52 Гц (СИ)

А еще — молчал, потому что боялся узнать, как Джеймс прожил эти пять лет. Сколько в них было боли. Боялся попросить прощения за свою дурость. Боялся, что прощения не получит. Прав был Колин, во всем был прав — он дурак, который не видит дальше своего носа.
И что теперь?.. Теперь, когда Джеймс нашел человека, с которым ему хорошо — нужно все им испортить?.. Нужно отбить Джеймса, и… И что ему дать?.. Заставить его месяцами сидеть и ждать, пока Майкл работает на другой стороне Земли? Вырвать его из привычной жизни, чтобы самому не знать — чем он занят, что он делает, с кем общается?.. Вынудить его или сидеть месяцами без секса, или завести любовника?.. Или таскать Джеймса за собой по съемкам, как собаку — хотя он даже Бобби за собой не таскает. Что это будет за жизнь — вечные отели, кейтеринг, еда в контейнерах, суета, нервы, изматывающий график…
Здорово мечтать о том, как возвращаешься домой уставшим, когда тебе двадцать. Но когда тебе тридцать, и дома ты проводишь пару месяцев в год в общей сложности, как-то смотришь на вещи трезвее.
Пора было признать, что он потерял Джеймса — потерял еще тогда, десять лет назад. Никто не толкал его в спину, никто его не заставлял — он сам должен был сделать выбор, и он его сделал. И теперь ему оставалось только отпустить Джеймса и дать ему жить дальше. Спокойно. С тем, кто его любит. С тем, кого, скорее всего, любит он.
Повести себя хоть раз в жизни по-взрослому, перестать думать о себе.
Джеймс не заслуживал, чтобы Майкл вел себя с ним, как обиженная малолетка. Джеймс пожертвовал своей свободой, чтобы купить свободу ему. Не будь МакКейна, который отмазал его от причастности к банде и не дал судить, как члена группировки — сидеть бы Майклу в камере и смотреть на мир через телевизор. Джеймс дал ему возможность исполнить мечту, не позволил сломать жизнь тюремным сроком. Не быть за это благодарным — хуже, чем мудачество и эгоизм.
Это подлость.
Майкл отнял ладони от лица, опустил в траву. Прочесал ее пальцами.
И вдруг понял: вот оно. Вот то, чего ему не хватало. Сердце Эрика точно так же разрывалось, когда он видел Ирландию отданной в чужие руки. Но руки Англии, в отличие от рук Винсента, не были любящими. Они пытали, жгли, убивали. Они отбирали последний кусок хлеба у нищего, они выгоняли людей из домов, они вырубали леса, оставляя после себя пустоши и болота. Какую же ярость, отчаяние и беспомощность должен был чувствовать Эрик?.. Ежесекундно. Ненависть. Жажду крови. Желание голыми руками разодрать любое английское горло. Майкл сжал кулаки, вырывая траву с корешками. Погрузил пальцы в ледяную, влажную от дождя, мягкую землю. Он наконец понял Эрика, понял его до конца, до глубины его сердца. Что это за боль, когда то, что ты считаешь своим — человека, дом, землю — твоим никогда не будет. А если ты будешь драться за них — ты сделаешь только хуже. Никому не поможешь. Никого не спасешь. Тебя просто повесят. Конец истории.
Майкл глубоко дышал, чувствуя, как кружится голова. Пальцы дрожали, земля забилась под ногти черной каймой, облепила их. Он срывал одну за одной мягкие зеленые травинки, не зная, зачем это делает. Сжимал кулаки, прочесывал траву, словно чужие волосы, словно волосы человека, который умирал у него на коленях, а он не знал, как его утешить и унять его боль, кроме как гладить по голове и врать сбивчивым шепотом, что все будет в порядке, сдерживая свои слезы, чтобы тот, умирающий, продолжал верить, что надежда еще есть.
Майкл вернулся на площадку грязный и мокрый. Джинсы были в земле и траве, в ботинках чавкало. Майкл в очередной раз отряхнул от земли руки, вытер их о задницу. В мокрой одежде было холодно. На площадке стояла обыкновенная рабочая суета, у края поля снимали какую-то сцену с Шеймусом. Майкл постоял, посмотрел от дороги, как Шеймус гоняет Джинджер, чтобы взять барьер — каменную изгородь, разделяющую поля.
Он чувствовал в себе странную тишину. Словно принятое решение что-то изменило в нем. Может, это было от шока?.. Эта пустота внутри образовалась, когда он решил отказаться от старых чувств. Оказалось, их было так много, что теперь вместо них была какая-то пещера, гулкая от эха.
Он пропустил тот момент, когда что-то случилось.
Очнулся от крика — «Майкл!». Вздрогнул, вскинул голову — увидел, как Джеймс бежит к съемочной группе, а там нездоровое оживление, Джиджер вскидывается на дыбы с истерическим ржанием, люди что-то кричат. Майкл бросился к ним. Осенило его уже на бегу: Джеймс не знал. Он не знал, что Майкл в последний момент отказался от сцены и отдал ее Шеймусу. И если что-то случилось — Джеймс решил, что случилось оно с Майклом.
Шеймус лежал на земле, неестественно бледный, в испарине. Кто-то рвался к нему — помочь, что-то сделать, подержать голову, кто-то, не соображая, что делает, повторял, что его нужно поднять. Один помощник режиссера отгонял от него каждого, кто пытался дотронуться до парня, второй ходил взад-вперед с трубкой у уха.
— Что случилось? — спросил Майкл, поймав за рукав оператора.
— Не знаю — лошадь скинула, — растерянно отозвался тот. — Разогналась — и как вкопаная перед забором! Он кувырком через голову… и прямо на камни. А она как взовьется — и на него!..
— Лошадь не виновата, — хриплым шепотом сказал Шеймус. — Она оступилась, сама испугалась.
Майкл огляделся, встретился взглядами с Джеймсом. Тот сам был белый, как полотно.
— Службу спасения вызвали? — спросил Майкл. Его, как и всех, охватило паническое стремление суетиться и что-то делать. Он присел рядом с Шеймусом, кивнул ему, мол, ничего, обойдется. На него шикнули, чтобы не прикасался — он шикнул в ответ, мол, не собирается. — Спиной на камни? — спросил он у Шеймуса.
— Ног не чувствую, — шепотом признался тот.
— Не могут! — воскликнул второй помощник, отнимая трубку от уха. — Все на вылете — у западного берега круизный лайнер сидит на мели, все вертолеты там! Могут машину прислать, через час приедет.
— По таким дорогам? — воскликнул Майкл. — С такой травмой? Они ебнулись там все?!
— А если О’Деррика попросить! — крикнул кто-то. — На Цессне! Тут до Голуэя полчаса лету!
— О’Деррик в запое, — бросил кто-то еще. — Как вы начали в пятницу, так он и не закончил.
— Я могу, — решительно сказал Джеймс. — У меня есть лицензия, я умею летать.
  
Глава 16
 
— Кто полетит с ним?
— Я полечу, — мгновенно отозвался Майкл.
— Да ты сам бледный весь, — начал Шене, потянулся взять его за плечо. — Успокойся, о нем позаботятся. Ты ничем не…
— Я полечу! — огрызнулся Майкл, сбросив его руку. — И не обсуждается!
Режиссер смерил его взглядом, видимо, сомневаясь в том, следует ли его отпускать. Майкл насупился, скрестил руки. Он не собирался ни с кем спорить и никого убеждать — он полетит, и все. Даже если ему придется угнать самолет вместе с Джеймсом, приставив ему пистолет к голове.
Шене, видимо, почувствовал его настрой, отмахнулся — лети, черт с тобой.
— Возьмите с собой Марго — она позаботится о формальностях, — сказал он.
Марго, одна из его ассистенток, держалась не в пример хладнокровнее Майкла. То ли не раз уже видела травмы на съемках, то ли просто нервы у нее были крепче.
Шеймуса доставили на взлетное поле на самодельных носилках, погрузили в салон. Самолетик был больше грузовым, чем пассажирским: в нем возили зерно, поросят, ягнят, доставляли почту. Вдоль борта стоял ряд из пяти кресел, для носилок места едва хватило.
— Госпиталь в Голуэй готов принять нас, — сказала Марго, пряча телефон в карман. — Аэропорт в десяти минутах езды от него, машина скорой помощи будет ждать на месте.
— Хорошо, — автоматически сказал Майкл, хотя она говорила не с ним.
Джеймс занял место пилота, надел наушники. Уверенным жестом переключил пару тумблеров у себя над головой, оглянулся проверить, все ли устроились. Марго сидела, спокойная, как изваяние, сложив вместе колени и держа на них папку с какими-то бумагами. Майкл хотел спросить, знает ли Джеймс, куда вообще нужно лететь, но подумал, что, наверное, тот разберется. Не вызвался бы, если бы не мог разобраться.