Наследие
Дом Джессики был неожиданно жалким на вид; покосившийся, с облезлыми стенами, он явно нуждался в ремонте и покраске. По бодрому голосу в телефонной трубке Стив представил себе хорошенький коттеджик, белый с зелеными ставнями, из тех, что рисуют на рекламных проспектах и на иллюстрациях к детским книжкам, – с непременным цветущим садиком и кустами роз под окном. Но, по правде говоря, таких сказочных домиков в Коппер-Сити не было вовсе. Город был откровенно беден, дни его расцвета остались далеко позади, и все дома здесь смотрелись угрюмыми стариками.
Гости, как видно, уже собрались. Еще не было полудня, но подъезд к дому был заполнен старыми легковушками и потрепанными пикапами. Стиву пришлось припарковаться на улице, а потом пробираться боком по узкой тропке между машинами и зарослями пожелтевшей, буйно разросшейся травы на обочине. Он не успел придумать, что скажет и как начнет разговор: дверь-ширма с дырой посредине распахнулась, и навстречу ему вывалилась целая толпа.
За три минуты Стив познакомился с двумя десятками местных жителей, не считая с визгом носящихся вокруг дома детей. В запоминании имен он и в лучшее время был нетверд, так что, как ни старался запомнить всех, по окончании приветственных церемоний уверенно узнавал только Джессику и Хейзел, сестру Рут.
Джессика Хестер оказалась точь-в-точь такой, как он себе представлял по телефонному разговору: бодрая говорливая старушка в огромных очках с толстыми стеклами, в свободной блузе с гавайским орнаментом и пурпурных брюках. Она всем представила Стива, снова и снова повторяя: сын мужа Рут приехал, чтобы расспросить о первой жене своего отца.
Потом сели за стол. Обед оказался в складчину: все гости, кроме самого Стива, что-то принесли с собой – и теперь, расположившись за длинным столом, разворачивали свертки и угощали друг друга жареными цыплятами, картофельным салатом, коул-слоу [3] и пирожками, пока Джессика, Хейзел и еще одна пожилая женщина, стоя в дверях, наперебой вспоминали Рут. По их словам, первая жена Джозефа Ная была просто святой: умная, добрая, любящая, терпеливая – словом, все классические добродетели молодой жены начала 1960-х. Быть может, безвременная смерть Рут побуждала ее родственниц к естественному преувеличению ее добродетелей, но, так или иначе, похоже, что Рут была милой девушкой и все ее любили.
Чуть позже подъехал Лаймен Фишер. Он учился с отцом и с Рут Хестер в одном классе, так что мог рассказать кое-что интересное. Для начала, хоть Лаймен и Джозеф дружили с первого класса, в старших классах оба соперничали за симпатию Рут – и по тону Лаймена Стив понял, что тот не вполне смирился с проигрышем. Следовательно, воспоминания Лаймена были не столь розовы и, возможно, чуть более реалистичны. Ухватившись за редкую возможность что-то узнать об отце в молодости, в ожидании десертов Стив зажал Лаймена в угол и принялся подробно расспрашивать, что за человек был Джозеф Най. Ответы звучали неожиданно: веселый парень, душа компании, любил развлечения, никогда не отказывался повеселиться. Совсем не похоже на отца, каким Стив его знал. И еще меньше – на убийцу.
Уже не в первый раз вспомнив о Вьетнаме, Стив спросил Лаймена: переменился ли отец, вернувшись с войны? Стал ли другим человеком, побывав на волосок от смерти?
Лаймен подумал, а потом сказал:
– Да нет, пожалуй… Нет, не было такого. Многие с той войны вернулись другими – знаете, с крышей набекрень. Только не Джо.
Тем временем вокруг них собрались Джессика и прочие – и, обведя их взглядом, Стив решил, что, пожалуй, настало время заговорить о смерти…
…убийстве…
… Рут.
Он повернулся к Джессике.
– Когда погибла Рут, – начал он, – вы решили, что это самоубийство?
Прозвучало это чересчур прямолинейно – но, в конце концов, надо же с чего-то начать.
– Или несчастный случай, – ответила Джессика.
«А как же записка?» – хотел спросить он. Впрочем, неизвестно ведь, кто из них знает о записке. И если выяснится, что откуда-то знает Стив, могут возникнуть вопросы, на которые он не готов отвечать.
– Кто-нибудь видел, как это произошло?
– Никто ничего толком не видел. Все произошло слишком быстро. Раз – и она уже внизу.
– О самоубийстве люди говорили только потому, что она, в своем-то положении, полезла туда, – добавила Хейзел. – Но вполне могла ведь и просто оступиться. – Хейзел сжала губы в тонкую линию, вдруг напомнив Стиву мать. – Я всегда считала, что это несчастный случай.
– А она ничего не говорила перед смертью? – поинтересовался кто-то из гостей, кажется, сын Хейзел.
– При падении она разбила себе голову, – ответила Джессика. – Умерла сразу. Поначалу надеялись, что ребенка удастся спасти, поэтому спешно повезли ее в больницу и сделали экстренное кесарево сечение. Может, в наше время и спасли бы. Но тогда не вышло. Девочка появилась на свет мертвой.
– А потом мы потеряли и Джо, – грустно заметила Хейзел.
Лаймен кивнул.
– Да, он со всеми порвал. Не хотел видеть никого из старых друзей. Мы с ребятами пытались его расшевелить, но у него уже появилась новая компания, а с нами он больше не хотел знаться. Как отрезало.
– Помню, он еще ходил к проститутке, – брезгливо поджав губы, заметила какая-то подруга Рут. И, понизив голос, добавила: – К мексиканке.
Стив все никак не мог совместить в уме отца, которого знал, с живым и веселым парнем, о котором рассказывал Лаймен Фишер, а последнее откровение совсем его подкосило. Отец, несгибаемый республиканец, каждый божий день сетующий на засилье иммигрантов – спал с мексиканской проституткой? Да быть такого не может!
Впрочем, как и того, что он убил свою жену.
Джессика кивнула.
– Верно. Я слышала, он в нее влюбился и очень горевал, когда ее выслали домой, в Мексику. А что с ним дальше было, не знаю. Вроде бы уехал из города.
– Точно, – подтвердил Лаймен. – Уехал. По-моему, в Лас-Крусес.
– А его родные? – спросил Стив. – Его родители тогда были еще живы? Сестра Мэрион?
– С семьей он… рассорился, – чуть поколебавшись, заметила Джессика.
– Из-за Рут, – добавила Хейзел.
Стив удивился.
– А мама говорила, что тетя Мэрион предпочитала ей Рут. Мол, та ей нравилась, а мама – нет.
– Это же Мэрион – ей никто не нравился! – ответил Лаймен, и все засмеялись.
Стив ненадолго задумался.
– Я знаю, что отец был во Вьетнаме, – начал он, решив обратиться с тем же вопросом ко всему собранию. – Скажите, после этого он… изменился?
Все повернулись к Хейзел.
– Я не заметила. Да и Рут мне ничего такого не говорила. А она непременно сказала бы, если вдруг что. А почему вы спрашиваете?
– Просто любопытно, – быстро ответил Стив. – Пытаюсь понять, что за человек был мой отец в молодости.
– Не война его изменила, а смерть Рут, – произнесла Хейзел, и Джессика рядом с ней кивнула.
– Будь Рут жива, сейчас все было бы по-другому, – грустно подтвердила она.
Родные и друзья Рут были хорошие люди, и сама Рут, по-видимому, тоже. А его отец – нет. Он убийца. И, как бы ни хотел Стив верить, что у отца были серьезные причины избавиться от жены, он не находил ни одного довода в его защиту.
Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Стив наконец уехал, увозя с собой ломоть пирога, завернутый Джессикой в фольгу, и добрые пожелания. На главной улице Коппер-Сити возле банка горели фонари. Путь до Альбукерке был долог. Стив выехал из города и помчался по пустыне в сгущающейся тьме, наедине со своими невеселыми мыслями.
* * *На следующий день он позвонил Шерри. И матери. Обе сообщили, что в его отсутствие все шло гладко, никаких проблем, однако мать попросила навестить отца. Никто не был у него с четверга, и мать беспокоилась. Стиву не хотелось ехать в Лонг-Бич – да, откровенно говоря, и старика видеть не хотелось. Он еще не освоился с полученной новой информацией, так что принял компромиссное решение: позвонил в Ветеранский госпиталь и спросил о состоянии отца. Дежурная медсестра ответила: всё так же, никаких изменений. Большую часть времени отец спит и, даже когда просыпается, в ясное сознание приходит редко и очень ненадолго.