Смертельный яд (Сильный яд)

Этим кратким вступлением я попытался несколько усмирить ваше волнение перед лицом огромной ответственности, которая возложена на вас гражданским долгом. Теперь начну с самого начала и постараюсь изложить все услышанное как можно более ясно.
Обвинению дело представляется следующим образом: подсудимая Гарриет Вэйн убила Филиппа Бойза, отравив его мышьяком. Не буду тратить ваше время и приводить доказательства, предоставленные сэром Джеймсом Лаббоком и другими докторами в медицинском заключении о причине смерти. Обвинение утверждает, что мистер Бойз скончался от отравления мышьяком, и защита этого не отрицает. Таким образом, имеются доказательства того, что причиной смерти явился мышьяк, и это вы должны принять как факт. Единственный вопрос, который перед вами стоит: был ли мышьяк предумышленно использован подсудимой?
Погибший, Филипп Бойз, был, как вам известно, писателем. Ему было тридцать шесть лет, он опубликовал пять романов, а также множество статей и эссе. В своих литературных трудах он выражал, как иногда говорят, “передовые” взгляды. Проповедовал идеи, которые кому-то из нас покажутся бунтарскими и аморальными, а именно атеизм, анархизм и так называемую “свободную любовь”. Как видно, свою частную жизнь он, по крайней мере некоторое время, вел в полном соответствии с вышеназванными идеями.
Как бы то ни было, в 1927 году он познакомился с Гарриет Вэйн. Встретились они в одном из литературно-артистических кружков, где активно обсуждаются “передовые” теории, и в скором времени стали очень дружны. Подсудимая тоже писательница по профессии, и прошу вас принять во внимание, что работает она в жанре так называемых “детективных” рассказов, где описываются различные изобретательные убийства и прочие преступления.
Со свидетельской трибуны перед вами выступала сама подсудимая, а также немало людей, дававших показания касательно ее морального облика. Вы слышали, что эта молодая и очень одаренная женщина получила строгое религиозное воспитание и по не зависящим от нее обстоятельствам с двадцати трех лет была вынуждена сама зарабатывать на хлеб. С тех пор – а сейчас подсудимой двадцать девять – она усердно трудилась и, нужно отдать ей должное, добилась независимости честным путем – одними лишь собственными стараниями, не будучи никому обязанной.
Она откровенно рассказала нам, как возникла ее нежная привязанность к Филиппу Бойзу и как он долгое время безуспешно пытался склонить ее к незаконному союзу. В сущности, для женитьбы не было никаких препятствий, но мистер Бойз, очевидно, выдавал себя за противника института брака как такового. Согласно показаниям Сильвии Марриот и Эйлунд Прайс, подсудимую чрезвычайно огорчали такие взгляды; с другой стороны, вы уже слышали, что мистер Бойз был очень красивым и привлекательным мужчиной, перед которым любой женщине нелегко было бы устоять.
Итак, в марте 1928 года подсудимая, по ее словам, утомленная настойчивостью Бойза, уступила ему и согласилась с ним сожительствовать, не сочетаясь законным браком.
Вы можете подумать – и будете совершенно правы, – что это был неверный шаг. Даже принимая во внимание уязвимое положение молодой женщины, вы, возможно, придете к выводу, что она морально неустойчива. Ложное обаяние, которое иные писатели пытаются придать “свободной любви”, не должно заслонять от вас банальной и грубой природы этого проступка. Сэр Импи Биггс, призвав на помощь подзащитной все свое красноречие, изобразил действия Гарриет Вэйн в самых светлых тонах бескорыстия и самопожертвования, а также напомнил вам, что в подобных случаях женщина всегда платит больше, чем мужчина. Но надеюсь, вы не станете придавать большого значения его доводам. Вам прекрасно известна разница между должным и недолжным в таких ситуациях. Вероятно, вы сочтете, что если бы Гарриет Вэйн не была в какой-то мере развращена влиянием той пагубной среды, в которой вращалась, она смогла бы проявить подлинную силу духа, отказав Филиппу Бойзу.
С другой стороны, постарайтесь не истолковать это падение неверным образом. Одно дело – вести распутную жизнь, и совсем иное – совершить убийство. Возможно, вы подумаете, что один шаг по тропе порока легко влечет за собой следующий, но не стоит слишком доверять такой логике. Конечно, вы можете принять его во внимание, но так, чтобы это не привело к пристрастности.
Судья на мгновение умолк, и Фредди Арбатнот ткнул локтем в бок лорда Питера Уимзи, который сидел мрачнее тучи.
– Да уж, надеюсь, это не так. Черт возьми, да если б каждая интрижка приводила к убийству, половину из нас давно бы перевешали за убийство другой половины!
– И к которой половине принадлежали бы вы? – поинтересовался лорд Питер, смерив собеседника холодным взглядом, и снова повернулся к скамье подсудимых.
– Я-то? К жертвам, – ответил достопочтенный [2] Фредди. – Я бы подошел на роль трупа в библиотеке.
– Таким образом Филипп Бойз и подсудимая прожили вместе около года, – продолжал судья. – По свидетельству многих друзей, их совместная жизнь протекала во взаимной любви. Мисс Прайс отмечает, что Гарриет Вэйн очень тяжело переживала свое несчастное положение: порвав связи с друзьями семьи, она отказалась и от попыток войти в другой круг, где ее пренебрежение общественными устоями могло вызвать неловкость. Однако она была невероятно предана своему возлюбленному и неоднократно говорила, как она горда и счастлива быть его спутницей.
Тем не менее в феврале 1929 года случилась ссора, за которой последовал разрыв. В том, что ссора имела место, сомневаться не приходится. Мистер и миссис Дайер, проживающие прямо над квартирой Филиппа Бойза, утверждают, что слышали рассерженные голоса, причем мужчина сыпал проклятиями, а женщина плакала; на следующий день Гарриет Вэйн собрала вещи и навсегда покинула тот дом. Особенно любопытное обстоятельство, которое вы непременно должны учесть, представляет собой названная причина ссоры. В данном случае мы можем полагаться только на показания подсудимой. По словам мисс Марриот, у которой Гарриет Вэйн остановилась сразу после разрыва, подсудимая упорно отказывалась что-либо объяснять и только повторяла, что Бойз ее бесчестно обманул и она даже слышать о нем не желает.
Можно было бы предположить, что подсудимую оскорбила неверность Бойза, его грубость или, наконец, нежелание узаконить перед всем светом их отношения. Но все это она отрицает. По ее словам, которые подтверждаются письмом Филиппа Бойза к отцу, он в конце концов сделал ей предложение, что и стало причиной ссоры. Вам это может показаться невероятным, но таковы показания подсудимой, данные под присягой.
Предложение руки и сердца, казалось бы, логически исключает какую-либо возможность обиды со стороны Гарриет Вэйн. Любой скажет, что в подобных обстоятельствах у нее никак не могло быть мотива для убийства молодого человека – скорее наоборот. И тем не менее факт остается фактом: произошла ссора, и подсудимая утверждает, что это благородное, хотя и запоздалое, предложение было ей неприятно. Сама она не говорит, хотя и могла бы, что этот поступок снимает с нее подозрения во враждебности к Филиппу Бойзу, – вместо нее это энергично и красноречиво утверждает ее защитник. Да, об этом говорит сэр Импи Биггс, но не сама подсудимая. По ее словам – представьте себя на ее месте и постарайтесь ее понять, если сможете, – она рассердилась на Бойза за то, что он сначала вынудил ее принять его принципы, а затем отрекся от них, по выражению подсудимой, “выставив ее на посмешище”.
Господа присяжные, вам решать, можно ли предложение руки и сердца счесть достаточным поводом для убийства. Я лишь подчеркиваю, что иных мотивов представлено не было.
В этот момент старая дева на скамье присяжных сделала в своих записях пометку, причем, судя по движению карандаша, весьма решительно. Лорд Питер Уимзи покачал головой и что-то пробормотал.
– После этого в течение примерно трех месяцев ничего примечательного не происходило; Гарриет Вэйн покинула дом мисс Марриот и наняла себе небольшую квартиру на Даути-стрит, в то время как Филипп Бойз, напротив, тяготился одиночеством и потому принял приглашение своего кузена, мистера Нормана Эркарта, погостить в его доме на Уоберн-сквер. Несмотря на то что обвиняемая и Филипп Бойз после расставания жили в одном районе Лондона, они, по-видимому, встречались очень редко. Один или два раза они случайно сталкивались у друзей. Даты этих встреч не могут быть точно установлены, так как это не были официальные визиты, однако с определенной долей уверенности можно сказать, что они виделись ближе к концу марта, затем на второй неделе апреля и, наконец, в мае. Прошу вас запомнить эти факты, хотя за невозможностью выяснить точные даты особого веса им придавать не стоит.