Два плюс один (СИ)
— Я беременность сохраняю, — устало выдохнула Ксюша, с предвкушением открывая пакет.
— Сочувствую, жесть конечно, но у меня ещё хуже. Я вообще забеременеть никак не могу, врачи говорят в трубах дело, будут смотреть и сразу удалять спайки.
— А у меня вот внепланово получилось, — вдыхала носом сладкий, бодрящий аромат мандарина.
— Везё-ёт, — протянула девушка в ответ и показала вверх большой палец.
— Везение сомнительное, — искренне ответила Ксюша и ощутила голодный спазм в желудке.
— Ну уж не скажи, ты хотя бы знаешь, что можешь, а я что только не делаю с мужем, ничего. Вот надежда на врачей теперь.
— Не волнуйся, все сейчас лечится, — достала питьевой йогурт и булочку в прозрачной упаковке.
— Все да не все, девочки..
Голос прозвучал протяжно, устало, но в тоже время с нотками доброты. Переглянувшись, девушки, выжидательно посмотрели на женщину. Она вздохнула, скрестив кисти рук на острых коленях.
— Тоже долго дети не получались. И вот семь лет назад родила дочку — Наташеньку. Как увидела ее — весь мир перевернулся. Глазищи голубые, как небо мартовское. Кормила, как положено, нарадоваться не могли, она у нас ангельская вышла. Мужу в командировку, а у меня — мастит. Пошла к врачу, оказалось, и не он вовсе. Врачи говорили, все лечится сейчас, справитесь, молодая ещё. От груди отучила за три дня, слезами ее умывала перед операцией. Справились. Вылечились. Каждый день жила мыслями о том, как же я счастлива. В июне вот — матка. Наташка в сентябре идёт в первый класс, не знаю, смогу ли восстановиться, как ей все объяснить теперь, ведь все понимает, большая. Я уезжала, а она мне рисунок нарисовала, первое сентября, говорит, ты мне составишь вот такой — самый красивый букет, — не смогла договорить и отвернулась.
В палате стояла гробовая тишина и даже назойливая черная муха затихла на раковине. Ксюша смотрела в одну точку, не отрываясь. К горлу подступил сухой огромный ком, который перекрыл возможность дышать. Казалось каждое слово, ни одного лишнего, ни одной буквы — все проникло прямо сердце, как разрывная пуля — в мелкое крошево. Разжав пальцы, положила продукты рядом, на байковое одеяло в синюю клетку. Соседка напротив тоже пребывала в растерянности.
— Не говорите, ничего, девочки, вы уж простите, тяжко так, что хоть волком вой, а поделится надо. Живите и радуйтесь, молоденькие ещё, здоровые, все у вас будет и детки и счастье, и я тоже повоюю ещё, слава Богу есть ради кого, — сказала и сцепила челюсти до боли.
Ксюша ничего не смогла сказать, лишь только взглянула на женщину глазами, полными подступающих слез. Извинившись, вышла в коридор. И только там, за дверью, смогла сделать вздох. Показалось, чужая боль схватилась за ногу и повисла на ней тяжёлой гирей. Не сдвинулась с места. Так и стояла, как приклеенная. А перед глазами возник разноцветный букет, наспех нарисованный карандашами.
— Макарова, спуститесь на лифте, вам лекарства принесли, — послышалось из — за стола "дежурного".
Словно не расслышав, Ксюша стояла, не шелохнувшись.
— Макарова, ещё десять минут и вы не сможете выйти! — ! — строгим эхом огласило коридор.
— Иду, — тихо произнесла девушка и энергичными движениями растерла щеки ладонями.
***
Сжимая ключи в крепкой ладони за спиной, Макар внимательно посмотрел на освещенный вход. Казалось, выполнил все, и даже больше, но на душе не возникло ожидаемого спокойствия. Обычно привык доводить дела до конца, и ощущать львиную долю удовлетворения. Может от того и специализацию выбрал такую. Несколько лет работал в " травме " и привык действовать быстро и эффективно, а потом видеть счастливые лица родителей и облегчение маленьких пациентов. Сейчас же. сделал все, что мог, почти по протоколу, как профессиональному, так и человеческому. И вот последний шаг. Вернуть ключи и уехать к черту из этого города, который подарил столько неприятных эмоций за последнее время. Но с каждым шагом вперёд, натягивалась невидимая нить, задевающая область, где — то за грудиной. Холодок незавершенности проник под ребра. Точно, это он. То, чего Макар не любил больше всего. Сейчас понял и стиснул челюсть. "Мать. Здесь остаётся одна, а я даже не заехал, как обещал. И с Катькой ничего не понятно". Сунул ключи в задний карман. Задумался.
— Макар, сколько я тебе должна? — привычный колокольчик сломался, стал глухим и скрипучим. Несколько секунд медленно взмахнул ресницами и вернулся в реальность.
— Что?
— Ты лекарства купил? Я отдам, только напиши номер карты, пожалуйста, — хмыкнула носом и подняла голову вверх, чтобы встретиться взглядом. От такого неожиданно близкого обращения Макар ощутил приятное тепло в душе.
- Считай это врачебная помощь от меня, там хватит на два курса, только в руки им не отдавай, приноси в процедурку сама.
Кивнула, оттягивая вниз рукава джинсовки.
— Спасибо за куртку, очень кстати, — бесцветно произнесла, уставившись взглядом на знакомые кроссовки.
— Лифт включили? Тебе вообще нельзя по лестнице ходить сейчас, а лучше лежать, разве врач не говорила?
— Да, это ты попросил? — удивилась. Врачей это не волнует, в патологии сохраняют, на больших сроках, а сейчас, говорят, естественный отбор, — пробубнила в пол.
Позади громко хлопнула чья-то форточка. Макар нахмурился.
— Эй, что опять случилось? — застрял взглядом в уголке ее правого глаза. Ксюша держалась, как могла.
— Дай, пожалуйста, ключи и я побегу, а то дверь закроют, — протянула ладонь вперёд.
Не надо было быть специалистом, для того, чтобы определить — девушка находится на грани срыва. Красные пятна покрыли скулы, в серых глазах, словно капли дождя, нависли крупные слезы.
— Рассказывай, — твердо произнес, глядя на крыльцо, — охранник нас видит, он не станет закрывать.
— Макар, пожалуйста, дай ключи, — с новой попыткой протянула руку и сжала губы упрямой пуговицей. Стала похожа на трёхлетнюю малышку, у которой старший брат отобрал красивый фантик и никак не вернет его обратно. Секунда. две… Расплакалась. Уже без разницы, что подумает, правда, к чему скрывать, все равно видятся в последний раз.
— Ну, блин, у тебя гормоны или ты всегда такая? — сбитый в толку, Макар удержал ладони в нескольких миллиметрах от ее предплечий. Не прикоснулся.
— Прости, навалилось, я не истеричка. Просто все в ком — и понеслось. Я сейчас историю услышала, женщина у нас в палате, — дыхание перехватило и Ксюша замахала открытой ладонью перед лицом, — она тяжело больна, а у нее дочка маленькая, как так, как ей дальше жить? А ребенку как?
— Бороться, — скупо ответил, опустив руки, — и только так.
— Да легко сказать, бороться, когда у самого все хорошо — интересная работа, любимая рядом, а тут женщина умирает, понимаешь? — смахнув слезы резким движением обиженно произнесла.
— Умирает — это процесс, порой достаточно длительный. И жизнь тоже процесс, и никогда не знаешь, в какой точке они пересекутся. Я работаю с этим каждый день и, поверь, не всегда знаешь утром, что вечером можешь оказаться на железном столе. Эта женщина ещё много успеет сделать, поверь мне.
Перестала плакать, что толку, никакого сочувствия. Перед глазами предстал циничный хирург. Серая радужка наполнилась стальным блеском. Нахохлившись, девушка в третий раз протянула руку.
— Что у тебя с родителями?
— Почему я должна рассказывать тебе об этом?
— Потому что ты нуждаешься в помощи.
— Я не нуждаюсь, — процедила в ответ и с вызовом посмотрела в темно-зеленые глаза.
— Хорошо, тогда я сейчас поеду обратно и поговорю с соседями, может у кого — то есть их телефон.
— Не станешь, — испуганно вскинула брови, сжимая пальцы в кулак.
— Хочешь поверить? — улыбнулся так дерзко, что Ксюша увидела в нем совершенно другого Макара. Примерно такого же, как в первую встречу. Только ещё противнее.
— Она бы потащила меня на аборт, — нетерпеливо выплюнула в лицо, обжигая подбородок Макара своим горячим дыханием. Он уловил ноздрями тонкий аромат, исходящий от ее волос. Зрачки непроизвольно расширились.