Кукольный загробный мир (СИ)
Звездочет снял шляпу для того, чтобы очередной раз помять ее в руках. Это бессмысленное действо он совершал минимум по несколько раз в день: иль от излишнего волнения, или от прозаического безделья. Куклы переглянулись и стали громко перешептываться, даже Анфиона потеряла интерес к разглядыванию ногтей, приподняв заинтересованный взгляд.
— А что, это получится? — спросил Фалиил.
— Не уверен. Но можно попытаться, нет — нужно попытаться. У нас просто нет выбора: с каждой ночью туман абстракций светится все сильнее, в нем накапливается внутренняя энергия, не находящая себе выхода, ведь он находится на границе между текущим и стационарным состоянием времени. Там растет напряжение, последствия которого сложно предсказать. Думаю, это как-то связано и с нашими личными странностями: появилась тень, в далеком прошлом исчезнувшая навеки, все чаще возникают видения загадочных Незнакомцев, еще эта книга… Сингулярность становится нестабильна и порождает аномалии. А что будет завтра?
Легкое дуновение страха, последовавшее за этими словами, заставило кукол притихнуть. Таурья даже закрыла лицо ладонями, шепча себе под нос: «ой, что будет? что будет?».
— Теперь вы понимаете, что я собрал вас не для праздной болтовни? — звездочет принялся разворачивать второй из принесенных свитков. — Слушайте:
«Читающий да внемлет!
Философский трактат о тайных бытия.
Знайте, что движение времени в поднебесье вызывается колебанием струн. На границе мира, у непреодолимых скал, находятся два механических музыканта: один на востоке, другой на западе. Тот, что на западе — музыкант со скрипкой, он играет только в миноре. Путь к нему преграждает Недорисованная крепость. На востоке — музыкант с арфой, он играет только в мажоре. Препятствием к нему является Сентиментальный лабиринт. Лишь когда они оба играют, светлая и темная, четная и нечетная, мажорная и минорная стороны реальности гармонируют друг с другом, и это приводит к поступательному ходу времени. Работу же самих музыкантов вызывает механизм Тензора, который расположен далеко на севере. Он охраняется Каруселью зеркал. А для того, чтобы придать энергию всей этой системе, нужно отправляться на самый юг — туда, где находится Пружина заводного механизма. Путь туда свободен.
Вы спросите: как же столь отдаленные объекты взаимодействуют между собой?
Отвечу: под землей, через нижнее пространство мироздания проходит целая система полубесконечных цепей, связывающих одно с другим.
Читающий да внемлет!»
Авилекс внимательно посмотрел на каждого слушателя, потом сделал свой официальный голос немного мягче:
— Я понимаю, что нагрузил вас излишней информацией, но об этом просто необходимо знать. Иначе мы не двинемся дальше.
— Вот уж никогда не думал, что ход вселенского времени заводится какой-то там пружиной, — с легким смешком в голосе произнес Ханниол, и его скептицизм сейчас разделяли многие.
— Да-да, примерно как ты заводишь свой будильник. Это еще раз доказывает, что все существует по образу и подобию некой парадигмы… что, слово непонятно? Если просто, то все вещи, малые и великие, неизбежно похожи друг на друга. Так устроено все вокруг.
— От нас-то чего требуется? — Ингустин, занятый последнее время лишь книгой да поиском ее сакраментальных страниц, с крайней неохотой переключал свое мышление в другое русло. Его бесцветные опаловые глаза, лишенные выразительности и какой-либо индивидуальности, сейчас недовольно смотрели в сторону рассказчика легенд. Вот еще в чем заковырка… — именно легенд, скорее всего звездочетом же когда-то и записанных (если не придуманных).
— Нужно четыре добровольца, чтобы отправиться в пространство скуки, на самый край — к непреодолимым скалам. Один пойдет к механизму Тензора, наладить который является самой сложной и ответственной задачей. Он сломался сразу после событий, спровоцированных уже небезызвестным вам нищим Нуном. Путь туда, как мы только читали, лежит на север. Двое других пойдут на восток и запад, чтобы настроить ослабевшие струны арфы и скрипки соответственно. Если во время своей игры механические музыканты будут фальшивить, запустить время не получится. Проблема усугубляется еще и тем, что на пути к нашим благородным целям расположены три препятствия: Карусель зеркал, Сентиментальный Лабиринт и Недорисованная крепость. Они созданы для защиты от любопытных глаз да неугомонных умов. Что это такое пока меня не спрашивайте, долго объяснять. Четвертому добровольцу выпадает самая легкая задача: отправиться на юг и завести Пружину так называемого заводного механизма. После того, как был сломан Тензор, она раскрутилась и ослабла. Никаких препятствий движению на юг не установлено.
Авилекс наконец сказал все, что хотел, долго после этого выслушивая не уверенную в себе самой тишину. Мраморная экспонента с четырьмя мертвыми циферблатами стояла посреди поляны как немое доказательство всего вышесказанного и теперь обретала своим существованием иной, более глубокий смысл. Хотелось даже подойти, подергать какую-нибудь из ее застывших стрелок — вдруг от этого в пространстве скуки что-то да изменится. Хотя, вряд ли. Стрелки, двигающие ходом времени, а не наоборот, — явление в принципе невозможное.
Звездочет уже начинал тяготиться всеобщим безмолвием, развел руками и сказал:
— Увы. Внутри Сингулярности осталось слишком мало субстанции времени, поэтому оно, чтобы не утечь окончательно, замкнуто в петлю. Мы с вами, по сути, постоянно проживаем один и тот же день, только по-разному. Если когда-нибудь…
— Я пойду! — бестактно прервал Ханниол, ему в голову вдруг пришла спасительная мысль, что путешествие — это возможность долго не видеть Астемиду, ну… и Гемму заодно. Может, со временем чары эликсира под названием «любовь» наконец развеются?
— Хорошо. Если уж первым вызвался, то тебе решать — в какую сторону направишься.
— Да какая разница, пусть будет север, — наугад ляпнул Хан и обрадовался окончательно принятому решению.
— Хм… к механизму Тензора, значит. Самая ответственная миссия. Одобряю. — Авилекс надеялся, что теперь-то после этого смелого шага предложения от самовыдвиженцев посыплются чередой. Хоть он и являлся негласным лидером общества, он не мог никому приказывать. Но поляну словно покрыла эманация тишины, даже шуршание крыльев бабочек перестали восприниматься слухом. — К примеру ты, Раюл, не желаешь ли сходить развеяться?
— Не-а, я вообще ходить не люблю, у меня ног слишком мало.
Винцела хихикнула, а Раюл для чего-то пошлепал друг о друга свои ботинки. Казалось, он вообще никогда не говорил всерьез, вся его жизнь — на шутках да прибаутках — кружилась с легкостью пушинки, не зная откуда, не зная куда и даже не ведая зачем. Ко всему вокруг он относился с иронией — в лучшем случае, с издевкой — далеко не в худшем. Его лицо обладало так называемой мимикой покоя: даже когда оно не выражало никаких чувств, легкая сардоническая ухмылка пластмассовой маской присутствовала постоянно. Больше всех он доставал Гимземина, иногда скажет нечто вроде: «о, Стекляшкин к нам пожаловал!» или «пробирочно-колбочный бог к нам дойти ногами смог». Алхимик злится, сыплет проклятиями, а тому только весело.
Хариами и Фалиил стали о чем-то перешептываться между собой, даже немного поспорили, после чего Хара заявил:
— Мы оба тоже идем: я на восток, Фали на запад. Хочется посмотреть, что за механические музыканты такие?
— Замечательно, замечательно, — Авилекс нежно пригладил тулью своей шляпы, показывая жестами, как все хорошо складывается.
— Тогда я иду на юг! — громко сказал Раюл.
— Подожди, я же только что тебе предлагал, ты отказался!
— Правда? — Раюл выразил искреннее изумления. — Ну так пользуйтесь моментом, пока я не отказался от того, от чего уже отказался! Иду, и все тут!
Звездочет озадаченно вздохнул, с недоверием посмотрев на местного шутника:
— Ладно. Кстати, Фали, у тебя остались еще свободные ракушки? Четыре пары наберется?