Нежные признания
Они обвили ее талию, а его большие пальцы легко, как перья, коснулись нижней части ее груди. Теперь она окончательно пришла в себя и сглотнула ком в горле. Юбки задрались до бедер, а Джеймс оказался зажат между ее коленями. Он опирался на дверь, Фэйт крепко схватилась за его плечо в попытке удержаться.
Она хотела отстраниться, но надавливание на лодыжку только усилило боль. Ей было больно, а он снова улыбался!
— Тебе это кажется смешным? Я могу потерять работу! Нельзя, чтобы меня нашли здесь с тобой в таком виде!
Джеймс старался подавить улыбку, но губы ему не подчинялись. Он попытался напомнить себе о решении не распускать рук, но они его тоже не слушались.
«Что за черт», — подумал он, прекращая внутреннюю борьбу. Они были в крошечной кладовке, где не было возможности даже пошевелиться. Какие еще неприятности могли с ними произойти?
— Я улыбаюсь, — сказал Джеймс, — потому что вспомнил тот день, когда была ужасная буря и мы укрылись в летнем домике.
— Не помню.
— Конечно, помнишь. Это было на приеме в загородном доме миссис Роват. Мы выехали на конную прогулку рано утром, когда небо было безоблачным.
Он почти ощущал тепло солнечных лучей на своем лице и удовольствие от присутствия Фэйт. С ней было так легко общаться, у них было столько общих интересов! Всякий раз, когда он упоминал слово «железная дорога» в присутствии других женщин, они вежливо кивали и улыбались, но он знал, что им было ужасно скучно. С Фэйт все было по-другому. Она задавала умные вопросы. Она понимала, что он не инвестировал каждый свой пенни только ради прибыли, которую надеялся получить: он любил железную дорогу так же, как его отец любил Дрюмор. Он любил ее запах, безупречные линии, скорость. И он хотел быть частью этого мира.
Оглянувшись на прошлое, Джеймс вспомнил, как считал в порядке вещей оставить Фэйт в Лондоне, а самому поехать на север спасать свою компанию. Она не дала ему возможности это объяснить. Тогда, в том загородном доме, они планировали совместную жизнь. Как получилось, что все пошло наперекосяк?
— Жаль, что мы не можем повернуть время вспять и вновь оказаться в том летнем домике, — сказал он, озвучивая пришедшую в голову мысль. — Разве ты не помнишь настигшую нас сильную бурю? Мы спешились и повели своих лошадей, когда в землю ударила молния. Они ускакали, а нам посчастливилось найти убежище в том заброшенном летнем домике. Мы не знали, что за густыми деревьями и кустами был особняк.
Это воспоминание обожгло сердце Фэйт. Они зашли в тот летний домик до того, как дождь перерос в ливень, превративший день в ночь. Спотыкаясь, она пыталась обойти нагромождения и с шумом упала на диван, который вонял собаками. Джеймс хотел помочь ей подняться, но снаружи снова громыхнуло, и она схватилась за него. Он упал на нее, и именно тогда начались неприятности…
— Не хочу думать о том дне, — воинственным тоном произнесла она.
Его тон был другим:
— Точно? Он был чудесным, не правда ли, Фэйт? Мы были так молоды и страстны. Мы были влюблены, не отрицай этого! Как мы могли сдержаться?
Фэйт сглотнула комок, образовавшийся в горле. Конечно, она помнила все до мельчайших подробностей: как он мягко засмеялся, прежде чем поцеловал ее, как она прильнула к нему, как одно нежное прикосновение сменялось другим. И с отчетливой точностью она помнила тот миг, когда спокойно горевший костер, который он успел разжечь внутри нее, неожиданно запылал ярким пламенем и перерос в сильный пожар. Мысль об этом заставила ее вздрогнуть.
— Тогда ты дрожала так же, как сейчас. — Его голос был низким и хриплым, с этим мягким шотландским «р», который она всегда считала неотразимым.
Эротические воспоминания, неприличная поза, в которой они сейчас оказались, когда он был сжат ее коленями, его притягательный голос — все это заставило ее тело отреагировать. Грудь начала возбужденно подниматься и покалывать, а увлажнившееся средоточие ее женственности заставило лицо вспыхнуть от смущения… Или это было желание?
— Что такое, Фэйт? Тебе холодно? Давай я согрею тебя. — Джеймс расстегнул пиджак и обернул вокруг нее, укутывая их обоих в мягкий кокон.
У нее было странное ощущение, что все происходит не наяву, что это сон. Она посмотрела на Барнета и нахмурилась. Тот, в свою очередь, пристально посмотрел на девушку, и в тусклом свете его глаза казались темными и сосредоточенными. Сейчас он не улыбался.
Ей захотелось, чтобы он занялся с ней любовью, чего не сделал тем далеким утром в летнем домике. Именно Фэйт тогда вела себя дерзко: «Займись со мной любовью, Джеймс». Он не хотел и слышать об этом. Они должны подождать еще немного, говорил он. Когда он вернется из Шотландии, они поженятся. Ей нужно всего лишь набраться терпения…
Фэйт хотелось, чтобы не было тех бессодержательных лет одиночества и пустоты. Лучше бы она никогда не встречала его. Лучше бы никогда не любила его. Лучше бы…
Чувствуя произошедшую в ней перемену, Джеймс поднял голову и прильнул к ее губам в горячем поцелуе. Его руки тоже не бездействовали: он сжал ее ягодицы и притянул к своим, теперь уже топорщившимся, брюкам. Крепко держа ее, он наклонился к центру ее чувственности.
Фэйт беспомощно застонала. Этого не могло произойти. Это не должно произойти. Она должна собрать волю в кулак и заставить его остановиться. Но ее тело не соглашалось с этим. Оно жаждало дать ему все, чего он хотел, — чего они оба хотели.
Дыхание Джеймса стало сбивчивым и частым. Он пробормотал сквозь стиснутые зубы:
— Сколько раз я проклинал себя за то, что поступил благородно в том чертовом летнем домике.
Благородно? Ей так не показалось. Он целовал ее и ласкал с такой страстью, что она не понимала, как можно быть еще более близкими. Но хотела бы узнать.
Ничего не изменилось: он все еще мог заставить ее страстно желать этого.
Мысли Фэйт разлетелись, когда его руки скользнули под юбки к панталонам, а когда он нежно провел пальцами между ее бедер, она с трудом сдержала крик и запрокинула голову. Так далеко они тогда не заходили.
— Ты влажная из-за меня, — сказал он.
Она действительно была влажная и страстно желала его, он тоже жаждал ее. Его губы расплылось в улыбке от предвкушения наивысшего удовлетворения. Но мало-помалу улыбка начала сползать с его лица.
Джеймс всерьез засомневался в своем рассудке. В крохотной кладовке не было места, чтобы лечь: здесь едва можно было стоять вдвоем. Заняться с ней любовью не было никакой возможности, если они останутся там, где сейчас.
А как же его решение? Он дал себе обещание не реагировать на обаяние неверной Макбрайд. На его лбу выступили капли пота. Она сводила его с ума нежными возбужденными вздохами. Отлично! Он даст ей кое-что, чтобы она запомнила его, чтобы это выводило ее из себя всякий раз, когда она будет вспоминать, как близко они подошли к акту любви в кладовке ее классной комнаты.
Медленное движение его пальцев сводило Фэйт с ума. Она не могла и не хотела думать о том, хорошо или плохо то, что они делают. Весь мир сосредоточился на немыслимых, изводящих ее ощущениях между бедер.
Она широко открыла глаза, когда волна мелкой дрожи прокатилась где-то глубоко внутри нее, и схватилась за его плечи, потому что ее затрясло от вала умопомрачительных ощущений. Она бы вскрикнула от этого изумительного чувства, но у нее перехватило дыхание. Когда ее тело перестало дрожать, она упала ему на грудь и спрятала лицо на его плече.
Постепенно Фэйт вернулась на землю: запах их любви, закрытое помещение, сильное упругое тело, бережно прижимающее ее к груди. Она подняла голову, чтобы лучше рассмотреть его… и эту несносную самодовольную улыбку на его лице.
Это был не тот мужчина, которого она помнила. Этот человек был слишком знающим, слишком опытным и слишком сексуальным, черт побери, чтобы быть тем благородным возлюбленным, которого она когда-то знала. За прошедшие восемь лет ее опыт был равен нулю. Но Фэйт готова была поспорить на последний грош, что о нем сказать того же нельзя. Тогда что она делает, небрежно развалившись перед ним, как распутница из борделя?!