Противостояние

Люди за окном целеустремленно шли в одном направлении — в сторону площади Независимости. Шли поодиночке, парами, группами и даже выстроенными попарно колоннами. Одни несли в руках доски, брус, автомобильные покрышки, трубы, перила, куски листового железа, мешки с кирпичами, брусчаткой и прочий строительный хлам, другие тащили сумки и пакеты с едой, пластиковые бутыля с водой, баулы с одеждой, смотанные в тюки одеяла, ну, а третьи несли канистры с бензином и авоськи, наполненные стеклянными полулитровками. При этом была еще отдельная категория граждан — флагоносцы, эти перемещались хаотично, как им вздумается, единственное, что их объединяло это активное регулярное махание стягами, как будто им шла оплата за каждый отдельный мах. Полотнищ над головами людей было много: государственные желто-голубые флаги Украины, «Свобода», «Батькивщина», «Удар», «Правый сектор», «Самооборона Майдана», голубые флаги крымских татар, красно-черные «УНА-УНСО», флаги Евросоюза, а уж сколько было самодельных стягов, на которых красовались кривые надписи.
Чем ближе машина подъезжала к площади Независимости, тем медленнее она ехала — пешеходы чувствовали себя хозяевами на дороге и мешали движению транспорта, а уже через пару минут «десятка» остановилась, криво припарковавшись к бордюру.
— Мля! Всего полквартала не доехали, — пробурчал Лелик, себе под нос.
— Ничого страшного, не бильше пьяты хвылын и мы будэмо на мисци — ответил ему Болик.
— Ага, только придется идти через ряды «семерок», а оно нам надо?
— Да, ладно, тоби, нацэпымо шоломы та повьязки, та як нибудь пройдэмо!
Степан сидел молча, не вмешиваясь в разговор, он и так понял, что пани бояться каких-то загадочных «семерок» и очень надеются, что смогут пройти незамеченными, спрятав лица под масками и защитными шлемами.
— Приехали, на выход! — повернувшись, приказал, сидевший за рулем Лелик.
Степан выбрался из машины и достал из багажника свои сумки, помня, что ему никто не помогал, он сразу же закинул одну, а плечо, а другую взял в правую руку.
Сопровождающие Левченко парни, достали из багажника армейские шлемы и раскатав «балаклавы» нацепили их поверх масок. Ремешки, призванные фиксировать шлем, парни не стали затягивать, поэтому они сиротливо свисали по бокам.
— Есть, какая-нибудь тряпка, чтобы закрыть лицо?
Степан скинул с плеча сумку и, порывшись в ней, достал клетчатый платок — шемах, который очень часто называют — «арафаткой». Он тут же повязал её поверх головы, замотав свободными концами низ лица, оставив только узкую щель для глаз.
Лелик довольно кивнул головой и, повернувшись, повел их троицу вдоль улицы, уже через пару метров, они влились в общий поток людей идущих в сторону Майдана.
Главная площадь страны — майдан Незалежности была видна издалека. Поднимавшиеся вертикально верх многочисленные столбы дыма, вьющиеся из труб печей, создавали впечатление, что Степан подходил не к сердцу столицы страны находящийся в географическом центре Европы, а стану дикарей — кочевников. Трудно было поверить, что все эти люди, которые сновали, вокруг неся в руках камни, палки, доски и куски железа, не повстанцы из какого-нибудь африканского фронта сопротивления, а вполне цивилизованные европейцы, многие из которых имеют несколько высших образований. Что могло заставить этих людей, сменить удобство благоустроенных квартир на холод и вши армейских палаток и самодельных домиков?
Первое, что почувствовал Степан, подходя к границам Майдана — запах… и не просто запах, а ВОНЬ!!! Как будто где-то поблизости прорвало, переполненный фекальными водами канализационный коллектор. А, ведь до первых рядов палаток надо было еще пройти не меньше сотни метров, а уже в нос шибало так, будто на дворе не морозная погода, а был жаркий полдень, где-нибудь вблизи общественного туалета.
— Ну, шо зразумив чым свобода тхнэ? — заметив скривившееся лицо Степана, спросил Болик. — Нэ пэрэймайся, за декалька хвылын звыкнешь.
Степан ничего не ответил, лишь сильнее надвинул клетчатую ткань платка на лицо. Впору подумать о респираторе, хотя, толку от этого, одежда так пропитается «запахом свободы», что в маршрутках люди будут брезгливо воротить нос.
Когда троица пересекла невидимую черту — границу Майдана, людей вокруг стало настолько много, что возникло ощущение толчеи, присущей общественному транспорту в час-пик.
— Тримайся ближе, та за торбынамы слидкуй, инакшэ видирвуть чы порежуть, — оказавшись рядом со Степаном, посоветовал Болик.
Левченко прижал сумки плотнее к телу и шагал быстрее. Палатки, навесы, зонты и самодельные павильончики сменяли друг друга, железные бочки, вокруг, которых грелись, разномастно одетые люди, груды поленьев и дров, накиданные кучи тряпья, как на торговых развалах сэкенд-хэнда.
— Стоять, бояться! — зычный окрик заставил вздрогнуть и обернуться.
Обернувшись, Степан увидел, что отставший на пару метров Лелик, пытается вырваться из крепких объятий высокого мужчины одетого в натовский камуфляж с черным беретом на голове. Неожиданно, вокруг вдруг образовалось пустое пространство, которое еще несколько секунд назад было заполнено людьми.
— От курва матка! Тикай звидци, Степан, — Болик, отстранил в сторону Степан и воинственно вскинул бейсбольную биту.
Левченко скинул с плеча сумку и, поставив её на землю, вторая сумка, по прежнему оставалась в руках. Позади долговязого мужика в берете, собралась небольшая группа вооруженных битами и палками парней, упакованных в точно такой же натовский камуфляж. Получалось, что Степану, Лелику и Болику, противостояли семь человек. Из-за того, что у противников лица были закрыты масками, Степан не мог определить их возраст. Долговязому на вид было чуть больше сорока, лицо худое, хищное и злобный взгляд из-под тонких бровей.
— Где ваш сотник? А? Почему его не было на совете? — строго спросил долговязый, не выпуская из захвата рукав Лелика.
— Я откуда знаю? — пожал плечами Лелик. — Найди его и сам спроси!
— Слышь, ты? — долговязый подтянул к себе Лелика и выдохнул ему в лицо: — Я тебе сейчас ногу сломаю и ты уменя на пузе поползешь, ища своего пидора сотника, который фуй забил на совет старшин!
— Видчипысь вид нас. Тильки спробуй нас чыпаты, и цэ будэ вийна миж нашымы сотнями, — Болик сделал маленьких шажок вперед.
— ЧТО?! — надменно усмехнулся долговязый. — Ты мне угрожаешь? Что у вас есть? Три калеки и десяток малолеток? Все, вы мне надоели! — долговязый повернув голову вбок, бросил через плечо: — Бей, их!
Степан прыгнул вперед за мгновение до того, как долговязый повернул голову обратно. Используя импульс своего тела, Левченко метнул вперед сумку, ручки которой, так и держал в правой руке. Плотно набитый вещами десятикилограммовый баул, стенобитным тараном ударил долговязого в корпус… и опрокинул его назад.
Шестеро бойцов, которые были уже готовы ринуться в бой, замерли от неожиданности — их командир, получив удар сумкой, повалился на землю вместе с Леликом, чей рукав, он так и не выпустил из захвата. Заминка продлилась всего мгновение, но его было достаточно, чтобы Степан приблизился к врагу на расстояние удара. Левченко наносил стремительный удары, бил обеими руками, пытаясь достать сразу всех. Несколько секунд и на земле уже лежат двое бойцов, зажимая руками, разбитые в кровь лица… еще секунда и противник дрогнул и отпрянул назад, разрывая расстояние и прикрываясь фанерными щитами.
— Ну, шо, ты щэ хочешь воюваты? — гневно кричал Болик, избивая ногами катавшегося по земле долговязого.
Долговязый попытался встать, но удар Лелика битой, опрокинул его обратно.
— РАЗОШЛИСЬ! — раздался, усиленный громкоговорителем крик. — Разошлись, бляди, а то сейчас всех в асфальт закатаем!
Вдруг, как-то сразу стало многолюдно, Степан окружили несколько парней мощного телосложения, блокируя его действия, а уже через секунду, правая рука Левченко, оказалось вывернута и зафиксирована в болевом захвате. Вновь прибывшие были одеты в стандартный армейский камуфляж украинской армии, а на рукавах у них были желтые повязки «самообороны Майдана».