52 Гц (СИ)

Зайдя в квартиру, пропахшую холодом, Майкл бросил ключи с брелоком-пружинкой на консоль, снял ботинки. Подобрал с пола кипу длинных белых конвертов, которые накидали через щель. В одних носках прошел в гостиную. Пробежал глазами по корешкам книг, отыскал свободное место и всунул туда еще одну.
«Дикие волки из Баллингари».
Потом оглядел оставшиеся с прошлого раза картонные листы, аккуратно сложенные у стены, но так и не выброшенные. Взял ножницы с кухонного рейлинга, задумчиво пощелкал ими. Отыскал маркер. Открыл в новом телефоне схему подходящего макета, поглядывая на нее, грубовато изобразил на упаковочном картоне несколько деталей. Подправил, чтобы вышло ровнее.
Включил в квартире отопление, сел прямо на пол, спиной к старинной черной батарее, и принялся вырезать. Никуда не спеша, аккуратно, срезая лохмотья, усыпая себя и пол обрезками. Когда все детали были вырезаны, он поставил чайник, облокотился на кухонную столешницу и закурил, задумчиво разглядывая разложенный по полу картон. Потом заварил чай прямо в кружке. Порылся по ящикам, среди шурупов, отверток, гарантийных книжечек и обрывков фольги нашел моток шпагата. Вернулся на пол и начал собирать детали вместе, время от времени прихлебывая горячий чай.
Когда все было готово, у него в руках оказался картонный самолетик из коричневой упаковочной бумаги. Взяв стул, он подвесил его на шпагате к люстре и отошел поглядеть на него, заложив руки за спину.
Джеймсу бы понравилось.
Наверное.
Две нетронутые зубные щетки стояли в стаканчике, в углу гостиной растопырился мольберт со старинным портретом, возле него зеленела пластиковая пальма. На ней осталась мишура и гирлянда с поза-поза-позапрошлого года. Майкл воткнул гирлянду в розетку, раскрыл холодильник. Посмотрел на пустые темные полки, закрыл. Бытовая техника не была подключена к сети — он все равно ею не пользовался. Даже защитную пленку с посудомойки и стиралки не отодрал.
Он вернулся к кухонному островку, на котором оставил почту, вскрыл конверты. Рекламные письма, буклеты, листовки — ничего личного, ему не приходили сюда даже счета.
Глядя, как медленно крутится на люстре коричневый картонный самолетик, он допил остывший чай и долил кипяток в кружку. Каждый раз, когда он входил в эту квартиру, ему хотелось закрыть за собой дверь, выбросить ключи в окно и никогда больше не выходить отсюда. А когда он ее покидал, ему хотелось выкинуть ключи в Темзу и никогда сюда больше не возвращаться. Он не делал ни того, ни другого. Он бывал здесь раз или два в год. Он не жил здесь и не собирался здесь жить, и возвращался сюда раз за разом, чтобы прикоснуться к иллюзии, что Джеймс куда-то только что вышел. Ведь здесь было так много его вещей, всего, что ему (бы) понравилось. Здесь все говорило о том, что это его дом. Их дом.
Не хуже, чем у Томми и Сары.
У этих двоих все складывалось так, что им можно было только завидовать. И Майкл завидовал. Искренне, с радостью за то, что у них все хорошо и с тоской по тому, что у него тоже могло бы быть — так же.
Когда Сара решила вложить деньги в паб Томми, тот не стал гордо отказываться, а принял их с благодарностью. Они стали партнерами и совладельцами. Сара оплатила ему колледж, а на подхват к Гордону Рамзи Томми устроился совершенно самостоятельно. Он проработал бок о бок со своим кумиром три года, после чего они разошлись: Томми не хотел вечно ходить в учениках, даже у самого Гордона. Он взял у него, что мог, а дальше пошел своей дорогой. Вместе с Сарой они открыли свой ресторан. Место было хорошим, кухня Томми — изумительной, а связи Сары обеспечили им рекламу среди модной тусовки, и к ним потянулась золотая молодежь, яппи и хипстеры.
У них были трудности — куда же без них. Дважды они расходились, но совместный бизнес держал их, и они сходились обратно. Ссорились. Мирились. Решали проблемы. Влюблялись друг в друга в третий, в четвертый раз. Майкл не считал, что Томми по-особенному повезло: Томми свое счастье создавал сам, и в первую очередь тем, что ему было не стыдно брать то, что ему предлагала жизнь. То есть, Сара. Их ресторан процветал, они даже начали думать о том, чтобы открыть новый.
Они бы тоже могли так. Они с Джеймсом. Если бы у Майкла гордыня была не размером с Эйфелеву башню, они с Джеймсом тоже замутили бы что-нибудь вместе. Неважно, что. Придумали бы.
Как в старом пабе, у Майкла здесь не было навечно зарезервированного столика. Он был и не нужен: Майкл не так часто появлялся в Лондоне, чтобы держать ему место. Но когда они договаривались о встрече, Томми сказал, что его-то уж куда-нибудь разместит. По телефону Майкл не стал ничего излагать, просто сказал, что хочет увидеть их обоих. Он считал, что такие разговоры нужно вести лично.
Он бывал здесь много раз — и один, и с компанией. Приводил сюда родителей с Фредди, Эвана с его женой и дочерьми. Эван, когда ему случалось задержаться в городе, только здесь и обедал: он не любил новые места, предпочитая все проверенное, уютное и знакомое. А здесь было уютно. Красиво без пафосной элегантности, удобно. Столы не крошечные и не огромные, стулья мягкие, скатерти — бумажные, а вместо выпендрежных живых цветов в стаканчиках рядом с перцем, солью, маслом и уксусом стояли брендированные карандаши. Их, конечно, растаскивали, но Томми считал это бесплатной рекламой. Майкл сомневался в том, что это работает, но он не был спецом в рекламе.
Томми за прошедшие десять лет чуть подрос и окреп, согнал лишний жирок, заматерел. Они с Браном окончательно сравнялись в фигуристости, и Майкл на их фоне теперь выглядел почти тощим. А Сара, сменив имидж разбитной девчонки на образ деловой женщины, стала почти ослепительна. Ей шел возраст. Ей шли костюмы. Ей шла элегантно-старомодная укладка и неяркий макияж, где теперь выделялись глаза, а не губы. Майкл не удивлялся, когда Томми восторженно говорил, что еще не родился такой мужчина, которого она не заставила бы с собой считаться. Она заставила считаться с собой свою аристократическую семью — а куда там было до этого снобизма каким-то костюмчикам из Сити.
— Ну, хвастайся, — сказал Майкл, когда они сели, расцеловавшись и наобнимавшись. Сара с довольной улыбкой протянула руку, растопырив пальцы, чтобы показать помолвочное кольцо. — Твоя родня крышей не съехала, когда узнала, за кого ты собралась?
— Они уже паковали чемоданы, чтобы отъехать, но ты знаешь, у моей тети Агаты во всех решениях совещательный голос такой громкости, что они передумали.
— Господи, она еще жива? Только не говори, что она в двенадцатый раз собирается замуж!
— Нет, ей надоело, — виртуозным жестом отмахнулась Сара. — Но она сказала, что если отец заикнется о том, чтобы лишить меня чего-нибудь ценного, она перепишет свое завещание в пользу ближайшего приюта для кошек, и разговоры как-то умолкли.
— Мировая тетка, — шепотом заговорщика сказал Томми. — Мы с ней договорились, что в случае чего я открываю приют для кошек прямо на ее улице, и дело в шляпе.
— И все? — весело спросил Майкл. — Вот так просто? Они тебя приняли?
— Они смирились, — сказала Сара. — Я сказала отцу, что если принц Гарри может жениться на Меган Маркл, я тем более могу выйти замуж за модного ресторатора. Против принца Гарри им нечего было возразить.
— Тебя накормить? — по-деловому спросил Томми.
— Я бы только кофе, — попросил Майкл. — Не голодный. В другой раз накормишь.
Томми мигнул официанту, дежурившему у стены, изобразил пантомиму пальцами, то ли что-то откручивая, то ли встряхивая — но этот язык жестов, судя по всему, парень понял.
— Так что у тебя стряслось? — спросила Сара. — Ты по телефону ничего толком не сказал.
— Вы знаете, что я сейчас работаю с Джеймсом? — прямо спросил Майкл.
— Слышали, — настороженно ответила она. — И как ты?..
Майкл оглядел их, скользнув взглядом от одного лица к другому. Как бы им объяснить?.. Как бы дать им понять, что все изменилось?..
— Мы помирились.
— В каком смысле? — изумленно спросил Томми. — Вы снова сошлись, что ли?!