернулся, потому что Энн пощекотала его обнаженную плоть, та провела ногтями по его руке, оставив кровавый след. Он захихикал, но не стал возражать. Сняв с него трусы, она громко расхохоталась над его похожим на репу членом. Пюрдом широко раскрыл глаза, но не сказал ни слова. Как только он оказался нагим и явно во власти Энн, та начала шлепать его до тех пор, пока его ягодицы не стали огненно-красными. Он прервал это удовольствие лишь для того, чтобы пригласить нас очень спокойным голосом забраться в большую постель. Он лег в постель лицом вниз и стал подпрыгивать с яростью, на которую способны лишь дети. Это наложило отпечаток на дальнейшие события, ибо я почувствовал необходимость оберегать его.
В постели он был приятен. Он хотел резвиться и катался, как шестилетнее существо, которое щекочут. Энн чопорно сидела на краю постели с расстегнутой блузкой. Поскольку Энн никогда не носила лифчик, ее маленькие титьки выскочили прямо нам навстречу.
— Давайте сыграем в одну игру, — сказал он. Энн не обращала на него внимания, и он повернулся ко мне. — Давайте сыграем в одну игру.
— Приятель, хватит тебе чушь молоть, — наконец сказал я нечто подобное. Иногда мои слова диктуются конкретной ситуацией на сцене, и я не могу сам себе поверить. Как я все путаю.
— Нет, я хочу играть. Раз я заплатил, вы должны играть! — надулся он. Верно, это была его вечеринка.
— Во что ты хочешь играть — в ладушки?
Он на некоторое время задумался над этим вопросом. Дело в том, что он действительно думал, в какую игру хочет сыграть со своими двумя партнерами, взятыми напрокат. Я представил его как богатого ребенка, всегда угощающего других, чтобы те играли с ним.
Но ему захотелось сыграть в другую игру.
— Давайте сыграем в куличики, — радостно сказал он после изрядного раздумья.
— А как же мы это сделаем? — спросил я. Насколько я понимал, у него было все необходимое для того, чтобы где-то припрятать завод по изготовлению куличиков. Мне следовало угадать, что у него на уме.
— Ты ведь хочешь по-большому, верно? Мы воспользуемся им.
— Вот черт.
Должно быть, мое лицо вытянулось до пола.
— Давай же. У такого большого парня, как у тебя, это легко получится.
Мне стало противно, но его рвение меня заинтриговало. Я взглянул на Энн, она пожала плечами.
— Нет, парень. Мы так не договаривались, — сказал я так или что-то вроде этого. Он выглядел разочарованным. Мы все сидели некоторое время, пока он кипел от злости. И тут он сказал своим обычным поросячьим голосом:
— Тогда верните мои деньги.
— Что? — прорычала Энн.
— Вы слышали меня. Я хочу, чтобы твой дружок работал, иначе забудем обо всем.
— Ты ведешь себя как сопливый младенец, — сказала Энн. Он шмыгнул носом. Стало ясно, что он будет стоять на своем.
— Хорошо, черт с ним, я сделаю это. Думаю, у меня выйдет хорошее дерьмо. — Эта мысль уже захватила меня. — Что я, по-твоему, должен делать?
Он уже повеселел.
— Сними-ка штаны и делай свое дело.
— Прямо здесь, на постели?
— Мне все равно.
— Еще бы.
Вам придется признать, что ситуация не была лишена комизма. Даже Энн насторожилась и глазами подбивала меня совершить эту процедуру. Я спустил брюки и пинком отправил их в угол, затем присел на корточки посреди кровати. Он подполз ко мне и сложил руки чашечками подо мной.
— Как курица, несущая золотые яйца, а? — Я говорил чушь, чтобы скрыть свое смущение и интерес к происходившему. Я не смотрел на Энн, но знал, что она наблюдает за мной. Очень скоро я вывернул свои внутренности наизнанку и выдавил две коричневые фекалии.
— Как замечательно!
Пюрдом ликовал. Я воспользовался носовым платком, чтобы подтереться, чрезмерно радуясь своему достижению.
— Никогда не думала, что доживу до этого дня, — хихикала Энн.
Наш клиент выглядел столь же напряженным и рассеянным, как мальчик, испытавший первую эрекцию. Он начал руками придавать форму мягкой субстанции. Пюрдом положил ее на постель в форме одного большого куличика, приглаживая его осторожно по бокам, как пекарь, заботящийся о корке. Затем он глазами пригласил нас отведать кулич.