Мечта тигра (ЛП)

— Вот ты где.
Богиня вытянула руку, и золотая кобра обвила ее и устроилась на месте. Фаниндра не становилась украшением, когда богиня шла работать, предпочитая облик змеи. Анамика не переживала из-за живой змеи на своей руке, в отличие от Келси.
Фаниндра часто оставалась в комнате Аны, когда мы отправлялись помогать остальным. Она словно знала, что не понадобится. Почти все время мы находили ее спящей на солнце на окне Аны. Она редко радовала нас своим появлением. Анамика погладила голову змейки, и та устроилась, стреляя язычком, пока смотрела на меня.
Ана подошла ко мне, коснулась моей шеи, передала силу богини. Десятки картинок мелькали перед нами. Крики и молитвы, смерть и разрушение ударяли по нам. Мы пошатнулись от удара. Мы пытались раньше выбрать, какие просьбы важнее, но поняли потом, что самые громкие крики не всегда были теми, что требовали помощи первыми.
Мы вскоре обнаружили, когда она приняла свою роль, что сила Келси и Рена, сила, разделенная между богинями и тиграми, перешла нам полностью. Мы все получили. И каждая молитва, произнесенная в храме, несмотря на век, доходила до нас. Было очень сложно закрываться, но мы могли делать это вместе. Возвращение этого было как прорыв дамбы. Мы делали так в экстренных случаях, и самые частые просьбы проступали на поверхность.
— Мы давно не выполняли долг, Дамон.
«Да», — мысленно ответил я.
Анамика взмахнула Огненной вервью и открыла проход в другое место. Когда он стал четче, она забралась на мою спину, и я бросился в брешь. Мы рухнули со стуком на тропу, и я побежал к городу.
Дым поднимался, солдаты жгли соломенные крыши. Ана собрала Шарфом ветра. Шарф раздулся за нами, дергаясь, большой, как воздушный шар, что я видел по телевизору. Ана даже не держала, а воздух заполнял мешок до предела. А потом, куда проще, чем делали мы с Келси, Ана повернула руку, и жуткие порывы понеслись вперед нас тушить огонь.
Я большими прыжками огибал павших солдат, покрытых засохшей кровью. Мы вступили в бой, когда молитвы ощущались горечью в воздухе, и день переходил в лиловую ночь. Небо напоминало кожу, покрытую синяками. Дым над землей висел как туман, жалил мне нос и глаза.
Когда мы добрались до камей и развалин домов, похожих на сломанные зубы, я понял, что мы опоздали. Свежая кровь краской покрывала землю. Солдаты рушили. Детей убивали вместе со стариками.
Я ощущал несколько выживших в тенях домов, что еще не разбили, но деревня была окружена. Бежать было некуда. Мои лапы скользили на слизи смерти, я выпустил когти и заревел. И все действия резко прекратились.
Через миг шепот узнавания стал голым ужасом. Многие солдаты бросили оружие и убежали в сгущающуюся ночь. Они бежали, как крысы из обнаруженной норы, прятались в ближайшие щели — топот сапог, скрип кожи, копыта. Но и оставшихся было много. Они облизывали губы и смотрели на красивую богиню. Я зарычал, скаля зубы и кусая воздух.
Дурга встала с моей спины, зависла надо мной, ее тело поддерживала подушка воздуха. Молнии трещали на ее пальцах. Ее тень плясала на дыме от огней, что поглощали дом за домом. В ее глазах я увидел пылающие угли ярости. С криком она выпустила молнии, что когда-то были у Келси, и сбила первую волну. Гром сотряс землю, многие упали, но другие бросились в бой.
Она опустилась на ноги рядом со мной, и мы начали смертельный танец, ударяя солдата за солдатом. Наемники отбивали мечами ее меч и трезубец, но она была сильнее их. И те, кто приближался, узнавали силу Фаниндры. Она убивала укусами.
Анамика билась сразу с семерыми, пригибаясь, двигая руками и телом так, что я хотел сесть и смотреть на нее, но у меня тоже были противники. Гора тел вокруг нее росла, некоторые были без голов, некоторые укушены, некоторые пронзены.
Когда тела мешали, она перелетала на другое место, но оставалась близко ко мне. Мне стоило обидеться, что она защищает меня, как я — ее, но я гордился помогать такому воину.
Один отлетел от меня с кровью на груди. Другой сжимал внутренности, я распорол его когтями, а третий закричал, и я впился в шею. Его крики оборвались, когда я сломал ему спину. Я прыгнул на солдата, раздавил его весом, бросился на ноги двух мужчин, что напали на Анамику.
Я видел, когда их жестокость сломалась. Страх, что они вызывали, впился в них, и их решимость стала водой. Я впился в руку мужчины, что хотел сбежать, и его оружие упало на землю. Ана ударила по его руке своим мечом, отрубая ее. Он закричал и схватился за обрубок, откуда выглядывала голая кость.
Мы старались, но, казалось, бесконечно много людей искало смерти. Мы убивали их по одному, почти не получая раны, кроме одной на руке Аны, несмотря на броню. Ее кровь свободно текла, кто-то удачно попал.
Я был в ярости от мысли, что солдат прошел мою защиту, я бился с новой силой. Я ударял снова и снова, сбивал людей зубами и когтями. Я был оружием, покрытым мехом. Мы сражались, как в плавном танце. Я жалел лишь, что не мог сражаться рядом с ней как человек. Хотя мне нравилось биться как тигр, я хотел бы столкнуться с врагами как раньше. Я представил, как мы боремся с противниками, стоя спиной к спине.
Бой завершился. Ана тяжело дышала. На ее красивом лице не было ни грязи, ни крови. Несколько умников сбежало, но они не стоили гонки. Мы убили лидера, что устроил беду из жадности.
Мы обнаружили, что в деревне добывали руду из горы. Для них дохода было мало, но военачальника не радовали результаты. Он решил наказать деревню, подав пример остальным в его власти. Если бы не крики верующих, мы бы не узнали, куда идти. Гонец мог говорить о любой горе, любой деревне. Повезло, что мы нашли правильную.
Дурга позвала выживших, подняла руки к небу, и пошел успокаивающий дождь. Сладкие капли падали на истерзанную землю. Когда огонь погас, мы оценили ущерб. Из сотен жителей остались десятки. Многие были женщинами. Огонь забрал много домов. Защитная стена вокруг домов была сломана и сожжена.
Мы задержались, сожгли мертвых огненной частью амулета, исцелили раненых силой камандалу. Ана с помощью Золотого плода обеспечила плодородие на несколько лет, коснулась плодом земли, связав его с амулетом, и на месте сожженных выросли новые посевы.
Когда мы решили, что сделали все, что могли, мы оставили людей и прыгнули в кольцо огня в поисках следующего места, где мы были нужны, а потом в другое. За три дня мы добрались до последнего места.
На востоке Индии я оказался на такой сухой земле, что пыль поднималась вокруг нас, покрывая ее кожу и мою шерсть. Хотя я почти всю жизнь провел в жарких джунглях, солнце безжалостно жгло нас, и такой жары я еще не испытывал. Я не знал, сколько мы протянем.
— Где мы? — спросила она. Вокруг не было людей, я не видел деревню. Жар был невыносимым, и Ана убрала нашу броню, амулетом вызывала на нас время от времени дождь, чтобы остыть. Даже Фаниндра поежилась и стала металлической. Словно она выполнила долг по защите госпожи, и мы остались одни. Я решил, что это хороший знак.
Когда Фаниндра была такой, ей не требовались еда или вода. Я не понимал раньше, что она вообще бывает голодной. Пока она не провела с нами много времени как живая змея. Я тихо поблагодарил змею за защиту. Может, показалось, но я увидел, как ее глаза заискрились, словно она услышала меня. Я уважал Фаниндру, особенно после того, как она много раз спасла Келси и Анамику. Без нее мы не выжили бы и не одолели Локеша.
Мы прошли пару сухих деревьев. Листья упрямо держались на них, но свернулись, напоминали тонкие коричневые ленты на жарком ветру. Я вспомнил деревья желаний на звездных фестивалях, но эти были как из фестиваля ада. Мы вскоре увидели траншеи в земле, но там ничто не росло. Даже сорняки.
Наконец, мы нашли заброшенную деревню. Брошенные вещи и солома усеивали землю. Я поднял нос. Было так сухо, что я едва уловил запах, но я ходил по деревне, заглядывал в темные здания, пока не нашел маленький храм с горкой подношений.
«Тут они тебе молились», — сказал я.