Город, которого не было
- Ну, как машина?
Пришелец разводил руками, и Мастер принимался за дело, со всею страстностью своей натуры отдаваясь изучению новой игрушки. Он долго возился в гулком нутре корабля, время от времени выглядывая из открытого иллюминатора, чтобы спросить Пришельца о назначении тех или иных приспособлений.
Пришелец виновато пожимал плечами, странно улыбался и говорил:
- Не знаю, право. Я по профессии не космомеханик. Моя основная профессия - биолог, а вспомогательная - космофилософ.
Поздно вечером, когда уже с трудом различались смутные очертания домика, ветхого деревянного сарая и космического корабля, Мастер Золотые Руки выключал свет, предусмотрительно проведенный внутрь корабля, и слезал по стремянке на землю. Он по привычке долго и тщательно вытирал неиспачканные ладони куском ветоши и с глубокомысленной важностью знатока распространялся о весьма возможном назначении механизмов корабля.
Не все жители верили, что Пришелец остался в городке из-за технической неисправности. Причиной этому были невероятные слухи, распространяемые выдумщиком и легендарным вралем местным парикмахером Мишей Ваксманом.
Днем, как уже было сказано, он работал в парикмахерской Дома быта. Одни клялись и божились, что таки да, Миша занял первое место на международном конкурсе во французском городе на букву "лэ". Это где-то недалеко от Парижа.
Другие уверяли, и не без основания, что мирные брадобрейные приспособления под амбразурным прищуром его печальных глаз превращаются в грозное режущее оружие, поражающее и своих, и чужих. Своих впрочем чаще, так как, увлекаясь беседой, Миша совершенно переставал контролировать движения оживленно жестикулирующих рук, в одной из которых, между прочим, сверкала отточенным лезвием бритва.
Вечерами Миша играл на танцплощадке на контрабасе. Зимой - в Доме культуры, летом - в парке. Играл он действительно лихо. Тут ничего не скажешь!
На одном из таких вечеров, лукаво усмехаясь, Миша выдал саксофонисту Колюне Душину, что Пришелец не улетает не потому, что неисправен двигатель - двигатель у него в полном порядке,- из-за топлива он здесь торчит. Только топливо-то ему надо особенное, информационное. Для того чтобы наполнить баки этим топливом, необходимо вложить в специальное устройство произведение, напечатанное впервые, не переизданное. И если там окажется гениальная, а то и просто талантливая строка, то бак пополняется топливом. И вот за четырнадцать (!) лет, которые Пришелец находится на Земле, баки так и не наполнились.
Конечно же, это была Мишкина глупейшая выдумка и беззастенчивая ложь. Что это за топливо такое - информационное? Ерунда какая-то. И в отношении современных писателей, если поверить Ваксману, сплошная чепуха получается.
Четырнадцать лет жил на Второй Ореховке Пришелец, и рядом с ним обитали самые обыкновенные люди: рыбаки из местного рыбколхоза, несколько рабочих совхоза, граничащего с местечком и специализирующегося по фруктам. Влачил здесь одинокое свое существование стареющий желчный преподаватель математики, прозванный за худобу и сутулость Интегралом.
Прятался от очередной семьи мордатый красавец Замрыкит-Нетреба, украшенный подкрученными черными усами, делавшими его похожим то ли на злодея, то ли на приказчика из старинного немого фильма.
Вторая Ореховка лежала на границе города, одним концом упираясь в центральную - Хорогодскую, другим - прямо во двор рыббазы, построенной на берегу реки. Песок во дворе, серый от покрывающей его высохшей рыбьей чешуи, не скрипел и не шуршал, а целофанно шелестел под резиновыми сапогами рыбаков.
На проволоке, натянутой меж бетонных столбиков, врытых в песок, сушились сети с запутавшимися в них водорослями и ракушками. С самого утра здесь раздавался треск лодочных моторов - "Ветерков", "Вихрей", "Нептунов".
Не вся рыба, конечно, сдавалась на рыббазу. Меньшая, но, несомненно, лучшая ее часть оставалась в ящичке под сидением на корме. Попробовали бы вы пройти вечером по Ореховке, вы бы услышали доносящийся с каждого двора неповторимый аромат жарящейся рыбы.
Если уроженца Глуховичей, долгие годы не бывшего в местечке, с завязанными глазами доставить на Ореховку в эту волшебную вечернюю пору и спросить: "Где ты?", он дрогнувшим голосом ответит: "Да я же дома!"
Весной, когда издаются строжайшие запреты на рыбную ловлю, запах жареной рыбы почему-то становился еще сильнее.
А неповторимый, божественный аромат цветущих садов! Поистине это самое волшебное в этом самом волшебном из городов! Именно в эти дни начинались истинные чудеса. Не знаю, в чем тут дело. Объяснять не берусь. Могу только догадываться. Может, сотни и тысячи цветущих деревьев давали аромат такой силы, что он уже качественно по-иному воздействовал на мозг человека, вызывая непередаваемые чувства поэтической восторженности, легкой воздушности и всеобъемлющей любви ко всему сущему. Появлялось ощущение, что сам воздух напоен счастьем.
Поэтическое настроение овладевало и суровыми рыбаками. Они, разнежившись после сытного ужина во дворе, под кроной еще отцовской груши, растроганно смотрели на своих дородных супруг и, ласково похлопывая их по широкой спине, приговаривали:
- Рыбочка ты моя.
Математик Интеграл, "для души" решающий очередную задачку из учебника, украшал цифры узорчиками и цветочками, превращая листки тетради в затейливые виньетки.
Алиментщик Замрыкит-Нетреба, жульнически усмехаясь в смоляные усы, писал ответ на требование одной из семей выслать денег. Неожиданно расчувствовавшись, он закончил письмо не так резко, как думал вначале: "Я к вам пишу, чего же боле?"
Вот в такие вечера собирались у Пришельца гости с нашей житейской точки зрения такие же необычные, как и он сам. Бывали здесь Мальчик и Феня Моргана. Мастер Золотые Руки задумчиво держал огромные ладони над маленьким костром. В чугунном котелке варился кулеш, распространяя вокруг божественный аромат.
Садовник с гордостью выкладывал на дощатый, врытый в землю стол плоды своих трудов, изъеденные гусеницами и червями.