Святая ночь (Сборник повестей и рассказов зарубежных писателей)

Я выдержал паузу, а потом ненавязчиво продолжил допрос:
— Что влечет их на Монте Верита? Жизнь там невыносимо тяжела, даже невозможна.
— Не для тех, кто слышит зов, — девочка покачала головой. — Они остаются вечно молодыми, никогда не стареют.
— Откуда вы это знаете, если их никто не видел?
— Так было всегда. Это вера. Поэтому жители долины ненавидят и боятся их, но в то же время завидуют. На Монте Верита знают секрет бессмертия.
Задумчиво смотрела она в окно, на далекую гору.
— А вы? — не отставал я. — Вы думаете, вас позовут?
— Я недостойна, — ответила девочка. — И потом, я боюсь.
Она унесла кофейник и пустую чашечку из-под кофе, поставила передо мной блюдо с фруктами.
— А теперь, — едва слышно произнесла она, — исчезновение девушки принесет беду. Жители долины разъярены. Кое-кто отправился в деревню, чтобы договориться с крестьянами и вместе напасть на монастырь. У нас дикие люди. Они попытаются убить всех, кто там живет. А потом станет еще хуже, вызовут войска, начнутся допросы, пытки, расстрелы. Можете представить, чем все это кончится. Вы приехали сюда не в самое удачное время. Все боятся. И только шепчутся между собой.
Услышав приближающиеся шаги, девочка метнулась за стойку бара и, низко опустив голову, занялась посудой.
Ее отец, войдя в зал, подозрительно оглядел нас. Я затушил сигарету в пепельнице и встал.
— Все еще хотите идти в горы? — спросил он.
— Да. Я вернусь через день или два.
— Дольше лучше не задерживаться.
— Вы думаете, испортится погода?
— Может, и так. К тому же в горах сейчас опасно.
— В каком смысле?
— Могут быть беспорядки. Люди взволнованы. Могут потерять голову. Случается, что незнакомцы, иностранцы попадают под горячую руку. Так что вам лучше отказаться от восхождения на Монте Верите и поехать на север. Там все спокойно.
— Благодарю. Но я выбрал Монте Верита.
Хозяин харчевни пожал плечами, отвернулся.
— Как желаете, не мое это дело.
Я вышел на улицу, пересек маленький мостик над горной речушкой и ступил на проселок, ведущий к восточному склону Монте Верита.
Поначалу из долины доносились какие-то звуки. Лай собак, треньканье колокольчиков на шеях коров, крики мужчин, зовущих друг друга. Затем поднимающиеся из труб дымы слились в единое марево, а сами дома издалека уже казались игрушечными. Проселок извивался по склону, поднимаясь все выше и выше, и к полудню долина затерялась далеко внизу. Я не думал ни о чем, кроме восхождения, перевалил один горный хребет, оставил позади второй и наконец достиг третьего, самого крутого, нависающего над головой. Продвигался я довольно медленно, другого не позволяли ни ослабевшие мышцы, ни затрудненное дыхание, но душевное возбуждение гнало меня вперед, и я совсем не чувствовал усталости. Наоборот, мне хотелось, чтобы подъем никогда не кончался.
Я даже удивился, когда передо мной внезапно возникла деревня. Мне-то казалось, что идти до нее еще не меньше часа. Должно быть, я очень спешил, потому что маленькая стрелка на моих часах не дошла до цифры «четыре». С первого взгляда стало ясно, что деревня покинута и живет в ней лишь несколько человек. Разбитые окна, провалившиеся крыши, дымок над двумя-тремя домами, ни одного работающего на полосках полей. Четыре тощие, неухоженные коровы щипали траву, в застывшем воздухе глухо звенели их колокольчики. После восторга, испытанного мною при подъеме, деревня представилась мне мрачной и зловещей. Мысль о том, что придется ночевать в таком месте, не радовала меня.
Я направился к дому, над которым поднимался дымок, и постучал в дверь. Пару минут спустя ее приоткрыл подросток лет четырнадцати, оглядел меня и, обернувшись, кого-то позвал. Появился мужчина моего возраста, обрюзгший, с ничего не выражающим взглядом. Он заговорил на местном диалекте, тут же заметил, что я не понимаю ни слова, и перешел на язык долины.
— Вы доктор?
— Нет, я иностранец, приехавший сюда в отпуск, чтобы полазить по горам. Если вы не возражаете, я хотел бы остановиться у вас на ночлег.
Его лицо вытянулось.
— У нас тяжелобольной. Я не знаю, что делать. Из долины обещали прислать доктора. Вы никого не встретили?
— К сожалению, нет. По тропе я шел один. Кто болен? Ребенок?
Мужчина покачал головой.
— Нет, нет, детей в деревне нет.
В его взгляде мелькнуло отчаяние, но я не представлял, чем смогу помочь. Лекарств с собой я не брал, за исключением пакета первой помощи и флакона аспирина. Аспирин мог бы пригодиться при высокой температуре, поэтому я вытащил флакон из рюкзака и протянул мужчине.
— Это таблетки. Могут помочь.
Мужчина пригласил меня в дом.
— Пожалуйста, посмотрите сами, что с ним.
С неохотой принял я приглашение, но поступить иначе не мог. В комнате на узкой кушетке у стены, закрыв глаза, укрытый двумя одеялами, лежал мужчина. Бледный, небритый, с заострившимися чертами лица, указывающими на близость смерти. Я приблизился, пристально посмотрел на него. Его глаза раскрылись. Какое-то мгновение мы молчали, не веря увиденному. Затем он протянул руку и улыбнулся. Виктор…
— Слава богу… — прошептал он.
От волнения я потерял дар речи. Виктор что-то сказал хозяину дома на местном диалекте, вероятно о том, что мы — давние друзья. Тот кивнул и ушел. А я остался у кушетки, сжимая руку Виктора.
— Давно ты болеешь?
— Почти пять дней. Плеврит. Такое со мной бывало и раньше. Правда, на этот раз я чувствую себя хуже. Старею.
Вновь он улыбнулся. Несмотря на тяжелую болезнь, он почти не изменился, я видел перед собой прежнего Виктора.
— Ты, похоже, процветаешь, — продолжил он. — Просто благоухаешь достигнутыми успехами.
Я спросил, почему он не писал, чем занимался эти чуть ли не двадцать лет.
— Я порвал с прошлым образом жизни. Полагаю, ты поступил точно так же, хотя и по-своему. Уехав из Англии, я больше не возвращался туда. Что у тебя в руке?
Я показал флакон аспирина.
— Боюсь, он тебе не поможет. Я здесь переночую, а утром первым делом найду одного или двух парней, которые помогут отнести тебя в долину.
Виктор покачал головой.
— Потеря времени. Я умираю. В этом сомнений нет.
— Ерунда. Тебе нужен доктор, соответствующий уход. Здесь это невозможно, — я оглядел темную, душную комнатушку.
— Обо мне не думай, — настаивал Виктор. — Важнее помочь другим.
— Кому?
— Анне, — у меня перехватило горло, а он продолжал: — Она все еще тут, знаешь ли, на Монте Верита.
— То есть она по-прежнему за теми стенами и никогда не покидала их?
— Поэтому я в этой деревне, — ответил Виктор. — Я приезжаю сюда каждый год, с самого начала. Я наверняка писал тебе об этом после войны. Двенадцать месяцев тихо и скромно я живу в маленьком портовом городке, а затем еду к Монте Верита. В этом году я приехал позже, потому что приболел.
Я не верил своим ушам. Что за жизнь избрал для себя Виктор, без друзей, без интересов, долгие месяцы ожидания бесцельного ежегодного паломничества.
— Ты хоть раз видел ее?
— Нет.
— Ты писал ей?
— Каждый год я привожу письмо. Оставляю его под стеной и возвращаюсь на следующий день.
— Письмо забирают?
— Обязательно. А я получаю плоский камень с нацарапанным на нем ответом. Камни я забираю с собой. Я храню их в моем доме.
Пронесенная сквозь годы верность Анне раздирала душу.
— Я пытался изучить эту религию, веру. Зародилась она очень давно, куда раньше христианства. Есть древние книги, в которых она кратко упоминается. Время от времени я натыкался на них, беседовал со стариками, учеными, интересующимися мистицизмом, культами древних галлов, друидами. И в каждом источнике я читал о могуществе луны, которая может дать людям вечную молодость и красоту. Между горцами тех времен существовала сильная связь.
— Можно подумать, Виктор, что и ты поверил во все это.
— Поверил. Как и те немногие дети, что остались в этой деревне.