Сладкая мука любви
– Ты имеешь в виду Филадельфию? А вот этому не бывать! Здесь мой дом, и здесь мое место.
– Красиво, но глупо, – усмехнулся Такер. – Тебе кажется, что ты самая умная, что ты все устроишь и решишь, но это не так.
– Да, я все устрою, – надменно заверила Эмма, но вдруг неожиданно для них обоих закричала во весь голос: – Нашего надсмотрщика избили! Наш скот воруют! Что это? Гарретсоны встали на тропу войны?
– Стоило ли тратить время на уговоры… – бросил Такер, пожимая плечами.
– Ты не хочешь признать, что все это дело рук вашей семейки?
– Конечно, нет.
– И ты не стрелял в меня сегодня?
– Тебе не место в Уиспер-Вэлли, Маллой, – только и сказал он в ответ. – Филадельфия куда безопаснее.
– Ты был бы до смерти рад, если бы я уехала, правда? Тогда отец снова остался бы один против тебя, твоего папаши и твоего…
Эмма в ужасе осеклась. В гневе она совершенно забыла о том, что Гарретсонов осталось только двое, что Бо мертв. От Такера не укрылась ее обмолвка. Губы его сжались, лицо вытянулось, но вместо того, чтобы поймать ее на слове, он повторил:
– Здесь опасно. Лучше уезжай поскорее.
– Иначе что? Уж не угрожаешь ли ты?
Глаза их снова встретились. Июньская жара стекала с неба потоком солнечных лучей. Все было тихо вокруг, только жаворонок заливался в вышине.
– Понимай как хочешь, – наконец сказал Такер ровно. Он вдруг сделал быстрое движение в сторону Эммы, и та отшатнулась. Но он всего лишь наклонился поднять ее револьвер.
– А с этим не расставайся. Он может тебе пригодиться.
Тон Такера был бесстрастный, ледяной, но когда девушка протянула руку за «кольтом» и пальцы их на миг соприкоснулись, его были даже более горячи, чем ее. Там, где его пальцы коснулись ее, осталось странное ощущение, похожее на ожог, которое быстро распространилось по всему телу.
В бессознательной потребности поскорее увеличить дистанцию между Такером и собой, Эмма сунула оружие в карман и пошла к лошади.
– Кстати, – раздалось сзади, – мы находимся на моей земле. Ты нарушила права собственности.
Эмма замерла на полушаге. Это невозможно! Никогда Маллой не ступали на земли Гарретсонов! Она повернулась, надменно вскинув голову:
– Это что же, шутка? Думаешь, я не знаю, что мое, а что нет?
И тут она вдруг осознала, что и впрямь находится на чужой земле, потому что вершина взгорка с кедровой порослью была границей между двумя земельными владениями. Преследуя злоумышленника, она забылась и нарушила эту границу.
– Да… на этот раз ты прав, – не без усилия произнесла она. – Я прошу прощения. Больше этого не повторится.
– Да уж, постарайся.
Деревянной походкой девушка подошла к Энджел, которая паслась под деревьями, и уселась в седло. Походка и движения Такера, когда тот шел к своему жеребцу, были куда более непринужденные, и жажда мести не позволила Эмме оставить за ним последнее слово.
– Кстати, – небрежно заметила она, проезжая мимо, – тебе и впрямь не стоило тратить время, уговаривая меня уехать, хотя бы потому, что мой жених приедет как раз ко Дню независимости. Мы решили осесть в Монтане, и он хочет как можно скорее познакомиться с моими друзьями. Ты можешь не трудиться наносить нам визит.
Выпустив эту «парфянскую стрелу», девушка пустила лошадь в галоп.
Глава 5
Такер нашел отца пятью милями севернее, где тот с двумя работниками разыскивал отбившихся от стада животных. Одного взгляда на лицо Джеда Гарретсона было достаточно, чтобы понять, что летняя жара ему не на пользу, и Такер зло выругал себя за задержку. Нездоровый румянец пятнами покрывал лицо отца, пот так и струился, пропитывая красный шейный платок, свистящее дыхание говорило о предельной усталости.
– Проклятие, ты плохо выглядишь!
В тревоге Такер произнес эти слова резче и громче, чем собирался. Один из подручных, старик Небраски, проработавший на ранчо не меньше десяти лет, бросил на него неодобрительный взгляд, но промолчал, только махнул рукой в знак приветствия. Заметив пасущуюся невдалеке корову, он ударил лошадь пятками и направил ее в ту сторону, оставив Такера наедине с отцом.
Джед Гарретсон сплюнул и сверкнул на сына глазами:
– Со мной все в порядке. Что это ты выдумал?
– А то, что сегодня чертовская жара. Ты устал, только и всего.
Джед бросил на него испепеляющий взгляд, но Такер давно привык к норову своего папаши и выдержал его, не дрогнув. Когда он чувствовал, что прав (а в этот момент он был прав на все сто), то нечего было и стараться поставить его на место взглядом. В такую жару человеку с больным сердцем нечего делать на улице, и Джед это знал. Он хотел доказать как себе, так и окружающим, что он все еще в отличной форме, что он все еще настоящий мужчина и хороший работник.
– В самом деле, поезжай домой и прими пару ложек лекарства, которое прописал Док Карсон. Я сам справлюсь.
– Ты с кем разговариваешь, парень! – взвился Джед, и румянец на его щеках стал еще ярче. – Я тебе не какой-нибудь старый пень, я еще покрепче твоего буду, так что прикуси язык и не смей говорить, что я плохо выгляжу, когда самочувствие у меня отличное!
– Ну да, ну да. Язык я прикушу, но завтра на всякий случай съезжу в город – закажу гроб. При такой жизни он очень скоро тебе пригодится.
– Тогда что ж ты явился сюда, ехал бы уж сразу за гробом! Или я тебе еще зачем-то нужен, парень? Может быть, затем, чтобы кусать меня, как ядовитая змея!
Они раздраженно уставились друг на друга; затем Такер вдруг, не сдержавшись, фыркнул. Как может он винить отца за упрямство, если сам упрям, как осел? Правда, упрямее Джеда Гарретсона не сыскать на всем свете. Уж таков он уродился.
– Чего это ты фыркаешь? Что смешного? – сурово осведомился Джед. – Ну? Скажешь или будешь целый час хихикать, как школьница?
Такер начал подыскивать ответ, который умилостивил бы отца, но тут подъехал Небраски, погоняя перед собой корову.
– Все, хозяин, эта была последняя. Мы с Лесом отгоним их на пастбище.
– Здесь, может, и последняя, – рявкнул Джед вслед старому ковбою. – Я еще съезжу проверю за Плоской скалой.
– Нет, не съездишь, – твердо возразил Такер, ухватив отцовскую лошадь за поводья. – Время терпит.
– Уже нет, – отрезал Джед. – Из-за этого ублюдка Маллоя у нас теперь на две руки меньше.
Пальцы Такера сами собой разжались, и поводья упали. Вопреки жаре ему показалось, что его окатили ушатом ледяной воды. Это все, что означала для отца смерть Бо? Потерю рабочих рук?
Но уже в следующую минуту здравый смысл возобладал. Этого не могло быть. Просто Джед не из тех, кто горюет открыто. Он никогда бы не признался, что любил старшего сына, что тоскует по нему. Он почти никогда не упоминал о Бо с самого дня похорон, и это означало, что душевная рана его не затянулась. Точно так же он никогда не говорил об умершей жене. Такер знал лишь, что Дороти Гарретсон умерла, давая ему жизнь, и что отец очень любил ее. Иногда Такеру казалось, что отец так и не смог простить ему смерти матери, как не сумел оправиться от удара, нанесенного этой внезапной потерей.
И не только этой.
– Сегодня в девчонку Маллой стреляли, – вдруг вырвалось у Такера.
Это сумело привлечь внимание отца, и тот приостановил лошадь. С минуту он молчал, как бы размышляя.
– Кто?
– Не знаю. Я был слишком далеко и только мельком видел его. По виду мужчина, в черном, на темной лошади.
Такер мысленно отметил, что одежда на отце черная и что лошадь у него темно-гнедая.
– Ну? Убили ее?
Равнодушие в его голосе почему-то наполнило Такера гневом. Странным, нелогичным гневом, который нельзя было выказать.
– Кто бы то ни был, он промахнулся, – сдержанно ответил он, – а поскольку местные стреляют превосходно, то скорее всего ее пытались просто припугнуть.
– Тогда к чему болтать об этом? Какое нам обоим дело до девчонки Маллой?
Джед впился взглядом в лицо сына, и тот постарался встретить его спокойно, но внутри у него все кипело. Каким бездушным, холодным голосом спросил отец, убили Эмму или нет! В момент, когда в нее стреляли, Джед Гарретсон был занят поиском отбившихся коров. Значит, это точно не он. Но как можно быть таким равнодушным к участи ни в чем не повинной девушки, пусть даже из семьи Маллоев? У Такера возникло зловещее предчувствие. Все и без того из рук вон плохо, но в любой момент могло стать еще хуже.