Бледный гость

Элкомб. Да, мы уже встречались. Мастер Ревилл любезно согласился разъяснить мне истинный смысл «Сна в летнюю ночь» мастера Шекспира.
 (Мастер Ревилл отчаянно краснеет и горит желанием прятаться под богатым ковром посреди комнаты.) 
Филдинг. Могу ли я напомнить вам, милорд, что мое присутствие здесь вызвано вашим желанием разобраться в деле, связанном со смертью того, кого здесь называли Робином.
Элкомб. Вы что-нибудь обнаружили, сэр? Этого достаточно для того, чтобы пресечь гуляющие по поместью слухи и басни? Хм?…
Филдинг. С вашего позволения, я должен исполнить некоторые надлежащие процедуры, чтобы достичь подобного результата. Первым делом я бы хотел прояснить ряд вопросов о личности умершего.
Элкомб. Я расскажу все, что в моих силах.
Филдинг. Кем был Робин?
Леди Элкомб. Просто бездомным сумасшедшим.
Филдинг. Я имел в виду, моя госпожа, откуда он был родом. Ведь не в лесу же он родился, не гак ли? Мастер Ревилл говорит, что Робин прежде был кем-то… другим.
Леди Элкомб. Тогда почему бы мастеру Ревиллу не ответить на ваш вопрос, если он столько знает.
 (Она бросает на меня столь ледяной взгляд, что мне хочется не только залезть под ковер, а просто провалиться на месте. Однако ее супруг делает успокаивающий жест в ее сторону.) 
Элкомб. В какой-то степени я могу удовлетворить ваше любопытство, сэр.
Филдинг. Не простое любопытство, милорд. Я говорю он имени закона. Человек наложил на себя руки, и я обязан выяснить почему.
Элкомб. Да будет так. Робин был сыном одной женщины, жившей в поместье во времена моего отца. Она была слаба умом. И едва ли понимала, кто она такая. Ей позволяли жить здесь из сострадания.
Филдинг. Что с ней стало?
Элкомб. Она уехала в другое место.
Ник Ревилл (понизив голос).«К тому же девка умерла».  [14]
Элкомб (у которого неожиданно обнаружился тонкий слух).Юный талант, похоже, знаком с Кристофером Марло. Что ж, мастер Ревилл прав. Без сомнений, она уже мертва. С ее отъезда прошло слишком много времени.
Филдинг. Зато Робин оставался здесь, вынужденный сам заботиться о себе?
Элкомб. Нет. Когда она пропала, Робин на это еще не был способен. Поэтому Веселушка прихватила младенца с собой.
Филдинг. Веселушка?
Элкомб. Так ее прозвали за смешливый нрав.
Филдинг. Должно быть, она была очень задорной особой.
Элкомб. Скорее дурочкой. Как я говорил, она была слаба умом. Она смеялась по любому поводу. Или вовсе без повода.
Филдинг. А что же Робин? Ее сын. Должно быть, он вернулся сюда неспроста.
Элкомб. Никто не знает, когда это произошло, но вернулся он уже взрослым человеком. По крайней мере я не замечал его присутствия, пока он не появился в лесу… думаю, несколько лет назад.
Филдинг. Но кто-то должен знать наверняка?
Леди Элкомб. Разумеется. Вы ведь не думаете, что нам двоим может быть известно обо всем, что творится в самых дальних уголках поместья?
Филдинг. Почему он вернулся?
Элкомб (с долей насмешки).Возможно, он считал, что возвращается домой. Право, я не знаю, сэр, но он единственный, кто точно это знал.
Филдинг. А кто был отцом Робина?
 (Лорд Элкомб, кажется, смущен вопросом. Миледи воспринимает его болезненно.) 
Элкомб. Когда я говорил, что Веселушка постоянно смеялась, я имел в виду, что рот ее не закрывался ни на минуту. Но то же самое можно было бы сказать и о других частях ее тела. Любой работник с фермы или бродяга мог при желании воспользоваться ее безотказностью.
 (Николас внимательно следит за реакцией леди Элкомб на слова ее мужа, но ее саму слишком занимает Реакция Филдинга.) 
Филдинг. Понимаю.
Элкомб. Полагаю, не совсем, сэр. Все очень просто: я совсем ничего не знаю об этом типе. Я потребовал вашего присутствия в Инстед-хаусе только лишь затем, чтобы прекратить глупые россказни о смерти Робина. Не более того.
Филдинг. Требования закона могут не совпадать с вашими пожеланиями, милорд. Скажите, вы когда-нибудь пытались расковырять дырку на протертом рукаве?
 (Лорд и леди Элкомб смотрят на Филдинга, потом друга на друга с недоумением и раздражением.) 
Элкомб. Что такое вы обнаружили, что позволяет вам говорить загадками? Хм?…
Филдинг. Ровным счетом ничего.
Леди Элкомб. Ничего?
Филдинг. Именно, здесь нечего искать. Я настаиваю на том, что Робин из леса, как и его мать, которую вы описали, был слабоумным. Полагаю, долгая жизнь в лесу окончательно уничтожила те задатки трезвого ума, с которыми он, возможно, был рожден, и что в одно прекрасное утро он обвязал веревку вокруг шеи и тихо ушел в другой мир. Будьте спокойны, я сделаю все, чтобы распространить подобное видение вопроса среди наиболее впечатлительных жителей поместья, милорд.
Ревилл. Но…
Филдинг. Да, мастер Ревилл?
Ревилл. Ничего, сэр.
Элкомб. Выходит, ничего странного в том, как этот человек повесился, нет?
Филдинг. Таково мое мнение.
Леди Элкомб. Разве вы не могли нам сказать это сразу, сэр? Ради чего стоило мучить нас всеми этими вопросами?
Филдинг. Я всего лишь хотел прояснить некоторые моменты для себя, и, как вижу, для вас я тоже кое-что сделал понятным. Однако приношу свои извинения за то, что отнял ваше драгоценное время, особенно в такой важный и деликатный момент для вашей семьи.
Леди Элкомб (невероятно учтиво).Что ж, судья Филдинг, теперь, когда вы более не строгий следователь, вы со своей прелестной дочерью можете вновь стать нашими дорогими гостями.
Элкомб. А мастер Ревилл, в свою очередь, спокойно вернется к пьесе, хм.
Филдинг (поднимаясь и легко кланяясь).Милорд, миледи.
 (Николас Ревилл также встает и отвешивает скромный поклон, прежде чем последовать за мировым судьей к выходу. Он молчит. Он ошеломлен.) 
Едва мы оказались за дверьми и вне досягаемости слуха проворного лакея, я развернулся к Филдингу:
– Сэр, Адам! Тут какая-то уловка?
– О чем вы?…
– Как вы могли сказать, что в смерти Робина нет ничего странного? После того как я объяснил вам, что он не мог сам завязать узлы на веревке и залезть на вяз! А шкатулка с бумагами?
– Тише, Николас, тише, вы слишком разгорячились.
– Но вы упустили несколько моментов!
В пылу негодования я позабыл об учтивости, с которой стоило относиться к этому седобородому джентльмену.
– Нет, это вы упускаете некоторые вещи из виду. – возразил Филдинг. – Скажите мне, что случилось с Робином.
– Ну, я не знаю…
– Ах, вы не знаете. Отчего же?
– Меня не было там в момент его смерти.
– Вас не было там в момент его смерти, – повторил Филдинг с раздражающей расстановкой. – Вот как. Тогда расскажите мне, что, по-вашему, могло произойти.
Мы вышли наружу и двинулись в сторону озерца. Стоял типичный июньский день, теплый, свежий, ясный.
– Я… ну… ну, хорошо. Я думаю, это умышленное убийство. Думаю, Робину помогли тихо уйти в мир иной.
– Вы знаете латынь, Николас? Ну конечно, вы знаете, вы же сын священника из Сомерсета. Так я спрошу у вас на этом языке: cui bono?
Вопроса я не понял – не значения, которое было очень простым, – но смысла и цели, ради которой он был задан. Как не мог понять причины, почему мастер Филдинг обращается ко мне в несколько отстраненной, даже насмешливой манере. Разве я болтал без умолку во время беседы с Элкомбами?
На случай, если он вдруг подумал, что мне не по зубам перевести латынь, я быстро ответил:
– Вы спросили меня: «Кому выгодно?»
– Это главный вопрос, когда налицо убийство. Кому выгодно?
– А поскольку никому пользы от смерти Робина нет, значит, нет и причины кому-то убивать его. Нет мотива.
– Вот вы сами все и сказали.
– Но…
– Вы должны понять, Николас, вы в плену собственного предубеждения.