Сесквоч

— Ты задел наших ребят, — сказал Мейсон, неуклюже поворачивая голову в сторону, как это делал Марлон Брандо, когда начинал разговор. — Ты задел наших ребят и за это заплатишь.
— Да ладно вам, — сказал Туберский. Он улыбнулся и подмигнул Фенбергу. Тот побледнел.
Какая-то толстая женщина, явно без бюстгальтера, в мокасинах с бахромой, которые доходили ей до колен, ломом сбила со стены платный телефон.
Президент арианцев был ростом шесть футов шесть дюймов и весил около двухсот сорока фунтов. Он навис над Туберским как ракета из ангара перед запуском. Туберский приблизил к нему лицо.
Ты слабак, — сообщил ему Туберский.
Мотоциклист вытащил нож и полоснул Туберского но плечу. Туберский избежал второго удара, схватив Мейсона за запястье, и приподнял его. Он сложил другую руку в кулак и ударил вожака арианцев в грудь, отбив ему оба легких.
Туберский, казалось, вдохнул в себя весь воздух в баре. Он оглядел остальных членов банды.
— Заприте двери, — приказал он, все еще держа ошеломленного и задыхающегося вожака на весу. — Я в своей стихии.
Битва была, как в описаниях Гомера.
У Фенберга было сломано запястье и подбиты оба глаза. Туберскому обработали мелкие ножевые ранения и отпустили. В качестве алиби ему послужило то, что все госпитализированные члены арианского Клуба мотоциклистов в количестве тридцати одного человека подтвердили, что получили ранения, когда случайно и одновременно споткнулись. Было поломано огромное количество мебели и многие чувства были оскорблены во время резни в зообаре «Видал их в гробу» той ночью.
* * *
Они молча неслись по темной, ветреной лесной дороге. Черный четырехдверный пикап Фенберга подпрыгивал на целый ярд над землей на своих гигантских шинах Келли-Спрингфилда. До ранчо оставалось восемь миль.
Фенберг включил отопление и открыл окна. Машину продувал холодный ветер и откидывал волосы Элен назад. Она посмотрела на Фенберга. Рука опущена на руль, сам напряженно всматривается в дорогу. Ей хотелось посочувствовать ему, а также тактично попросить не гнать так быстро по опасной, покрытой льдом дороге. Но все это казалось неуместным. Элен откинула голову назад, усталая, но взбодренная страхом и таинственными запахами зимнего леса.
— Так как же вы начали работать в газетах? — спросил Фенберг. Навстречу промчалась машина, на мгновение залив кабину светом фар. Митикицкая заметила, что на лбу у него выступил холодный пот. — Мне бы хотелось сейчас быть таким же спокойным, как вы. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что случилось на ранчо. Мой брат Джон сказал, что если антропоморфный дьявол существует, то у него человеческий разум, он знает все паши страхи и секреты и доводит нас до сумасшествия лживыми нашептываниями и всякими «если бы, да кабы». Сегодня хорошо, завтра плохо. Мой брат действительно удивительный человек, и я чаще всего с неудовольствием признаю, что он прав. Мне не хочется думать. Я был бы вам очень благодарен, если бы мы завели какой-нибудь банальный разговор.
О'кей.
Она была рада, что он нарушил молчание.
— Не будете ли так добры повторить вопрос?
— Газеты. Как вы попали в них?
— Редактор шестого разряда в «Ти Пи Таймс». В средних классах была фельетонистом и редактором. То же в старших классах и колледже. Я много смотрела Мэри Тайлер Мур. Все произошло постепенно. С вами все в порядке?
Семь миль.
— Да. Спросите меня о чем-нибудь.
— Э-э?.. как вы попали в газету? — Когда они разговаривали по междугородному телефону, у Элен было такое чувство, что ему грозит беда. Может, поэтому она и приехала.
— Вам не слишком дует? — спросил Фенберг.
— Нет.
— Хорошо. О'кей. Это хороший вопрос, Митикицкая. — Фенберг тяжело вздохнул. — Спенсер Трейси и Кларк Гейбл. Я часто смотрел старые фильмы, где быстро говорят и делают все, чтобы влипнуть в историю. Плюс мать с отцом были владельцами местной газеты.
Оставалось пять миль.
Мимо проревела еще одна машина. У Фенберга был хороший профиль, заметила Элен. На нем была голубая рубашка, застегнутая доверху.
— Я точно не считал, сколько это лет, но наша семья занимается газетным делом с 1906 года. Мои родители купили его у дяди моей матери. Мой брат работал вместе со мной. Вы об этом знали?
— Нет, не знала.
Машина проехала мимо раскидистого дуба.
— Он очень талантливый. Великий фельетонист. Он видит вещи в другом свете. Не так, как мы с вами. И, может быть, не так как все остальные. Он делал прекрасные политические карикатуры. Я сужу предвзято, но мне кажется, он обладал достаточным талантом, чтобы работать в столице. Но нам, Фенбергам, нравится жизнь в лесу. Кроме того, он бросил этим заниматься.
Им оставалось ехать несколько минут.
— Ради чего?
— Ради искусства.
— Каким же видом искусства он занимается? — спросила Элен, инстинктивно ухватившись за приборную доску, когда машина затормозила на повороте.
— Он занимается скульптурой. И рисует. Ему это легко дается, и он мог бы прославиться как великий талант, но он и это недавно бросил. Мы почти у цели.
— Почему?
— Потому что быстро ехали. Элен улыбнулась.
— Нет. Почему он перестал заниматься искусством?
— Он слышит голоса.
— Голоса?
Фенберг повернул голову и посмотрел на Митикицкую долгим взглядом. Она закуталась в его пальто.
— Да. Как Жанна Д'Арк. Митикицкая понимающе кивнула, как будто снова была в кабинете терапевта. Фенберг сардонически рассмеялся:
— Полагаю, мы скоро проверим это. Фенберг круто взял вправо и проехал под старой, видавшей виды деревянной аркой, на которой было написано: Ранчо вспугнутых медведей. На железном почтовом ящике сверху стояло имя Фенберга, под ним Туберского, более мелкими буквами. Пикап Фенберга поднял кучу пыли на грязной дороге, и они с Элен Митикицкой, подпрыгивая, подъехали к освещенному ранчо.
— Их здесь много, — сказала Элен.
Она никогда прежде не присутствовала при расследовании убийства. Ее столкновение с преступным миром ограничивалось двумя случаями. Первым было ограбление книжного склада в их колледже, второй раз она взяла на поруки третьего мужа. Три машины шерифа, фургон, скорая помощь и пара машин дорожного патруля стояли во всех углах двора, освещая холмы вокруг вытянутого в длину дома мрачным светом своих мигающих красных и желтых огней.
Помощник шерифа остановил Фенберга у ворот:
— Кажется, все очень плохо, Майк. — Фенберг знал его — Рафаэль Круз.
Он был молодым, симпатичным. Не таким твердолобым, как его начальник шериф.
— Они еще не трогали тела девушки. Ждут доктора, чтобы сделать осмотр.
— С моим братом все в порядке?
— Его здесь нет…
— А мальчики? Они мне даже не позвонили.
— Их здесь тоже нет, Майкл.
Фенберг не знал, стоит ли испытывать облегчение.
— Нет никаких признаков присутствия Туберского. Твой кузен думает, что он убежал в горы.
«Кузен?» — подумала Митикицкая.
На ветровое стекло капнуло несколько капель дождя, и помощник шерифа посмотрел на небо. Только этого не хватало. Дождя.
— Ради всего святого, что здесь произошло? — спросил Фенберг.
— Я сам отвечал на звонок, — сказал помощник. Лицо у него было, как у ребенка. Он махнул рукой в сторону дома. — Туберский звонил в полицию сорок минут назад. Казалось, что у него шок или что- то подобное. Он был совершенно спокоен, ты понимаешь? Он сказал, что этот новый человек…
— Беган.
— Да. Его дочь мертва и находится на лужайке перед домом, и нам лучше поскорее выехать. И повесил трубку. Мы были в пяти минутах езды отсюда, на Уиллер Ридж. Ты знаешь этот автомобиль-кемпинг, полный туристов?
— Я сам только что узнал обо всем, — сказал Фенберг.
— Что-то странное происходит у нас, Майк, — сказал помощник шерифа. Он посмотрел на Митикицкую. — Все выглядит так, как будто на эту семью напало какое-то животное. И то же самое с девушкой. Концы с концами не сходятся. Она умерла совсем недавно. Койоты не успели бы так изуродовать ее. Это, должно быть, большое животное.