Воин Храма (СИ)

— Я надеюсь, что это так.
— Я не поддамся колдовству, — отрезал Леннар и подался назад. Лицо его снова стало холодно. — Вы говорили с отцом, как обещали мне?
— Конечно же нет. Всего несколько часов прошло. Я еще не видел толком его.
— Торопитесь. Пока вы медлите, мой магистр терпит пытки в застенках инквизиции.
Снова на лице Кадана показалась обида.
— А вы так заботитесь о нем?
— Я принес обет, — медленно, будто объясняя ребенку таинство десяти заповедей, произнес Леннар, — для вас это шутки, а для меня — смысл, который наполнил мою жизнь.
— Но зачем? — Кадан невольно повысил голос. — Что вело вас, я не могу понять?
Леннар пожал плечами и отвернулся. Теперь он смотрел на океан.
— Я вырос в глухом имении в сердце Франции. Где каждый день походил на предыдущий день. Ничего не менялось — только зиму сменяло лето, а затем снова наступала зима. Но когда мне было четырнадцать, в замке моего отца проездом гостил рыцарь Храма, который направлялся на восток, к месту сбора войск. Он так отличался ото всех, кто обитал кругом… Его взгляд полнила нездешняя вера, мудрость познания того, зачем мы живем. Его одежды были белы, когда кругом царили слякоть и грязь. И я захотел… — Леннар качнул головой, — впрочем, вам не понять.
— Я могу понять, — Кадан опустил взгляд, и сердце его сдавила тоска, — я могу понять, что когда нечто светлое входит в твою жизнь, отказаться от него нет никакой возможности. И ты сделаешь все, чтобы причаститься к нему.
— Да, — подтвердил Леннар, — это так, — хотя и не понял до конца, о чем именно Кадан говорил. — Вы пытаетесь поколебать мою веру — так знайте. У меня достаточно причин сомневаться в ней. Я не хочу, чтобы вы стали еще одной.
— Но я не могу отказаться от вас…
— Если не хотите оставить меня в покое — поддержите меня, а не стремитесь сломать.
— Хорошо, — Кадан снова опустил взгляд. — Простите, что был слишком груб.
Он развернулся и, шелестя одеяниями, двинулся прочь. А Леннар не удержался — обернулся ему вслед и, сколько мог, наблюдал, как стройная фигурка тает в темноте.
Он не мог поверить, что в этом хрупком обличье может обитать демон. Нет, чувства, которые вызывал у него юный бард, не походили на похоть — хотя Леннар и хотел им овладеть.
Он сам не понимал, от чего так пронзительно теперь в груди. Как будто он обидел и оттолкнул того, кто верил в него.
Прошло несколько дней. Тан попросил Леннара отправиться с отрядом его воинов в разъезд. Леннар отлично понимал, что его принимают здесь лишь потому, что верят в крепость его доспеха и силу меча, и потому не стал возражать.
Взгляд его, однако, то и дело устремлялся к суровым стенам замка, где остался привороживший его ведьмак. И даже долг, ради которого он прибыл в эти дикие каменистые земли, порядком мерк перед воспоминаниями о том, как Кадан пел.
Наконец, к вечеру третьего дня, Леннар вернулся в пределы замка и, совершив омовение после долгого пути, отправился на поиски того, кто не покидал его мыслей все эти дни.
Кадан сидел в главном зале, в одном из закутков, отгороженных гобеленами и согретым отдельным камином, и играл в шахматы с сестрой.
Завидев рыцаря, приближавшегося к ним, леди поднялась и присела в реверансе на французский манер. Затем откланялась и, шелестя юбками, скрылась в полумраке.
— Сыграете со мной? — первым спросил Леннар, видя, что этого Кадан и ждет.
Тот кивнул.
— Выбирайте сторону. Хотя, полагаю, вам больше подошли бы белые — как ваш плащ.
— Меня больше пугает то, что черные очень подходят вам, — Леннар сел на скамью.
— Это не так, — Кадан опустил ресницы и принялся по новой расставлять фигуры на доске. — Если бы вы узнали меня получше…
— То вам, очевидно, удалось бы окончательно свести меня с ума.
На губах Кадана промелькнула улыбка, но глаза так и остались прикованы к доске.
— Я надеюсь, что это так.
Леннар присмотрелся к доске и сделал первый ход.
— Вы говорили с отцом? — стараясь придать своему голосу ненавязчивые нотки, спросил он.
— О да.
— И что?
— Прежде чем я расскажу вам, поговорите немного со мной.
Леннар молчал. Кадан сделал свой ход, и, поразмыслив, он тоже неторопливо продвинул пешку вперед.
— Хотите, чтобы я рассказал вам об учении Христа?
Кадан негромко рассмеялся, и смех его был одновременно мелодичным и теплым.
— Святой Патрик достаточно проповедовал здесь о нем. Но если вам интересна эта тема… Я мог бы в свою очередь рассказать вам о легендах наших краев.
Леннар молчал. Легенды он любил. Но не любил — а вернее, опасался — языческих богов.
— Вы язычник? — наконец спросил он.
— Вам ли, гонимому церковью, задавать этот вопрос?
Леннар молчал. И Кадан, поняв, что ответа ему не дождаться, продолжил сам:
— Здесь многие молятся Богу, сотворившему мир, но и почитают древних духов, наполнивших его. Думаю, для вас это не секрет. И если бы это было иначе — вас не пустили бы сюда.
— И все же я не язычник, — отрезал Леннар, но Кадан предпочел не замечать его слов.
— Если вы спрашиваете лично обо мне… — Кадан сделал ход ладьей и откинулся назад, внимательно наблюдая за тем, как скользят тени по лицу рыцаря. Как при движении рук проступает косточка у основания шеи в вороте туники. Как даже под доспехом играют и переливаются крепкие мускулы, которых хотелось коснуться пальцами, — то я бы не стал говорить о вере. По крайней мере, я воспринимаю ее не так глубоко, как вы. Я верю в то, что мир кругом нас наделен душой. Назовете ли вы ее духами и дадите древние имена, или эту душу будут звать единственно Бог, мне все равно. В конце концов, и наши предки, чью веру вы так привыкли попирать, верили во Всеобщую Мать. Теперь вы верите во Всеобщего Отца.
Леннар молчал. Ему не нравилось, как рассуждает шотландец. От слов его попахивало ересью куда более опасной, чем дикарская вера язычников. А Кадан, выждав какое-то время, продолжал:
— Иногда мне кажется, — сказал он, — что мир вокруг нас замкнулся в кольцо. Как вы и сказали тогда — бесконечно вращается колесо. И все, что может случиться, уже было когда-нибудь. А все, что уже было, произойдет еще раз.
— Что вы имеете в виду? — мрачно спросил Леннар. О шахматах он уже стал забывать.
— Взять, к примеру, вас. Меня не покидает чувство, что я уже знал вас до того, как увидел в библиотеке отца.
Леннар сглотнул.
— Такого не может быть, — сухо сказал он, хотя и сам испытывал то же чувство: увидев лицо Кадана, на мгновенье он ощутил наполненность, как будто в глаза ему смотрела давно утраченная часть его самого.
— Да, никакая из известных мне религий не может этого описать. Но я привык доверять тому, что происходит внутри меня. А сердце мое говорит мне, что я уже видел вас. Быть может, сотню или тысячу лет назад. Когда еще не было на земле ни меня, ни вас.
— Это абсурд, — Леннар качнул головой, стряхивая наваждение, в которое погрузил его бард, — просто скажите мне, устроит ли встречу ваш отец.
Кадан с грустью смотрел на него.
"Вы не верите мне…" — хотел было сказать он, но не сказал.
— Вам придется еще немного подождать, — сказал Кадан.
— Вы не говорили с отцом?
— Нет, дело не в этом. Король обычно наезжает в наш замок, когда начинается июль. Тогда вы и сможете передать ему письмо — если, конечно, он согласится выслушать вас.
— В этом вы можете мне помочь?
— Я постараюсь придумать что-нибудь.
Леннар, не получивший до конца того, о чем просил, остался зол. Хотя злиться на Кадана было тяжело.
Шотландец походил на лисичку, одного взмаха хвоста которой хватало, чтобы ненависть превратилась в любовь. И тщетно напоминал себе рыцарь, как обманчиво обаяние лис. Ему хотелось доверять барду, и он ему доверял.
Тем более поражен он был, когда, войдя в свою комнату со свечой в руках, увидел хрупкую фигурку рыжеволосого юноши, сидящую на коленях на холодном полу.