Кланы пустоши
Монахи не признавали глушителей, рев мощных движков разносился по всей равнине. Автомобили Ордена Чистоты называют «тевтонцами» – Туран не знал, что означает это слово. Ямы и кочки им нипочем, на скорости машины просто перепрыгивают их. Там, где «Панчу» надо сделать крюк, «тевтонцы» даже не притормаживают. Нет дверей, нет стекол и зеркал, аскетам все это ни к чему. Нет даже кузова. Двигатель и человек, бак и колеса. В результате – скорость и проходимость, которым можно только позавидовать.
Когда кавалькада «тевтонцев» пронеслась мимо, Туран заметил пулеметы на нескольких машинах. От рычания двигателей звенело в ушах. Притаившись на холме, он смотрел вслед колонне, окутанной клубами пыли и дыма из выхлопных труб, черного, как полурясы монахов.
Загрохотал пулемет, продырявив небо очередью трассеров. Туран проследил за белой полосой – патроны зря потрачены, авиетка пока слишком далеко. Пулемет смолк, «тевтонцы» мчались за небоходами, быстро удаляясь. Туран наблюдал за погоней, пока облако пыли и дыма не растворилось в горячем воздухе над дальними холмами.
Платформа в небе, бандиты, летуны, монахи… происходящее совсем выбило его из колеи. День и так был полон необычного: странное поведение отца, поездка к Железной горе в одиночку, да к тому же на «Панче» – уже только это будоражило мысли и чувства. А тут еще такое!..
Вернувшись к машине, успевшей изрядно нагреться на солнце, он первым делом осмотрел ящик. Похож на чемоданчик, только железный, и нет ни замка, ни защелок, ни петель. По периметру едва различимая щель, значит, ящик не цельный, он как-то открывается. Ручка – железная скоба, аккуратно приваренная к торцу. Металл гладкий, твердый и достаточно толстый, чтобы не прогибаться. Вскрыть такой будет нелегко. Но Назар в своей мастерской, конечно, справится…
Туран отогнал эту мысль. Слова Карабана Чиоры он запомнил хорошо: «Не пытайся вскрыть – умрешь на месте… никому не рассказывай, что держал его в руках… найдут и убьют, тебя и твою семью».
Он не хотел впутывать родных и всех обитателей фермы в интриги сильных мира сего. С Гильдией небоходов и Орденом Чистоты не шутят. А значит, надо просто спрятать ящик понадежнее и забыть про все это, пока посланники Небесных Шмелей не найдут его.
Солнце медленно катилось к горизонту, жара спадала. Когда грузовик подъезжал к Железной горе, в приемнике вновь прорезался голос Шаара Скитальца. Шаар рассказал, что вскоре на Арене Корабля сойдутся в схватке Громобой Московии, звезда боев без правил с севера, и Костяная Дубина, таинственный боец, которого никто не видел без глухого кожаного костюма и маски.
«Панч» проехал мимо большого холмовейника, сплошь покрытого высокими слоистыми башенками и трещинами. Сейчас все входы-выходы закупорены, откроются они лишь с наступлением сумерек. Охотники с фермы говорили, что на востоке Пустоши живут особые ползуны – огненные, которые не боятся солнечных лучей. Но здесь, в южных районах, обитала только ночная порода.
Железной горой фермеры называли темный конус с крутыми склонами и покатой вершиной. Давным-давно сюда стянуло весь металл, что был в окрестностях: части древней техники, арматуру, дверные петли, железные миски, крышки канализационных люков… Неизвестная сила сплющила все это, срастила в общую массу. Потом гору много раз засыпали песчаные бури, но даже теперь, спустя десятки лет, на поверхности конуса просматривались очертания смятых автомобилей и газовых колонок, искореженных вагонов и цистерн, балок, тросов, цепей и другой рухляди. Вид получался чудной и слегка зловещий. Назар говорил: в этом месте после Погибели образовалась патогенная зона. Гравитационно-магнитная аномалия, вот как он выражался. Туран не очень-то понимал, что это значит. Зато он хорошо понимал другое: только такие чудаки, как Знахарка и ее брат Старик, могли поселиться в подобном месте.
Деревья вокруг Железной горы не росли, кроме одного – древней липты, возле которой Туран и остановил машину. Заряжая револьвер, он вспомнил, что в перестрелке у Аюты отказало ружье. Проверил – и правда перекосило патрон. Быстро справившись с неполадкой, Туран повесил штуцер на крюк в башенке, разыскал в кузове кирку и лопату и, захватив ящик летунов, выбрался наружу.
Помимо Знахарки со Стариком, людей здесь не было. Животные, птицы, насекомые – никто не жил в этом месте. Ветки липты сухо потрескивали на ветру, шелестели жесткие, будто из жести вырезанные листья. На дерево Железная гора тоже повлияла: корни вылезли из каменистой почвы, крона закручивалась широкой спиралью. Кора у липты была зеленовато-желтая и мягкая, а еще от нее непривычно пахло.
Выкопав яму между корнями, Туран снова осмотрел ящик. Не горячий и не холодный, не тяжелый, но и не сказать, что совсем легкий. Что-то крупное в нем не поместилось бы. Туран осторожно потряс ящик, но ничего не услышал.
Он спрятал «хозяина неба» в яму, засыпал, набросал сверху травы, отошел. Приглядевшись, вернулся и подровнял так, чтобы это место не бросалось в глаза случайному путнику. Снова отошел. Теперь ни за что не определить, что между корнями кто-то ковырял землю. А потом еще вырастет новая трава… Да никому и в голову не придет рыться под старой липтой у Железной горы.
Туран сел в грузовик и поехал дальше.
Шаар Скиталец рассказывал о ценах на какой-то «мамми», который продается на Мосту, о том, сколько серебра нынче дают за мешок кукурузной муки и сколько придется выложить за десяток куриц и бочонок сладкой патоки. Голос его все слабее доносился сквозь шипение – вокруг Железной горы всегда сильные помехи, – и в конце концов Туран вырубил приемник. Револьвер он сунул в боковой карман, хотя смысла в этом не было: в кого здесь стрелять? Но уж очень угнетающе на него действовала эта гора.
«Панч» медленно катил вдоль отвесного склона. Стало тяжело дышать, в глазах плясали искры, Туран часто сглатывал, морщился и тер лоб. В ушах звенело – неприятно, назойливо. Придерживая руль коленом, он прижал к ушам ладони, но звук только усилился. Звенели воздух и земля под колесами, склоны вокруг – звенело все это необычное место.
Достигнув свободного от камней участка дороги, Туран повернул на широкую тропу, серпантином огибающую Железную гору. Двигатель натужно гудел, но звон в ушах заглушить не мог. И как Знахарка с братом изо дня в день выносят это? Или они ничего не слышат? А может, излучение горы усиливает знахарские способности старухи? Но при этом и сводит с ума. Оба старика – люди, мягко говоря, чудаковатые.
Еще два витка спирали, и дорога, немного не дотянув до вершины, стала горизонтальной. Взгляду открылась обширная расселина в склоне. За много лет сюда нанесло земли, на которой выросли трава и чахлый кустарник. В расселине стояла хижина.
Туран резко нажал на тормоз, увидев обугленные стены, провалившуюся крышу и сломанную изгородь. Раздался выстрел. Пуля ударила в центр лобового стекла между листами брони, и по нему разошлась паутина трещин.
«Панч» встал. Распахнув дверцу, Туран скатился с подножки, отпрыгнул и присел за колесом. Выхватив из кармана револьвер, он прицелился в человека, сидевшего рядом с хижиной, но узнал Старика и опустил оружие.
Старик всегда казался ему средоточием контрастов. Грива седых волос, длинная борода, широкие плечи, крепкая шея, суровое лицо с крупными чертами – и трясущиеся руки, ввалившиеся щеки, неловкие движения…
Хозяин хижины полулежал у обугленной бревенчатой стены, вытянув ноги. Он держал древнее, как сама Пустошь, ружье с узким раструбом на конце ствола. Когда Туран выскочил из грузовика, руки Старика бессильно опустились, и оружие упало.
– Это я! – прокричал Туран. – Сын Бориса-фермера! Старик, слышишь? Не стреляй!
Клетчатая рубаха на груди хозяина потемнела от крови. Бледное морщинистое лицо было обращено в сторону машины.
– Не стреляй! – повторил Туран.
Старик попытался поднять лежащее на коленях ружье, но не смог и прохрипел, вперив в гостя мрачный взгляд:
– Ты… Подойди.