Условия человеческого существования

— Писать не буду. Передавай привет твоему Кадзи!
И, не дожидаясь ответа, Кагэяма повернулся и пошел прочь по заснеженной дороге, ослепительно сверкавшей под луной.
Митико закрыла форточку и прислонилась лбом к разукрашенному морозом стеклу, не слыша ничего, кроме трепета своего сердца.
7
Тамае вернулась из канцелярии с кипой бланков и новостью от секретарши: Кадзи переводят в отдел горнорудных предприятий и посылают в какую-то глушь — в Лаохулин или что-то в этом роде. Известие это как громом поразило Митико.
Ясуко повернулась к ней.
— Ты ничего не знала?
Митико покачала головой, кусая побелевшие губы. С того визита Кагэямы под окно общежития прошло пять дней. Значит, с Кадзи она не разговаривала больше недели. Она не избегала встреч, хотя немного сердилась на него. Обеденный перерыв Кадзи проводил на волейбольной площадке. Она следила за ним, не отрывая глаз. Когда, ловко подпрыгнув, он удачно отбивал мяч, она с трудом удерживала себя, чтобы не захлопать в ладоши. А вот заговорить с ним у нее не хватало решимости.
— Расстраивать тебя не хотел, вот и молчал, — утешала ее Ясуко.
Нет, так не бывает… Если люди любят друг друга, они делятся хотя бы самым важным и серьезным из того, что происходит в их жизни.
— Да ведь это повышение, глупая! — зашептала ей Ясуко. — Тебе надо радоваться, поздравить его, а ты… Ступай сейчас же! И скажи, что ты счастлива за него.
От одной мысли о встрече с Кадзи кровь ударила в лицо. Митико оглянулась. Старая дева поднялась со своего стула. Девушки знали, что, перед тем как отлучиться из машинного бюро, она проверяла, у всех ли машинисток есть работа. Неторопливо заправляя в машинку очередной лист, Митико ждала. Начальница, завершив обход, еще раз окинула комнату строгим взором и наконец удалилась.
Митико кинулась к ее столу, подняла телефонную трубку и назвала номер Кадзи.
— Мы встретимся сегодня, хорошо?
8
После конца работы на площади перед зданием фирмы выстраиваются очереди на автобусы.
Митико выскочила из машбюро со звонком. И все же на автобусной остановке уже вытянулась очередь. Митико поискала глазами Кадзи. Его не было. Она пропустила несколько автобусов, а Кадзи все не было. Смеркалось. В окнах исследовательского отдела, где работал Кадзи, все еще горел свет. Митико несколько раз порывалась подняться к нему, но удерживала себя. Она осталась одна на остановке. И уже решившись было идти за ним, увидела Кадзи в дверях подъезда. Она побежала навстречу.
— Прости меня, пожалуйста, — сказал Кадзи, улыбнувшись. — Нужно было привести в порядок бумаги и сдать дела. Я звонил тебе сразу после конца работы…
— Пойдем, — сказала Митико.
Они пошли пешком.
Снег, еще неделю назад серебристый и пушистый, теперь потускнел, в тени смерзся в комья, черные от сажи, а на солнце уже стаял.
— Значит, решил ехать? — спросила Митико, не глядя на Кадзи.
Она боялась повернуться к нему, чтобы он не прочел обиду на ее лице, а еще больше боялась услышать в ответ сухое: «Да, решил!» Тогда она уж совсем не смогла бы скрыть своего горя…
— Не сердись на меня, Митико. Я сам знаю — нехорошо получилось, что не посоветовался с тобой… — Кадзи неторопливо шагал с ней рядом.
— Ну что ты! — Митико проглотила горький ком, подступивший к горлу. — Я должна поздравить тебя.
— Не знаю, стоит ли поздравлять. Дело в том… — Кадзи замолчал.
Несколько шагов они прошли молча.
— В Лаохулине нет ничего, кроме китайских фанз, рабочих бараков и магнитного железняка. Поэтому… — Кадзи снова замялся. — Поэтому я не решаюсь даже просить тебя поехать со мной…
У Митико подкосились ноги. Мимо них прокатил пустой автобус и обдал их грязью. Кадзи обругал водителя автобуса и, сняв перчатку, платком стер капли грязи с лица Митико.
— Что ты сказал, Кадзи?
— Поедешь со мной?
Она схватила его за рукав и сердито тряхнула.
— Ты еще спрашиваешь?!
— Подумай хорошенько, — сказал Кадзи, — потому что я сам не могу толком разобраться, правильно ли я поступаю…
— И не собираюсь! Хватит с меня, думала достаточно!
— Прошу тебя, Митико, выслушай меня, обдумай, а потом уж принимай решение. — Кадзи говорил, опустив голову.
— Я давно все решила.
— Я поторговался немного со своим новым шефом, и он кинул мне кость — броню…
— Что ты говоришь? — Ее голос дрогнул. — И тебя теперь не заберут в солдаты?
Кадзи кивнул.
— Какое счастье! — На ресницах Митико сверкнули слезы. — Я не смела об этом и мечтать.
— Ты рада?
— Ты еще спрашиваешь! — И Митико порывисто обняла Кадзи.
— Ну, если ты рада, — Кадзи улыбнулся, — то и я тоже рад…
— Как странно ты говоришь. Что с тобой?
— Видишь ли…
Кадзи остановился, поискал глазами какой-нибудь ресторанчик, где можно было бы поговорить спокойно. Но они еще не вышли из кварталов жилых домов компании, и до городских улиц было далеко.
— Видишь ли, получается, что я продал свою докладную записку, ну, точнее, обрывки своих мыслей, и выторговал себе за это право жениться на тебе. Я до того обнаглел, что потребовал от начальства гарантий. Прямо так и сказал: я беру на себя управление рабочей силой в Лаохулине, а вы мне гарантируете броню. Не просто обещаете, а гарантируете…
— А он?
— Кто, шеф? Поинтересовался, почему я такой недоверчивый. Ну, я объяснил ему, что на карту поставлено счастье двух людей… А он смеется. Спросил: женишься, что ли? Я сказал, что женюсь. Поздравил меня и посулил преподнести в качестве свадебного подарка освобождение от мобилизации.
— Какое счастье!.. — Митико подняла на него сияющие глаза. Она шла, крепко прижавшись к Кадзи.
— Все это так… Но кое в чем мне еще нужно разобраться, Митико. Во-первых, я согласился поехать в эту глушь только ради того, чтобы избавиться от мобилизации и получить возможность жениться на тебе. А начальник взял меня потому, что признал подходящим на роль сторожевого пса. Броня — это кость, брошенная собаке, понимаешь? Как я могу принять ее? Кагэяма говорит: как собака и прими! Я понимаю, что он имел в виду. Смешно становиться в позу незапятнанного борца за идею, после того как столько лет кормился хозяйскими подачками. Стал собакой — служи, я понимаю… Ну, если б я еще принял это предложение из идейных побуждений, понимаешь, ну, для того, чтобы применить на практике свои взгляды на использование рабочей силы, коль скоро мы работаем здесь в колониальных условиях, я гордился бы собой, я не колебался бы ни минуты. Но пойти на это только для того, чтобы жениться… Прости меня! Не пойми так, будто я ни во что не ставлю наши отношения.
Кадзи растерянно взглянул на Митико.
— Я все хорошо понимаю, — улыбнулась Митико.
— Тогда выслушай меня до конца, пожалуйста. Я убежденный противник милитаризма. Мне, конечно, будет легче жить, если меня не возьмут в армию. Что ни говори, здесь человек может думать, а иной раз и рассуждать о том, что наболело. В армии — нет. Ну вот, я и боюсь: получу я броню, почувствую себя в полной безопасности от солдатчины и начну разглагольствовать на всякие принципиальные темы. А честно это будет? Имею я на это право, я… — Кадзи запнулся и умолк. — А возьми наши с тобой отношения. Уж если мы так крепко любим друг друга, почему мы не вместе? Наперекор всем трудностям и преградам! А я до сих пор никак не мог решиться на это. По существу, я предоставил решение нашей судьбы воле случая. Значит, у меня нет твердого убеждения в необходимости, неизбежности нашего брака… Кагэяма мне говорил как-то о жизненной энергии простого человека… о вере в будущее… Видно, не хватает во мне этой жизненной энергии. И вообще нерешительный я какой-то. Я должен бы верить, что сумею своими руками построить счастье, и никакая мобилизация не сможет мне помешать… А вместо этого плыву по течению. Подвернулся счастливый случай — посулили броню, и я тотчас решил жениться. А случись иначе? Где же она, твердая линия в жизни? Ты не думай, что я не хочу воспользоваться этим случайным даром судьбы или говорю все это так, для красного словца. Нет, я принимаю подарок без колебаний, беру то, что дает жизнь. Но чего стоит такая пассивность? Если вдуматься, так это просто самообман. Иной раз я кажусь себе обыкновенным пошляком…