После меня

Он поворачивается и идет прочь одной из тех в высшей степени самоуверенных походок, которые граничат с явно пижонским поведением.
— Я тебя ненавижу, — говорит Сейди. — Не могу понять, почему в качестве лучшей подруги я выбрала того, кому незнакомцы дарят цветы.
— Ты меня не выбирала, — отвечаю я. — Это я тебя выбрала, помнишь? Главным образом потому, что у тебя был самый лучший пенал.
— Пусть так. Но я все равно тебя ненавижу. Тебе даже не приходится прилагать никаких усилий. Ты ходишь в пуховике, лосинах и ботинках «ДМ» [4], но тем не менее шикарный незнакомец приглашает тебя на свидание.
— Я, возможно, ему не позвоню, — говорю я, понижая голос, потому что замечаю, как люди в очереди прислушиваются к нашему разговору.
— Тогда ты даже большая недотепа, чем я думала.
— Ну, во всяком случае я не стану звонить ему прямо сейчас.
— Хочешь немного поломаться, да?
— Нет. Я просто умираю от голода и не буду делать вообще ничего до тех пор, пока не запихаю себе в рот маффин с голубикой.
Сейди улыбается мне и затем бросает взгляд на цветы. В нем кроме роз есть лилии и другие цветы, названий которых я не знаю.
— Они, наверное, стоили ему немалых денег, — говорит она.
— Значит, жаль, что он не знал, что меня вполне устроил бы и маффин с голубикой, — отвечаю я.
Сейди смеется. Я невольно сжимаю букет чуточку сильнее.
Центр города Лидс — такой, каким он обычно бывает утром в понедельник: серый, пасмурный и слегка загаженный после уик-энда. Когда я останавливаюсь у перекрестка, кто-то сует мне в руку экземпляр бесплатного журнала. Я беру его, но не потому, что мне хочется его прочесть, а потому, что мне жаль человека, которому приходится вставать на рассвете и идти совать журналы в руки раздражительных пассажиров, едущих из пригорода на работу в центр города. Переходя улицу, я сворачиваю журнал в трубочку и засовываю его в боковой карман рюкзака. Женщина, идущая передо мной, несет свою большую сумку на согнутой правой руке — чтобы было легче. Я едва удерживаюсь от соблазна сказать ей, что она похожа на куклу Барби, у которой какой-то маленький мальчик вывернул руку. Я уверена, что если женский пол будет продолжать в том же духе, то рано или поздно младенцы-девочки начнут рождаться с уже изогнутой правой рукой и акушерки смогут сразу вешать на них большие сумки.
Сейди, посмотрев туда, куда смотрю я, с понимающим видом улыбается мне. Мы обе — убежденные сторонницы того, что вещи нужно носить не в сумках, а в рюкзаках.
— Интересно, на работе покажут какой-нибудь фильм в память о Боуи или нет, — говорит Сейди. — Например, «Лабиринт» и «Абсолютные новички» [5].
— Да, интересно, — говорю я. — Готова поспорить, что очень многие люди пришли бы, если бы стали показывать какой-то из этих фильмов.
Я решаю не говорить Сейди, которая почти все время, пока мы ехали на поезде, разглагольствовала о Дэвиде Боуи, что мне это все уже надоело. Каждый раз, когда я захожу в «Фейсбук», в нем полно публикаций, в которых люди отдают свою дань уважения ушедшему из жизни Боуи так, будто они были с ним лично знакомы и понесли в результате его смерти личную утрату. При этом они вряд ли задумываются о том, какие чувства испытывает тот, кто в самом деле потерял любимого человека. Может, даже самого важного человека в их жизни.
Мы сворачиваем с тротуара в сравнительную теплоту торгового центра. Кому-то пришла в голову блестящая мысль не делать у этого здания боковых стен, а потому зимой людям, сидящим за наружными столиками ресторанов, приходится оставаться одетыми в пальто и шарфы, хотя формально эти люди находятся внутри торгового центра.
Я иду вслед за Сейди к эскалатору и еду на нем вверх. Кинотеатр находится на этаже, предназначенном для «праздного времяпрепровождения», — там, где расположены и все рестораны. Устроен этот кинотеатр довольно нетрадиционно: в нем стоят диваны, и зрители могут заказать себе пиццу и другую еду, которую им принесут туда, где они сидят и смотрят фильм. Я именно этим обосновываю то, что работаю здесь (а еще тем, что мне не приходится приходить на работу раньше одиннадцати утра, даже когда я на первой смене). Я никогда не смогла бы работать в обычном кинотеатре. Это было бы все равно что позволить дементорам [6] высосать твою душу.
Нина, которая в кои-то веки встречает всех входящих за стойкой дежурного администратора, смотрит на мои цветы и поднимает бровь:
— Я надеюсь, ты не замышляешь устраивать здесь место поклонения Боуи?
— Эти цветы не имеют к нему никакого отношения. Мне их вообще-то подарили.
— В связи с чем?
— В связи с тем, что я сказала одному мужчине, что он козел.
— Очень смешно.
— Нет, это правда, — говорю я. — Только козлом я назвала совсем не того мужчину, который мне их подарил.
Нина качает головой и вздыхает:
— Ага, значит, ты купила сама себе цветы по дороге на работу, чтобы со стороны казалось, что их тебе кто-то подарил.
— Вовсе нет, — вмешивается в разговор Сейди еще до того, как я успеваю что-то возразить Нине. — Их подарил ей умопомрачительно шикарный парень, который подошел к ней на вокзале и пригласил ее на свидание. Она просто слишком скромна, чтобы в этом признаться.
— В самом деле? Может, ты уже знаешь и номер его телефона? — спрашивает Нина.
Я выуживаю из букета визитную карточку и сообщаю ей указанный в ней номер.
— Позвони ему, если хочешь, — говорю я. — А я, наверное, не стану утруждать себя этим.
Нина закатывает глаза и снова утыкается в экран, продолжая заниматься тем, чем она занималась до моего появления. Сейди кивает мне, и мы идем в сторону комнаты для персонала. Когда мы заходим в эту комнату, я вдруг осознаю, что все еще держу визитную карточку в руке.
— Как его зовут? — спрашивает Сейди, заметив, что я смотрю на визитку.
— Ли Гриффитс. Судя по визитке, он — заместитель директора в какой-то рекламной фирме в Лидсе.
— Ух ты! Важная персона. Позвони ему.
— Не-а. Это, возможно, всего лишь надувательство.
— Ну, если тебе он не нужен, то я вообще-то отнюдь не гнушаюсь товарами, уже побывавшими в употреблении.
Я улыбаюсь ей в ответ.
Мы идем обратно в вестибюль и видим, что Тарик и Адриан раскладывают на полу новую красную ковровую дорожку, ведущую в зал № 1.
— А-а, вот и вы, леди, — говорит Адриан. — Как раз вовремя к пробному хождению по дорожке.
— Сначала я! — кричит Сейди.
Я, посмеиваясь, смотрю, как она ходит плавной походкой туда-сюда по красной ковровой дорожке, останавливаясь с таким видом, будто позирует фотографирующим ее воображаемым папарацци.
— Давай, давай, — говорю я, ложась на дорожку перед ней. — Это премьера какого фильма?
— Фильма про суфражистку! — кричит она, а затем ложится на дорожку рядом со мной.
— Что там за крики? — спрашивает Нина, высовывая голову из-за угла.
— Премьера фильма! — говорю я. — Хочешь пройтись по красной дорожке?
— Нет. Я хочу, чтобы вы обе перестали относиться к этому месту, как к детскому саду, и принялись за работу.
Нина возвращается за стойку дежурного администратора. Сейди, застонав, говорит:
— Готова поспорить, что Кэри Маллиган [7] никогда не приходилось выносить вот такое.
Дождавшись обеденного перерыва, я, когда остаюсь одна в комнате для персонала, пишу сообщение Ли. Мне хочется, чтобы никто этого не видел — на тот случай, если это и в самом деле окажется надувательством. Я решаю сразу перейти к делу.
Привет. Еще раз спасибо за цветы. Сообщи мне дату и время встречи. Я заканчиваю работу в 7 часов вечера до среды включительно, а затем работаю целую неделю допоздна. Джесс.
Я секунду-другую сомневаюсь, раздумывая, не выставляю ли себя беспросветной дурой, но затем все же решаю отослать сообщение. Делаю глубокий вдох-выдох и нажимаю «Отправить». Лишь после того, как я отправила это сообщение, я осознаю, как сильно переживаю, ответит он на него или нет. К счастью, мне приходится ждать меньше тридцати секунд, прежде чем мой телефон издает звуковой сигнал о получении текстового сообщения. Этот парень явно не из тех, кто боится показать, что он чего-то очень хочет.