Этот мир как сон (СИ)
На дневном привале подошел к лежавшему прямо на земле без сил попутчику, присел на корточки рядом.
— Я помогу вам, если хотите, — без всяких предисловий начал я. — Не бойтесь, ничего требовать от вас не собираюсь. Держитесь за мной — будет легче.
Тот смотрел на меня непонимающими глазами, потом, по-видимому, до него дошли мои слова. Ответил мне нерешительно: — Спасибо, парень. Даже не знаю, что и сказать. Не хочу быть никому обузой.
— Меня зовут Серегей. Думаю, вдвоем мы справимся с дорогой. Не вижу зазорного в том, чтобы помочь старшему. Так что не стесняйтесь.
— Хорошо, Серегей. Можешь называть меня Раймоном. Что мне нужно делать?
— Ваш мешок понесу я. Дам еще веревку, привяжите к своему поясу — буду тянуть вас за собой.
Так мы и шли дальше — вел Раймона на буксире. Он старался не нагружать меня, шел поначалу не отставая, а потом понемногу все сильнее натягивал веревку — я чуть ли не волок его. Сил моих хватало — мысленно благодарил своих ротных наставников, гонявших меня до изнеможения, пока не набрал терпимой формы. На привалах также сидели рядом, ели выданный охраной паек, запивали водой из моего походного котелка. Вели разговоры на разные темы. Раймон, как собеседник, уступал Николасу — знал намного меньше, да и рассказывал не так связно и логично, но все же что-то интересное в его словах находил. Больше говорил он, облегчал душу от своих дум и переживаний, я же слушал, иногда поддерживал разговор. Посочувствовал его несчастью, приведшему на каторгу, о своем же поведал вкратце, в двух словах. По сути жалел бедолагу, но особой приязни к нему не испытывал, впрочем, как и обратного чувства.
На двенадцатый день прибыли в лагерь в приграничной полосе. На огороженной дощатым забором территории выстроили десяток бараков, здание администрации, хозяйственные строения. Нас разделили по баракам — бывших военных в свой отдельный. В нем поддерживался армейский порядок — с разделением на взводы и десятки, командирами, дежурным и дневальными, распорядком дня. Меня и еще три десятка новоприбывших встретил старший барака — пожилой офицер с капитанским шевроном на рукаве. Хотя мы уже не числились в штате армии, но знаки различия нам сохранили, обращались друг к другу по званию. Капитан после непродолжительного расспроса распределил нас по взводам, рассказал о принятых здесь условиях и режиме дня. Показал незанятые нары, после дал время отдохнуть и привести себя в порядок.
В этот час в бараке никого, кроме старшего и дежурного, не было — вся рота (привычно для себя назвал так здешний контингент) работала на строительстве полевых укреплений. Обустроили его как в казарме, разве что без оружейной стенки. Вдоль стен в два яруса тянулись нары, а по центру такой же длинный стол. На минуту даже показалось, что я своей роте, а все произошедшее со мной — страшный кошмар. Одернул себя — давно уже пора привыкнуть к суровой реальности, а не прятаться от нее в грезах. Вышел из барака, обошел его вокруг. На задней стороне под навесом увидел бочку с не очень чистой водой. Убрал плавающие сверху листья и другой мусор, разделся до нижнего белья и умылся с головы до ног. Набрал еще золы у печи здесь же, под навесом, постирал всю грязную одежду.
Усталости я не чувствовал. Вместо того, чтобы разлеживаться на нарах, как поступили мои попутчики, размялся хорошенько, а потом принялся за повторение изученных приемов и упражнений. После почти месячного перерыва кое-что забылось, прежняя четкость движений растерялась. Отрабатывал вновь и вновь, пока не пришла приятная усталость хорошо потрудившегося тела. Еще раз ополоснулся, только потом вернулся в барак. Старший, по-видимому, следил за мной в окно, остановил, когда я проходил мимо.
— Неплохо, парень, у тебя получается. Да и не потерял еще боевого духа. Только на будущее скажу — тебя ожидает трудная работа, можно сказать, на измор. Хватит ли у тебя сил после нее на подобные занятия — трудно сказать, но твое рвение похвальное.
— Благодарю, господин капитан, — вытянулся перед ним, как требуется уставом, после благосклонного кивка старшего продолжил: — Буду стараться, не хочу терять навыки работы с оружием.
— Пойдем во двор, покажу тебе пару хитрых приемов — может быть, когда-нибудь они тебе пригодятся.
Занимались весь час. Мечи нам заменили подходящие ветки, выбранные из сложенной у печи кучи хвороста. Капитан увлекся, показал не пару, а едва ли не десяток приемов. Схватывал быстро — после двух-трех показов повторял за ним пусть и медленно, но верно. Причем не только отдельные удары и блоки, но и их связки. Заслужил похвалу от старого воина: — Молодец, Серегей, у тебя дар к воинскому делу. Жаль, что так сложилось с тобой. Из тебя вышел бы отличный рубака!
Стало темнеть, когда в барак вернулись его обитатели. Вошли с шумом, что-то громко обсуждая. На вопрос старшего: — Что случилось? — один из них, наверное, кто-то из командиров, доложил: — Аравийцы напали. Чуть не попали под раздачу, когда по флангу они прорвались в наш тыл прямо напротив нас. Мы уже собрались кирками и лопатами отбиваться. Но обошлось, бог миловал в этот раз. Подошел резервный полк, отбил неприятеля. Командир, переговори с начальством, пусть нам выдадут хотя бы копья и щиты.
Капитан покачал головой, а потом пояснил: — Ты же знаешь, Роберто, не разрешат — не положено!
— Да знаю я, Рауль, но чует мое сердце, скоро нам станет жарко. Поляжем ни за понюх!
— Вот когда поляжем, тогда и разрешат. Может быть, — с грустной улыбкой ответил старший.
После обратился к своим командирам: — Роберто, Мигель, Игнасио, принимайте пополнение. Сегодня пришли с этапом. Я их распределил к вам, разбирайтесь.
— Давно пора, работы невпроворот, а рук не хватает — высказался степенный мужчина средних лет с нашивками лейтенанта.
Мы встали из-за стола, когда офицеры подошли к нам. Первым выступил Роберто, тоже, как и старший, капитан: — Так, кто в первый взвод — подойдите ко мне.
За ним отобрал своих во второй взвод тот самый лейтенант. Я же попал в третий, к Игнасио — сравнительно молодому, лет около тридцати, лейтенанту. Он расспросил каждого из нас, где и кем служили, имеют ли боевой опыт, каким оружием владели. Из десятка новоприбывших у меня оказался самый скромный послужной список, да и армейскому моему сроку — без году неделя. Выяснять, за какие прегрешения мы попали на каторгу, лейтенант не стал, после первого знакомства перепоручил нас десятникам. Моим непосредственным командиром стал капрал Маркос, невысокий плотный мужчина лет сорока. Мне он не понравился с первого взгляда — угрюмый, даже тени улыбки не видел на лице. Да и глаза какие-то злые, недовольные. Мог, конечно, ошибаться, но та же интуиция подсказывала, что мне с ним будет нелегко.
Каких-то разговоров капрал со мной не заводил, только буркнул: — Делай все, что я велю. Будешь медлить — накажу.
Больше общительным оказался сосед по нарам — молодой парень, немного постарше меня. После ужина, прошедшим, как и в роте, за общим столом, стал допытываться — откуда родом, где и как долго служил. Правда, тоже не затрагивал той причины, почему оказался здесь. Наверное, так здесь принято — не влезать в душу к кому-либо, бередить раны. Разговорился с Рикардо, так звали соседа, он в той же десятке, что и я, здесь уже полгода. Рассказал мне, как живется тут, почти на передовой, о работе, отношениях между каторжанами, с лагерной охраной. Воспользовался его словоохотливостью, постарался разузнать обо всем, что может быть полезным для меня. По словам Рикардо, да случившееся сегодня нападение аравийцев подтверждали их, работа здесь небезопасна — стычки с неприятелем, прорывы линии обороны не редкость.
Рота строила укрепления — вроде засечной линии в моем мире, в нескольких километрах от передового рубежа. Войска нашего не хватало, чтобы плотно прикрыть его. Враг и пользовался этим — искал слабое место, а потом бил туда. После прорыва жгли все, что попадалось им на пути в нашем тылу, а потом уходили обратно. В отместку наши войсковые части сами нападали на аравийцев, старались досадить им побольнее. Вот так во взаимных атаках и ожидании нападения проходил весь этот год. Среди строителей есть потери — кому-то не посчастливилось оказаться на пути противника. Тут надо держать ухо востро — при опасности вовремя спрятаться или убежать в сторону. Охрана сама так поступала — встать грудью перед врагом и пасть героической смертью охотников не находилось.