Месс-менд. Роман
- Мы покупаем у вас роман. Одно условие: выбросьте рисунки.
- Я покупаю у вас все издание вперед и дарю вам его целиком с условием печатать рисунки, - ответил Джим.
Переговоры шли десять дней. Наконец «При-фикс-Бук» взялось за опубликование первой книги Доллара.
Наши читатели, по всей вероятности, знают, что книга разошлась в первые восемь дней и ныне выходит двадцать вторым изданием.
Не без тайного вздоха сказал как-то редактор Джиму Доллару:
- Вы отличный писатель, Джим. Но, ей-богу, у вас есть недостаток. Не сердитесь на меня, вы совсем некстати возомнили себя художником.
Доллар впервые слышал намек на негодность своих рисунков. Это уязвило его, он покраснел и надменно ответил:
- Если даже это недостаток, он у меня общий с неким Гете.
К сожалению, он не перестал разрисовывать свои романы, ставя каждому издателю непременным условием воспроизведение этих рисунков. Нашим читателям мы предлагаем под общим названием «Месс-менд» серию романов Джима Доллара, доставившую ему наибольшую популярность и одновременно вызвавшую всевозможные административные гонения вплоть до ареста первого романа этой серии «Янки в Петрограде», вдохновленного русской Октябрьской революцией.
Чтобы уяснить себе облик Доллара как романиста, следует помнить, что традиции его восходят к кинематографу, а не к литературе. Он никогда не учился книжной технике и не дает себе труда быть обычным писателем. Он учился только в кинематографе. Весь его романический багаж условен. Сам американец, уроженец Нью-Йорка, он не дает ничего похожего на реальный Нью-Йорк. Названия улиц, местечки, фабрики, бытовые черты - все это совершенно фантастично, и перед нами в романах Доллара проходит совершенно условный, я бы сказала «экранный», мир. Он сказал как-то, что кинематограф есть эсперанто всего человечества. Вот на этом общем «условном» языке и написаны романы Доллара, отнюдь не приведшие ни к безвкусице, ни к пошлости.
Если искать нечто подобное в прошлом, то следовало бы с некоторыми оговорками указать, как на предшественников Доллара, пожалуй, Дюма-отца и Понсон дю Террайля, писателей, которых он, кажется, весьма мало читал. Потребность давать фабулярную серию, плодовитость, неутомимое чередование света и тени, резкие контрасты, борьба доброй и злой силы - такие же, как у вышеупомянутых французских романистов. К ним добавьте нечто отсутствующее у Дюма и в Рокамболе: пламенный эрос, заразительную эмоциональность и местами - англосаксонский юмор.
Наконец, для русского читателя небезынтересно узнать, что Джим Доллар - отчасти создатель «пролетарской литературы» в Америке, понимаемой им совершенно своеобразно. Он неоднократно говорит о себе, что он не политический и не социальный писатель, а только занимательный рассказчик. Он просит «не требовать он него позы вождя и страдающего пролетария», так как он «всегда шел за своим классом, а не впереди него, имел хорошее пищеварение и чувствовал себя превосходно». Как политик же и социалист, он «никогда не станет писать книги, а будет делать стачки и строить баррикады».
Несмотря на эти заявления, романы Джима Доллара, как читатель, впрочем, и сам увидит, оказывают чрезвычайно благотворное действие на городские массы, воспитывая в них сознание своей силы и непреодолимую охоту к борьбе.
23 ноября 1923 г.
М. Ш.
ПРОЛОГ
- Ребята, Уптон Синклер - прекрасный писатель, но не для нас! Пусть он томит печень фабриканту и служит справочником для агитаторов. Нам подавай такую литературу, чтобы мы могли почувствовать себя хозяевами жизни. Подумайте-ка, никому еще не пришло в голову, что мы сильнее всех, богаче всех, веселее всех: дома городов, мебель домов, одежду людей, печатную книгу, утварь, оружие, инструменты, корабли, пушки, сосиски, пиво, пирожное, сапоги, кандалы, железнодорожные рельсы - делаем мы и никто другой. Стоит нам опустить руки - и вещи исчезнут, станут антикварной редкостью. Нам с вами не к чему постоянно видеть свое отражение в слезливых фигурах каких-то жалких Хиггинсов и воображать себя несчастными, рабами, побежденными. Этак мы в самом деле недалеко уйдем. Нам подавай книгу, чтоб воспитывала смельчаков!
Говоря так, огромный человек в синей блузе отшвырнул от себя тощую брошюру и спрыгнул с читального стола в толпу изнуренных, бледных, нищенски одетых людей. Дело происходит в Светоне, на металлургическом заводе Рокфеллера. Металлисты бастуют уже вторую неделю.
- Ты сказки рассказываешь, Мик, - крикнул в спину оратору желтолицый ямаец Карло.
- Сказки? Зайди к нам на фабрику, посмотришь своими глазами. Я говорю себе: Мик Тингсмастер, не ты ли отец этих красивых вещичек? Не ты ли делаешь дерево нежнее и красивее, чем бумажная ткань? Не щебечут ли у тебя филенки, как птички, обнажая письмена древесины и такие рисунки, о которых не подозревают школьные учителя рисования? Зеркальные шкафчики для знатных дам, хитрые лица дверей, всегда обращенные в вашу сторону, шкатулки, письменные столы, тяжелые кровати, потайные ящики, разве все это не мои дети? Я делаю их своею рукою, я их знаю, я их люблю, и я говорю им: эге-ге, дети мои, вы идете служить во вражеские кварталы; ты, шкаф, станешь в углу у кровопийцы; ты, кресло, затрещишь под развратником; ты, шкатулка, будешь хранить брильянты паучихи; так смотрите же, детки, не забывайте отца! Идите туда себе на уме, себе на уме, верными моими помощниками…
Тингсмастер выпрямился и обвел глазами толпу:
- Да, ребята. Одушевите-ка вещи магией сопротивления. Трудно? Ничуть не бывало! Замки, самые крепкие, хитрые, наши изделия, размыкайтесь от одного нашего нажима. Двери пусть слушают, передают, зеркала запоминают, обои скрывают тайные ходы, полы проваливаются, потолки обрушиваются, стены сдвигаются. Хозяин вещей тот, кто их делает, а раб вещей - тот, кто ими пользуется!
- Эдак нам нужно знать больше инженера, - вставил старый рабочий, - темному человеку не придумать ничего нового, Мик, он делает, что ему покажут, и баста.
- Ошибаешься! Влюбись в свое дело, и у тебя откроются глаза. Взгляните-ка на эти полосы металла. Ведь они дышат, действуют, имеют свой спектр, излучаются на человека, хоть и невидимо для врачей. Вы должны знать их действие, вы подвергаетесь ему десятки лет. Изучите каждый металл, пропитайтесь им, используйте его, пусть он течет в мир с тайным вашим поручением и исполняет, исполняет, исполняет…
…Тингсмастер удаляется, речь все глуше, большое бородатое лицо с прямыми белыми бровями над веселым взглядом меркнет мало-помалу - он далеко, ему нужно взбодрить в Ровен-Квере бастующих телеграфистов, он скрылся…
- Кто это был? - взволнованно спрашивает молодой, только что поступивший рабочий, глядя ему вслед, - Черт побери, кто это был?
- Да что ты, Лори, неужто не слышал! Это Микаэль Тингсмастер, с деревообделочного в Миддльтоуне. Он же токарь, слесарь, столяр - все, что тебе угодно: самый умный из нашего брата в Америке!
1. АРТУР РОКФЕЛЛЕР ВСТРЕЧАЕТ СВОЕГО ОТЦА
В майское утро по Риверсайд-Драйв с сумасшедшей скоростью мчался автомобиль.
Молодой человек, весь в белом, сидевший рядом с задумчивым толстяком, кричал ему на ухо наперебой с ветром:
- Мачеха всегда вспоминает обо мне в последнюю минуту. Я встревожен ее телеграммой. Вот увидите, у отца неприятности с этим польским займом или что-нибудь вроде этого.
- Мистер Еремия - слишком умный человек, Артур! Вам нечего тревожиться, - ответил толстяк, - да и телеграмма самая обыкновенная: едут домой с отцом на «Торпеде», прибудут сегодня. Вы слишком экзальтированы, вот и все.
- Молчите, доктор, - прервал его молодой человек, - все, что исходит от моей мачехи и ее черноусой дочери, всегда полно неприятных сюрпризов. Я всегда ненавидел женщин, вы знаете. Но после женитьбы отца я их ненавижу вдвое, втрое, вдесятеро, я наслаждаюсь каждым доказательством их низости. Я готов… ах, что бы я только не сделал, чтоб их растоптать, обезвредить, унизить, уничтожить!