Нуманция

— Подожди, давай сначала ужин, а потом я хочу сходить до центуриона…
— Как хотите, господин.
Раб стал накрывать на стол, Марций поднялся, походил немного по атриуму, уперев руки в пояс, потягивал спинные мышцы, освободившись от тяжести кирасы. День был тяжёлым, они все сейчас тяжёлые. От усталости клонило в
сон, болели кисти, спина, сорванные от тяжёлых работ. Солдаты не только воюют…
Взгляд невольно остановился на месте у входа, где всегда Гай ставил по утрам полное ведро воды.
— Гай? — он обернулся, — А где вода?
— Что? — раб озадаченно оторвался от стола, где раскладывал ужин, — Не знаю,
господин…Утром я ставил его. Даже не знаю, что и сказать. Не думаю, чтоб кто-то украл его.
Марций нахмурился, словно вспоминая что-то, резко шагнул в сторону штор, отделяющих другую половину помещения. Рабыни не было.
— Где она? — обернулся, — Гай, где моя рабыня?
— С утра была здесь. Я её видел. Она ни о чём не разговаривала со мной. Не
знаю… Даже не знаю, где она…
— Да чтоб тебя! — разозлился, выходя из себя, — Ни о чём ты не знаешь!.. Я оставляю тебя на хозяйстве, ты должен следить за всем и за всеми… Я же не могу и это ещё делать! Проклятье!.. Она опять сбежала… — метнулся к выходу
и, подхватывая плащ на ходу, добавил, — Я иду за собакой, а ты найди мне коня!
— А ужин?
— В Тартар всё! Шевелись!
— Хорошо, господин…
* * * * *
Она прошла намного меньше, чем рассчитывала. День выдался жарким и до
самого захода солнца стояла духота. Здесь Ацилия уже пожалела, что не взяла воды, а к ночи захотелось и есть. Новые, ещё толком не разношенные сандалии натёрли ноги, она часто останавливалась, пытаясь перевязать ремни по-другому, подкладывала листья росших у дороги кустов. Но ни разу она не
пожалела о содеянном. Надежда толкала её вперёд, она знала, что где-то недалеко по этой дороге есть небольшой городок, в нём она могла бы спрятаться до поры до времени и, может быть, сумеет продать свои украшения. Несколько лет назад они были там с отцом проездом, она знала кое-какие места и улицы, надеясь, что эти знания помогут ей. Лишь бы успеть дойти, чтобы её не догнали.
Когда наступила ночь, она стала смелее останавливаться на отдых, думая, что в темноте её не заметят, даже если кто-нибудь проедет мимо.
— Ничего, Ацилия, — говорила сама с собой, — Когда-нибудь всё закончится…
Когда-нибудь всему этому придёт конец… Когда-нибудь… Потерпи ещё немножко… Наберись смелости…
* * * * *
Собака бежала впереди, выделяясь светлым пятном в сгустившейся темноте.
Она специально натаскана разведчиками ловить беглых рабов, и в прошлый раз она помогла найти рабыню, привела в Нуманцию. Сейчас города уже практически не было, да Марк и не думал, что девчонка могла бы второй раз
пойти туда. Он уже нашёл на источнике пустое ведро и с психу разбил его о камни в щепки. Проклятая рабыня! Чего тебе не хватало?! Разве я бил тебя? Особенно в последнее время… А я-то к ней по-человечески, даже безделушки её вернул… Ну подожди… Я всё равно тебя найду, никуда ты не денешься… Лошадь бежала ходко, стуча копытами по каменным плитам, которыми была вымощена дорога на ближайший город. Марк торопился, зная, что впереди есть торговый городок, где рабыня может спрятаться, тогда до утра ему её не найти, снова будет скандал с начальством, хорошо ещё, если он легко отделается.
Он припал к гриве лошади, толкнул пятками мокрые бока. Бесполезно, уставшая, она часто переходила на рысь, сбивалась на шаг, два раза Марк уже позволял ей пройти шагом.
Будь проклята эта ночь! И эта рабыня…
* * * * *
Ацилия поднялась на холм и внизу увидела светящиеся огоньки факелов.
Город! Неужели город! Она спасена!
Ноги сами понесли её вперёд. Быстрее, быстрее…
Уже спустившись вниз, она поняла, что это не город, это отдельные факела и горевший костёр. Может быть, кто из торговцев решил заночевать у дороги, значит, до города ещё далеко.
Она вздохнула. Может быть эти люди помогут ей. О том, что это могут оказаться военные, она даже не подумала. А когда поняла это по повозкам и
распряжённым лошадям, назад сворачивать было уже поздно. Если бы сейчас
она бросилась в темноту, это показалось бы странным и её начали бы ловить,
и, конечно же, поймали бы. Ацилия судорожно перевела дыхание, накидывая
на голову капюшон.
Может быть, там не окажется знакомых, и её не узнают, и всё обойдётся.
— Стой! — легионер преградил ей дорогу, — Кто такая? Откуда идёшь?
— Я…Я в город иду…У меня там родственники…
— Откуда? Откуда идёшь?
— Из-под Нуманции… — выдохнула Ацилия.
— Нуманции? — легионер удивился, — Там лагерь, мы сами оттуда… Что-то я не видел тебя там. Ну-ка, сними-ка это!.. — он указал рукой на капюшон. Ацилия взяла его за оба края у горла и откинула назад. От волнения во рту пересохло. Легионер попытался рассмотреть её лицо в темноте, — Рабыня?
— Нет…
— Странно, свободных в нашем лагере женщин я знаю в лицо, кто на довольствии стоит… кто так… Тебя — нет… Подойди-ка к свету… — больно взял за локоть сухими въедливыми пальцами, впился — не оторвать, а так бы Ацилия сорвалась с места. Что за занудливый тип, какое тебе дело?
— Что там, Домн? — от костра поднялся ещё один легионер, сверкнула в блеске огня кожаная кираса. Ацилия мельком глянула в его лицо, этот моложе первого, и значительно.
— Девчонка, говорит, с нашего лагеря… Я не помню её, сказала, что не рабыня… — повернул Ацилию к костру лицом, — Вот, сам посмотри… Беглая, наверное…
— Нет! — отрезала Ацилия.
— Вообще-то, не похоже, — отозвался молодой, — Посмотри на неё, какая с неё рабыня? Посмотри на тунику, да и по лицу видно…
Ацилия вздёрнула подбородок, но старый легионер так и не разжал пальцев.
— Из Нуманции? — он встряхнул её, Ацилия прикрыла глаза, переживая боль в руке, — Из Нуманции продали всех, кого не убили, ты не можешь быть свободной. Где-то врёшь ты, красавица…
— Ничего я не вру! — перебила Ацилия, — Зачем мне это? Отпустите…
— Не похожа ты на крестьянку из деревень Нуманции, чтобы быть свободной, а горожан свободных быть не может, Сципион приказал казнить и продать всех… Что-то я не пойму, кто из нас прав!
— Да отпусти ты её, Домн, на кой она тебе сдалась? — отозвался молодой, — Пусть идёт, куда хочет.
— Ну уж нет. Я пойду центуриону скажу, вдруг она лазутчица…
— Да вы что? — воскликнула Ацилия, чувствуя, как тревога заполняет душу.
— А вдруг беглая, — вознаграждение дадут.
— А если нет, только центуриона зря разбудишь, потом крику будет, все спят же…
— Эй, молодёжь! Иди буди, а я её подержу.
— Да он же меня потом сожрёт!
— Иди-иди… Это приказ!
Ацилия только с мольбой уставилась ему в глаза — этот легионер был её единственной надеждой. Но он привык выполнять приказы старших, ушёл. А
этот Домн сжал второй рукой её правый локоть, впился костлявыми пальцами, как клещами. Ацилия только поморщилась.
— Сейчас он придёт и скажет, что с тобой делать… Разберёмся.
Она промолчала, нахмурилась, отворачивая лицо.
Послышались голоса:
— …Он приказал, а я что? Я ему говорил, а он…
— Ну смотрите у меня, если зря разбудили, до утра будете дежурить и только
попробуйте заснуть… Я вам покажу…
Ацилия дёрнулась, голос центуриона показался ей знакомым, а когда он вышел в свет костра, она обомлела и дёрнулась в сторону, опуская голову вниз, губы шепнули бессильно в немом отчаянии:
— О, боги…
Это был центурион Лелий. Рыжий Лелий. Будь он проклят!
Он сразу же узнал Ацилию, вскинув рыжие брови, воскликнул:
— Ба! Кого я вижу!
— Вы её знаете? — воскликнул вслед за ним молодой легионер, подходя ближе, — Она сказала, что не рабыня…