Запретная страсть

Но Джинни не унималась, и вот из машины показалась одна длинная нога, потом другая, потом опирающаяся на дверцу забинтованная рука. Наконец на покрытой гравием дорожке появился сам Брэндон.
Келси не осознавала, что затаила дыхание, пока не услышала собственного шумного выдоха. Брэндон дома. До самого последнего момента ей все не верилось, что это произойдет.
Удивительно – он был, как всегда, великолепен. Высокий, поджарый, мускулистый, он отличался завидной статностью, как и все люди, работающие и занимающиеся спортом на открытом воздухе. Неделя, проведенная в больнице, не уничтожила его золотистого загара, и даже напряженная поза, в которой он стоял, не могла исказить совершенных пропорций его тела.
Ветер обвертывал штанины вокруг ног Брэндона – он похудел, да здорово, – и сдувал светлые курчавые пряди со лба, рассеченного заживающими порезами.
Доктор Джеймс хорошо поработал – шрамов будет очень мало. Но появилось что-то новое: Брэндон возмужал. Не утратив привлекательности, его лицо посуровело. Явно более жестким станет теперь и его взгляд…
Наконец, собравшись с духом, Келси внимательно посмотрела на полоску бинтов, обмотанных вокруг головы Брэндона. В больничной обстановке слепота не так бросалась в глаза, но здесь, в лучах яркого солнца, рядом с его собственным домом, она производила жуткое впечатление.
Словно услышав ее мысли, Брэндон поднял голову к окну, из которого она смотрела. Боль оставила отпечаток на всем его лице: над впалыми щеками остро обозначились скулы, губы, еще совсем недавно загибавшиеся вверх, чтобы при первой же возможности улыбнуться, утратили живость, а в уголках рта залегли глубокие складки, которых раньше не было.
– Нет! – выдохнула она.
– Спокойно. – Франциска сжала локоть Келси и заставила ее выпрямиться. Они переговаривались тихо, чтобы их не услышали внизу. – Спокойствие и выдержка, вот что главное теперь.
Келси покачала головой. Спокойствие? Казалось, в ней борются два человека: одному хочется сбежать по лестнице и с веселым смехом осыпать его поцелуями, а другому – забиться в уголок и дать волю слезам.
– Все будет хорошо! – вполголоса успокаивала ее экономка. – Нужно только немного времени. И немного мужества. – Она взяла Келси за руку. – Ты это можешь. Ты же не атласная барышня, которая даже кошке боится сказать «брысь».
– Кисейная, – автоматически поправила Келси.
– Кисейная? – Франциска скорчила гримасу. – Ага. Ну, все равно я права. Ты у нас мужская девушка, так что не отступай. А когда придет время, бери льва за рога.
– Мужественная, – опять поправила Келси, думая, как бы не запутаться в метафорах, а потом заметила в глазах Франциски веселую искорку. Может, она нарочно все переиначивает. Может, потребуется только выдержка и здравый смысл. И, конечно, этот потрясающий рогатый лев. На душе чуть-чуть полегчало, и она улыбнулась, тоже чуть-чуть. – Ладно, – сказала она. – Попробую.
Но в этот момент на лестнице послышались спотыкающиеся шаги Брэндона, и, несмотря на ободрение Франциски, Келси почувствовала, что сейчас все-таки упадет в обморок.
Келси в комнате. Он понял это, как только вошел в дверь.
Даже густой аромат перезрелых роз и увядающих хризантем не мог перебить запаха ее духов. Что же такое особенное в этом запахе сирени, почему он действует так возбуждающе? Ни одна из женщин, которых он когда-либо знал, не пользовалась этими духами.
Запах духов говорит о ее присутствии так же ясно, как если бы я видел ее воочию. И не потому, что обоняние восполняет потерю зрения. Я в это не верю. А если даже и так, это ко мне не относится. Я не собираюсь ходить с завязанными глазами так долго, чтобы понадобилось восполнять утрату зрения чем-то другим. Доктор Джеймс снимет повязку через два дня, и я буду видеть, как раньше!
Он всегда чувствовал, если Келси была неподалеку. У него начиналось какое-то атавистическое покалывание по всему позвоночнику, первобытный зуд в копчике, и он знал, что она здесь. И уже потом в его сознание просачивался запах, заставлявший думать о… ну, о вещах, которых не думают про невесту брата.
Джинни таскала его по комнате, показывая цветы, как будто всю прошедшую неделю он только и мечтал, чтобы поскорее заняться нюханьем цветов. Как будто запах цветов не напоминал ему о больнице, о бессильной ярости и боли.
Брэндон старался не разочаровывать сестренку, выслушивал ее восторженные речи, выказывая свой интерес, но вскоре уже начал уставать. Он еще не привык к костылю, и тот безжалостно врезался ему под мышку и натирал ладонь. Дико болели растянутые связки на колене, и отчаянно хотелось сесть.
Но в то же время ему очень не хотелось испугать своей немощью Джинни, которая так трогательно искала в нем признания и поддержки. Поэтому он ходил и ходил за ней, пытаясь не показывать боли.
– Джинни, дорогая, по-моему, Брэндону надо сесть, – озабоченно проговорила Келси, словно видела насквозь его мужественный стоицизм.
– Нет, – отказался он. – Я чувствую себя прекрасно. Мне легче, когда я стою. – После этих слов Брэндон не сел бы за все золото Тутанхамона.
Ответом ему было скептическое молчание. Но по крайней мере Келси не стала настаивать. Она больше не произнесла ни слова, и ему оставалось только догадываться, где она находится, как выглядит, как уложены ее густые длинные волосы, и даже о том, как она одета.
Может быть, она в строгой прямой юбке, какие всегда носит на работе? Или в любимом своем наряде для уикендов – облегающих синих джинсах и просторной блузке, той, с длинным рядом пуговок от ворота до пояса?..
Он почти радовался тому, что не может видеть ее. Она была одинаково соблазнительной и так, и этак.
Но с чего тебе думать о том, как одета Келси? Если что и хорошо, когда ты слеп, как летучая мышь, так это то, что не приходится бороться с желанием смотреть на Келси Уиттейкер. Если бы кто-нибудь мог сделать так, чтобы я не видел ее даже внутренним зрением…
– Ну, ладно, ладно, хватит о цветах. – Голос Франциски оборвал поток его растерянных мыслей, и он про себя поблагодарил ее за это. – Сбегай-ка на кухню, Джинни, и принеси Брэндону стакан яблочного сока, а он пока даст ноге отдохнуть.
Он почувствовал, как Джинни еще сильнее сжала его руку, точно боялась оставить его даже на минуту, чтобы он не исчез. Как получилось с Дугласом. И с их родителями тоже, хотя Джинни была слишком мала, чтобы это помнить. Он ответил ей тем же – сжал ей руку.
Бедная девочка! Такая маленькая, а сколько ей пришлось пережить. Однако нужно снова научиться доверять жизни. А поскольку мне ни за какие коврижки, даже за яблочный сок, не удастся проковылять по ступенькам вниз, сейчас самое время, чтобы она начала привыкать к новому порядку вещей.
– Давай, озорница, давай. – Он сделал шаг, припадая на больную ногу, и махнул костылем. – Траерн – липовая нога никуда не денется.
– Ну, вот и ладно. – Франциска оторвала пальцы Джинни от руки Брэндона.
Он услышал торопливые шаги к двери.
– А ты бы осталась, Келси, – решительно проговорила Франциска.
– Остаться? Но Брэндону нужен отдых, – необычно громко отозвалась Келси.
– Ничего, ничего, подведи его к креслу. Вам нужно поговорить. Кроме тебя, никто не может сказать, где что в этой комнате. Так что проведи для него экскурсию.
Молчаливое согласие, установившееся между двумя женщинами, буквально вибрировало в воздухе, и Брэндону хотелось понять, что это значит. Какими взглядами и жестами они обмениваются? Какие мысли передают друг другу так, чтобы он не мог понять? Беспомощность выводила его из себя, а вместе с болью становилась невыносимой.
– Тогда начнем, – нетерпеливо проговорил Брэндон. – Или я требую слишком много? Покажи только, где это чертово кресло!
Беспричинная вспышка опять наткнулась на полное молчание, однако он почувствовал, что снова берет ситуацию в свои руки.
– Ну, конечно же, – ответила наконец Келси, правда немного неуверенно. – Я покажу.