Смертельный яд (Сильный яд)
Уже тогда, в эту пору запойного чтения, бурного сочинительства и лицедейства, Дороти предсказывает себе большое будущее. В очередном письме Айви она делает приписку:
Сохрани это письмо – когда “Атос” прославится на литературном поприще, оно будет иметь большую цену. Мы увидим его копию в “Стрэнде” или в другом журнале, с подписью: “Рис. 19. Уникальный автограф, страница из чрезвычайно ценного письма, находящегося в собственности мисс Айви Шримптон.
Школа
Родители Дороти были весьма прогрессивными людьми в том, что касалось женского образования. Не каждому отцу пришло бы в голову учить дочь латыни. Дороти вообще воспитывалась скорее как мальчик, чем как “барышня” – родители очень серьезно относились к ее интеллектуальным запросам, она привыкла играть по правилам, не плакать на людях, пользовалась большой свободой и общалась со взрослыми на равных.
Мать Дороти всю жизнь жалела, что не училась в университете: в ее время это было уже возможно, первый женский колледж в Кембридже открылся в 1869 году, в Оксфорде – в 1878-м. Отношение в обществе к ученым женщинам было неоднозначным, как в университетской среде, так и вне ее. Многие полагали, что в университете девушки становятся “синими чулками” и “старыми девами”, неспособными исполнять свои основные обязанности жен и матерей.
Однако родители Дороти считали иначе. Они мечтали послать ее в самый передовой из оксфордских женских колледжей – Сомервиль. Поступить туда было трудно, еще труднее – получить стипендию, которая покрывала бы расходы на обучение. Было решено отправить Дороти в одну из школ, которые готовили к университетским экзаменам. В результате долгих размышлений они выбрали школу Годольфин в Солсбери. В неоконченном романе Дороти Сэйерс “Кэт О’Мэри”, в котором явно много автобиографического, пребывание героини в школе рисуется как несчастливое время. Однако автор самой полной биографии Сэйерс, ее подруга и соавтор Барбара Рейнольдс, приводит множество отрывков из писем Дороти, в которых та благожелательно описывает учителей и соучениц, с восторгом рассказывает о школьных спектаклях, радуется музыкальным занятиям. Известно, что академические успехи ее были весьма выдающимися, хотя в письмах она упоминает в основном концерты, пьесы и танцы.
Должно быть, отъезд из дома в школу-интернат был нелегким – Дороти ненавидела спортивные игры и школьную форму, страдала от любого ограничения свободы. Но школа оставила и добрые воспоминания. Дороти особенно привязалась к своей учительнице музыки, фройляйн Фемер. Став взрослой, Дороти посылала ей рождественские открытки и свои книги. Во время Второй мировой войны она мучительно представляла себе, как бомбят Франкфурт – город, где к тому времени жила ее старая учительница, и даже написала об этом стихи. После войны Дороти разыскала фройляйн Фемер – та по-прежнему жила в Германии и очень бедствовала. До самой ее смерти 1948 году Дороти регулярно посылала ей еду и одежду.
Дороти Сэйерс так и не окончила школу Годольфин. Она заразилась корью, у нее началась двусторонняя пневмония, и она чуть не умерла. Мать неотлучно находилась с ней в больнице в Солсбери до тех пор, пока ей не разрешили уехать домой. После болезни у Дороти выпали все волосы, и она вынуждена была какое-то время носить парик. Ненадолго вернувшись в Годольфин в сентябре 1911 года, Дороти вскоре снова заболела и дальше училась дома. Это не помешало ей блестяще сдать экзамены и получить стипендию на обучение в колледже Сомервиль.
Снова Оксфорд
Осенью 1912 года Дороти прибыла в Оксфорд в качестве студентки. Она везла с собой красивые платья и карнавальный костюм для бала и была готова к развлечениям, флирту и новым знакомствам. Позже она писала матери, что чем дальше, тем яснее понимает, что создана не для академических занятий, а “для общества”. Все ее надежды сбылись: она нашла в Сомервиле новых подруг, некоторые из которых остались в ее жизни навсегда; возобновила общение со многими старыми друзьями семьи; ее ждали новые спектакли (которые она сочиняла и играла вместе с соученицами), увлечения и, конечно, учеба, от которой она, несомненно, тоже получала удовольствие. Современные языки привлекали ее больше, чем древние, поэтому основным предметом изучения она выбрала французский язык и литературу.
Студентка Сомервилл
Первая ее оксфордская дружба завязалась еще во время вступительного экзамена. Ожидая начала вместе с какой-то девушкой, она внезапно процитировала по-французски строчку из “Сирано де Бержерака”. Девушка немедленно откликнулась следующей строкой. Девушку звали Дороти Роу, и она стала близкой подругой Дороти Сэйерс на долгие годы.
Вера Бриттен – еще одна выпускница Сомервиля, ставшая впоследствии известной писательницей – вспоминает, что Дороти была жизнерадостной и шумной молодой женщиной, которую можно было встретить в коридорах колледжа в любое время дня и ночи с чайником в руках и в клетчатом переднике, повязанном поверх платья. Дороти непрерывно организовывала чаепития и полуночные посиделки с кофе или какао, которые были чрезвычайно популярны у студенток. Во время этих ночных бдений они говорили о жизни, любви, литературе – и многие из них впоследствии вспоминали это как главную часть своего оксфордского образования.
В те времена ходила присказка, что юноши приезжают в Оксфорд “не учиться, а развиваться”, девушки же, наоборот, считались прилежными и трудолюбивыми зубрилами, не отрывающими глаз от книги. Дороти выбрала мужской путь – она “развивалась”: прогуливала лекции, устраивала пикники на реке и вовсю наслаждалась жизнью. Одевалась она продуманно и экстравагантно, много курила – причем родители знали об этой ее привычке и посылали ей сигареты (мать и сама была заядлой курильщицей). Однажды Дороти спустилась к завтраку в колледже с красной лентой, повязанной на лбу, и в огромных серьгах – каждая в виде золоченой клетки с разноцветным попугаем внутри. Именно в таком виде она собиралась отправиться на общую университетскую лекцию, которую девушки слушали вместе со студентами-мужчинами. Дороти считала, что “обязанность каждой женщины – выглядеть как можно лучше, особенно если она собирается предстать перед молодыми людьми”.
Центром ее оксфордской жизни был Баховский хор, которым руководил доктор Хью Аллен. Дороти в прежние годы брала уроки пения – у нее было контральто, – и занятия в хоре ей очень нравились. Но еще больше ей нравился сам доктор Аллен. Она везде трубила о своих нежных чувствах, всячески их преувеличивая, и во время репетиций не отрывала от него восторженного взгляда. По всей видимости, доктор Аллен тоже был к ней не вполне равнодушен – он вообще питал слабость к хорошеньким девушкам, однако дело ограничивалось довольно невинным флиртом (доктору Аллену было в то время сорок два года, он был женат и имел двух дочерей). Доктор Аллен был непременным героем всех университетских пьес, которые сочиняла Дороти, и, разумеется, играла его она сама.
Дороти в роли доктора Аллена
Творческая энергия мисс Сэйерс была неуемна – помимо пьес она писала стихи и основала Общество взаимного восхищения (резонно рассудив, что если они так не назовут сами себя, то их так неизбежно назовут другие). На собраниях Общества участницы читали друг другу свои произведения и обсуждали прочитанное.
Дороти также участвовала в университетских дебатах и слыла отличным оратором. Она ходила на лекции приезжих знаменитостей – так, ей довелось послушать Гилберта Кита Честертона и Джорджа Бернарда Шоу. Г. К.Ч. понравился ей больше, чем Д.Б.Ш. – уже тогда она начала формировать свое собственное отношение к религии, и “Ортодоксия” Честертона оказала на нее огромное влияние. Вероятно, она очень удивилась бы, если бы узнала, что в будущем им предстоит общаться в Детективном клубе и вместе проводить обряд инициации молодых авторов.