В погоне за артефактом

— Аленка, сейчас бить начну, и твой зад сильно пострадает, — затряс меня за плечи напарник, — это сколько же можно ничего не слышать?
Я почесала занывшие плечи и перевела взгляд на Фомку.
— Что?
— Дозвался, — вытер с лица пот приятель. — Помочь, спрашиваю? Информация нужна?
— Естественно.
— Ну?
— Иди и узнай, как листок выносили. Добудь у начальника охраны запись церемонии вызова духа за день до исчезновения и копию той, что мы просматривали в конторе.
— Как проходило явление в день похищения?
— Да. Мне необходимо сравнить так, чтобы можно было подметить любую несущественную мелочь.
— Есть, шеф! — взял под козырек Фомка, потом ухмыльнулся, взлохматил мои и без того лохматые волосы и испарился за дверью. Кажется, у кого-то появился ключ от моих покоев. Не романтично, конечно, Фомка не Мик, зато очень практично. Ладно, отметаем посторонние мысли, где я остановилась? Артефакт…
В голове проносились обрывки разговоров, намеки, отдельные слова, перед глазами словно наяву стоял артефакт и улыбался, а в мозгу вспышками мелькали фразы: «На коленочках лучше», — первая подсказка по поводу шкатулки; «Сто сорок восьмая страница», — отпечатки пальцев; «Когда я оказывался здесь прежде», — а это…
Оторвавшись от записывания, я соскочила с кровати вместе с лупой, удерживая тот самый отпечаток большого пальца, который обнаружила в книге и на листке, и принялась осматривать все, к чему мог прикасаться живший в этой комнате до меня человек: спинки кровати, ручка тумбочки, журнальный столик…
— Ай! — А вот и еще одно предупреждение сработало: чтобы я ножки не порезала об осколки разбившейся чашки. Плюхнувшись на кровать и взявшись одной рукой за щиколотку, осмотрела порез на большом пальце, и вдруг стекло моей лупы, направленной на пол, засветилось. Отпечаток! Отпечаток ладони на полу и того самого большого пальца возле кровати. Как если бы человек встал на четвереньки с целью чего-нибудь спрятать или достать.
Перекатившись на другую сторону кровати, я сползла и заглянула вниз, где, кроме клубов пыли и моего ботинка, ничего не оказалось. Да уж, слуги правда нерадивые, как и говорил артефакт. Не желая больше рисковать оставшимися невредимыми пальцами на ногах и самими ногами, я дотянулась до ботинка, а потом стала вспоминать, куда дела второй. Припомнив, полезла под тумбочку, вытянула ботинок, да так и осталась лежать, поскольку заметила на обоях, у края плинтуса, подсохшее пятно, которое почему-то переливалось металлическим блеском.
Теперь фраза о нерадивых слугах обрела иной смысл, и мне пришлось снова нырять в рюкзак и вытаскивать оттуда коробочку для улик вместе с входящей в комплект палочкой. Поскрябав по пятну, я закрыла свеженький вещдок крышечкой, с чувством удовлетворения сунула коробочку в карман рюкзака и вернулась к своим записям.
«Смотря кто найдет», — эта фраза вспомнилась следующей. И означать она могла, что отыскать артефакт предлагалось мне. Почему именно мне? Потому ли, что дух-совратитель выбрал меня объектом соблазнения и ждет не дождется, когда я его поцелую? Ага, все сто раз «ага»! Сама думаю и самой смешно. Как он там заявил: «Я и не человек». Не умеет он чувствовать, как мы, дух и есть дух, неосязаемый, бесплотный, не имеющий слабостей, которые связаны с плотью. Память хранит все, что он испытывал человеком, а он ведь был таковым, если прежде видел обнаженных женщин (тут я самую малость покраснела), а вот выливаются эти воспоминания исключительно в насмешки над окружающими, иначе духу становится смертельно скучно.
Тогда снова встает вопрос — почему именно я? Потому что справлюсь или, напротив, не справлюсь с заданием? И когда он выбрал меня, уж не в день ли наших последних испытаний, когда наградил первым местом, а следовательно, возможностью попасть в лучшее агентство? Пройдя, как говорится, крещение канализацией… Канализация!..
Я, натурально, просто в голос застонала, схватившись за голову, в которой насмешливо звучало: «Я полагал, из дворца можно выйти не только через дверь или окно».
— Да чтоб тебя сплюснуло и перекорежило, артефактишка! Что за извращенное чувство юмора, гад солнечный? Неужели нет других выходов, кроме твоего любимого места?
От переизбытка чувств соскочила с кровати и, размахивая лупой, продолжила выплескивать свой гнев.
— А ну появись, проекция!
Никто не появился.
— Я знаю, ты знал, что я буду вне себя, артефактишка, а ну иди сюда!
Никто не пришел.
— Ты, солнечное подобие мужчины, боишься меня? А ну явись, подлый трус!
В ответ — тишина.
— Ну ладно, опять добился своего. — Я бухнулась на колени, простерла руки к небу и фанатичным голосом священника из Тьмутьмии, вершащего казнь, завопила: — Явись пред очи недостойной твоего небесного сияния, о светлейший!
И тут услышала:
— Аленка, ты чего?
Повернув голову, увидела напряженно замершего в дверном проеме напарника.
— Призываю артефакт, — тряхнув волосами и сдув пряди с лица, ответила ему.
— Так его здесь нет, толку-то призывать?
— Ну, нет так нет. — Я поднялась с колен, отряхнула штаны и приняла самый умно-сосредоточенный вид. — Добыл кристалл?
— Даже два, — Фома все еще поглядывал на меня с подозрением, — это тебя так с сивушки разобрало? Галлюцинации?
— Нет, — отмахнулась от озабоченного напарника, — это меня так от артефакта разобрало. Но я тебе попозже объясню, а пока давай сюда все, что принес.
Мой драгоценный Фомантий добыл записи не только с кристаллов из зала явления артефакта, но даже с тех, что стояли в коридоре.
Усевшись в кресло, я установила кристальную копию на журнальном столике и активировала запись. Фомка устроился напротив, и мы синхронно склонились к замерцавшему полупрозрачному изображению.
Сначала кристалл отобразил целую толпу перед входом в зал «явления светлейшего народу». Толпу проверяли у входа строгие охранники в ливреях и награждали тычками или хлопками пониже спины (это касалось особо симпатичных посетительниц) каждого, кто проявлял недовольство обыском. Когда все, возжаждавшие общения с сиятельнейшей занозой, всосались в огромные двери, к деревянным створкам торжественно приблизились несущий шкатулку хранитель сокровищницы под конвоем и слуга с золотым листком на подносе, за ними следовала еще пара охранников. Хранитель торжественно вошел первым, а слуга, ожидая своей очереди, побрызгал на листок полировочной жидкости из бутылочки и натер его собственным рукавом, отчего вещь просто ослепительно заблестела.
Ну а дальше началось представление. Кристалл отобразил внутренний зал, в котором на постамент установили шкатулку. Все, затаив дыхание, вытянулись по стойке «смирно», ожидая явления артефакта, а хранитель гневно зыркнул на замешкавшегося слугу. Тот поспешно подскочил со своим подносом к постаменту, схватил листок и заслужил затрещину от хранителя, указавшего на золотой пинцет, лежащий рядом со шкатулкой. Взяв листок так, как положено по регламенту, слуга вытянул руку, а хранитель откинул крышку, после чего на миг все изображение в кристалле затмило солнечное сияние. Лист примагнитился куда надо, и прикрывший им все сокровенное артефакт явился публике. Ну а дальше мероприятие шло по плану, и как мы с Фомкой ни высматривали, ничего необычного в поведении посетителей не углядели.
— Что-нибудь насторожило? — спросила я напарника.
— Явление как явление. Служка, кажется, новый.
— Угу, явно плохо знаком с ритуалом. Он листок рукой схватил. — Я задумчиво постучала указательным пальцем по подбородку. — Ладно, давай дальше.
Следующая запись была похожа на предыдущую, исключая само явление. Только толпа оказалась поменьше, более представительные посетители были одеты побогаче, а охранники не распускали рук. Эту запись мы также просмотрели до конца, начиная с толкучки в коридоре и заканчивая выходом из зала, когда каждого посла снова подвергали тщательной проверке.
— Ну? — вопросила я. Наша с Фомкой профессиональная привычка делиться собственными наблюдениями помогала подметить несущественные на первый взгляд мелочи.