Второй Грааль
Он протиснул тончайшую полую иглу длиной примерно тридцать сантиметров через трубку напрямик в просверленное в черепной коробке Энтони Нангалы отверстие.
— Компьютерный томограф рассчитал путь канюли таким образом, чтобы операция не повредила ни одну жизненно важную часть мозга, — пояснил Гольдман. И обратился к Энтони Нангале: — Я обещаю вам, что с этой минуты операция пойдет для вас приятнее. Ведь человеческий мозг абсолютно невосприимчив к боли. Разумеется, канюля может повредить нервы. Поэтому я буду вводить ее так медленно, как только возможно. Пожалуйста, скажите мне сразу, если почувствуете ухудшение зрения или онемение где-нибудь в теле.
Он включил компьютер. На мониторе появился продольный разрез мозга Энтони Нангалы. Слева наверху, чуть выше твердой мозговой оболочки, мигала красная точка.
— Это вершина канюли, — пояснил доктор Гольдман. — Мини-радиопередатчик посылает импульс, который принимается обручем и передается на персональный компьютер. Таким образом, мы можем точно проследить за путем иглы. Теперь я пробиваю жесткую мозговую оболочку и проникаю в головной мозг.
Он осторожно поворачивал верхний конец канюли между большим и указательным пальцами, одновременно все сильнее надавливая на иглу. На мониторе Донна наблюдала, как светящаяся точка следовала по пунктирной линии.
Ее взгляд упал на Энтони Нангалу, который беспрерывно шевелил пальцами. Из уголков его глаз бежали слезы, но с губ так и не сорвалось ни звука.
Канюля достигла цели. Когда красная точка на мониторе точно легла на гипоталамус, доктор Гольдман закрутил натяжной винт, тем самым зафиксировав иглу. Затем он соединил ее верхний конец с прозрачной тонкой гибкой пластиковой трубкой, уходящей к передвижной консоли, стоявшей у стены.
— То, что мы испытаем теперь, до сих пор я проводил только на обезьянах, — заметил доктор Гольдман. — Длительное снижение температуры тела приблизительно на три градуса. У обезьян это вызывало замедление всех биологических процессов тела — в том числе и процесса старения. До сих пор отрицательных побочных явлений мною не выявлено, но опытных данных нам еще не хватает.
— И нет никакой другой возможности понизить температуру тела человека? — спросила Донна.
— К сожалению, нет, — ответил Гольдман. Он что-то набрал на клавиатуре компьютера, после чего светлая жидкость потекла по пластиковой трубке. — Чтобы замедлить процесс старения, гипоталамус должен быть коренным образом перестроен. Это происходит с помощью повышения концентрации ионов кальция. Сейчас я как раз этим и занимаюсь.
Томас Бриггс, стоящий рядом с Донной, казался немного разочарованным.
— С трудом могу себе представить, что сенатор Блумфилд добровольно подвергнется такой операции, — заметил он, вздохнув.
— Ему это не понадобится, — возразил Гольдман. — С экспериментами на гипоталамусе дело обстоит так же, как с поиском гена смерти у человека: мы проводим исследования, но находимся еще в самом начале. Обещанную продолжительность жизни, от восьмисот лет, мы достигнем уже сегодня другим путем. — Его рот искривился в улыбке. — Доверьтесь мне.
48
Лара была чрезвычайно рада, что покидает этот деревенский дом целой и невредимой. Прохладный ночной воздух успокаивающе подействовал на нее, и постепенно напряжение спало. Когда Эммет признался боссу торговцев оружием, что не в состоянии заплатить за информацию, Лара уже представила кружащихся над собой стервятников.
— Эй! — раздался окрик позади.
Лара и Эммет повернулись. На веранде стоял Хасан Гамуди.
— Должен вам напомнить, что, если вы решите обмануть меня с деньгами, я вас найду, — выкрикнул он им. — Повсюду. Не забывайте об этом.
Он улыбнулся, но Лара ни минуту не сомневалась, что он выполнит угрозу. Теперь их преследовал не только Интерпол, но еще и банда арабов, торговцев оружием.
— Можешь мне объяснить, почему ты надолго оставил меня в одиночестве? — шепнула она Эммету, который минимум на полчаса вместе с Гамуди исчез из подвала.
Одиночество явно не пошло на пользу и без того потрепанной нервной системе девушки. Когда Эммет вернулся, при нем был стальной чемодан, который он теперь нес в руке.
— Я был с Гамуди в одном из его лагерей, — ответил он. — Запасался снаряжением.
Для транспортировки оружия чемодан был слишком мал.
— Снаряжением? — переспросила Лара.
— Для взлома. Отмычками, стеклорезами, декодерами для сигнализаций — и прочими вещами.
— Не верится, что таким образом мы сможем проникнуть во дворец Ассада.
— Мне тоже. Но можно проникнуть в офис Омара Ларби.
Они попросили водителя Гамуди отвезти их обратно не в Джидду, а в Мекку, где жил Ларби.
— Гамуди снабдил нас адресом, — сказал Эммет. — Пустяковое дело, хватило одного щелчка в Интернете. Архитектор Ларби здесь довольно известен.
Лара кивнула. Омар Ларби построил дворец шейху Ассаду. Он также возвел дополнительные пристройки — к примеру, лабораторию для осьминогов, которая вроде бы находилась в саду дворца. Лара сама разыскала эту информацию. И так как после всех строительных работ должны были оставаться эскизы и чертежи, становилось ясно, что Эммет задумал: он хотел составить себе представление о внутреннем плане дворца и ознакомиться с вражеской территорией, чтобы разработать план по освобождению пленников.
Была почти полночь, когда доктор Гольдман закончил экскурсию по лаборатории. Донна почувствовала облегчение, потому что после операции на мозге Энтони Нангалы Гольдман не стал больше проводить кровавых демонстраций, а ограничился показом помещений и оборудования.
Ей все еще было неспокойно. До сих пор Донна читала только письменные отчеты. А в них опыты выглядели не такими ужасными. Присутствовать при этом и собственными глазами наблюдать, как унижают беспомощную жертву, было неизмеримо тяжелее. Мурашки побежали у нее по спине.
Энтони Нангала совершенно случайно стал поперек дороги Гольдману с его проектом. Собственно говоря, в Судане он должен был арестовать работорговцев. Однако в своих расследованиях натолкнулся на Вад-Хашаби, деревню, из которой уже несколько месяцев постоянно пропадали люди. Почти две недели тому назад он стал разнюхивать этот след — как нарочно, когда Матс Леклерк и его помощники вышли на охоту. Они заметили, что что-то неладно, и решили отложить акцию на несколько дней. А чтобы избежать других неожиданностей, четверо из них последовали за Нангалой в Нью-Йорк, схватили его и привезли сюда.
Под влиянием сыворотки правды Нангала рассказал все, что знал о проекте Гольдмана. Не слишком много. До момента похищения он полагал, что дело касается обычной банды торговцев людьми. Кроме того, он рассказал об ордене меча и розы. При этом проскочило также имя Донны. Когда Ассад проинформировал ее об этом, ей сразу стала ясна вся серьезность сложившейся ситуации: если какой-либо член ордена бесследно исчезал, остальные искали его столько времени, сколько было необходимо, чтобы узнать, что с ним случилось. Другими словами, рано или поздно орден натолкнулся бы на проект Гольдмана.
Был только один способ решить эту проблему — уничтожить орден. Тогда Донна попросила Ассада послать отряд вертолетов в Шотландию, чтобы сжечь дотла Лейли-Касл во время очередного полугодового заседания. В свою очередь она выразила готовность инвестировать в проект значительную часть капитала ордена, так как финансовое положение Ассада, вопреки сообщениям в печати, было не самым лучшим. Уже много лет сложная экономическая обстановка в мире доставляла ему немало хлопот. Поэтому он искал инвесторов, готовых вложить в дело свой капитал.
Мысль о погибших братьях и сестрах огорчила Донну. В то же время она знала, что у нее не оставалось выбора. Орден никогда бы не одобрил ее участия в проекте Гольдмана. Слишком много невинных людей должны были пострадать и умереть во имя науки. Но страдание и смерть других для Донны были единственным шансом на жизнь. Потому что, хотя ей был только пятьдесят один год, она чувствовала приближающийся конец. Ее родители умерли в пятьдесят четыре года от сердечной недостаточности. И так было из поколения в поколение в их семье. Это было записано в ее генах. Донна быстрыми шагами приближалась к смерти. Но чувствовала себя еще слишком молодой для смерти.