Противостояние

— Не курю, — бросил через плечо Степан, обходя по сугробу мужика.
— Что и даже огонька не найдется? — раздался сзади поспешный вопрос.
Стоп! Что-то в этом мужике было не так. Но, что?! Пальцы! Точно! Пальцы, в которых была зажата нераскуренная сигарета, были через чур ухоженными, а ногти, так вообще, отсвечивали недавним маникюром.
Дальше в дело включились инстинкты — последние два месяца, проведенные на Майдане, среди протестующих и революционеров, когда не знаешь кто тебя окружает — друзья или враги… эти два месяца научили многому, наверное большему, чем вся предшествующая жизнь. Степан еще делал шаг вперед, но тело уже само сжималось в тугую пружину, сдвинув корпус немного в сторону, Левченко почувствовал кожей, как мимо головы пролетает резиновая дубинка. Голову Удав успел спасти, а вот правому плечу досталось хорошенько — милицейская резиновая дубинка с громким, сытым шлепком ударила в лопатке и плечу. Дикая, пронзительная боль раскаленным шипом впилась в мозг, практически сразу, левая рука онемела. Степан упал на одно колено, прогнувшись корпусом вперед, он сделал это преднамеренно — увлекал за собой врага и одновременно с этим, успел вытащить небольшой нож, спрятанный в высоком голенище ботинка. Самодельный тычковый нож — короткое широкое лезвие и Т-образная перемычка вместо рукояти. Нож был тупой, как валенок, но он и не должен быть острым, его предназначение — резкие, быстрые удары в уязвимые места на теле человека — сплетение сухожилий, мышц и соединение костей.
Резко разогнувшись, Степан ударил туда, куда было ближе всего — коленная чашечка противника, который хотел его добить.
Удар! — зажатый между указательным и средним пальцем, нож с глухим стуком бьет в обтянутое толстой ватной тканью колено.
— А-аа! — раздается пронзительный крик, полный боли и удивления.
Встав на ноги Левченко, что есть сил ударил ногой по голове мужика, просившего всего секунду назад прикурить. Голова майдановского «барбудос» мотнулась в сторону и из рассеченной брови полетели капельки крови.
Удав огляделся вокруг и замер от удивления: с трех сторон к нему бежали люди. Два парня, в одинаковых коротких, дутых куртках, смешно поднимая ноги, прыгали по сугробам справа. Еще два парня, выскочив из припаркованного вдоль дороги «Дэу Ланос», пытались перелезть через высокую снежную гряду, оставленную снегоуборочной машиной коммунальщиков. А прямо впереди, в сторону Степана бежали три мужика средних лет, упакованные, как давешний «курильщик» — в армейские бушлаты и ватные штаны. И только сзади дорога была чиста и свободна. Обернувшись, Степан увидел, как Варя выходит из подъезда и озадаченно оглядывается вокруг — видимо ищет взглядом его. Нет, назад бежать нельзя! Может это и самый легкий путь к свободе, но уж точно не самый правильный. Нельзя втягивать Варю в эти «пляски».
Подхватив с земли оброненную «курильщиком» дубинку Степан побежал вперед по тропинки. Вперед, навстречу троице в армейских бушлатах. Левая рука висела безжизненной плетью, мешая бежать.
— На-аа! — используя инерцию бега, Степан метнул резиновую дубинку вперед.
Длинная черная резиновая палка, вращаясь как взбесившийся вентилятор, пролетела разделявшее стороны расстояние и ударила в грудь мужика, бежавшего вторым. Первый зараз успел метнуться в стороны. Резко так метнулся, уверенно, как будто каждый день в него кидали милицейскими дубинками.
— Бум! Бум! Бум! — захлопали где-то рядом тихие хлопки.
Что-то сильно толкнуло Левченко в правый бок, и новая вспышка боли взорвалась в голове и правом боку. Падая на снег, Удав успел засунуть руку во внутренний карман куртки и вытащить из него самодельную «хлопушку».
— Граната! — дурным голосом крикнул Удав, не глядя, откидывая в сторону «хлопушку».
«Хлопушка» представляла собой большую петарду стилизированую под ручную осколочную гранату Ф-1. Копия была точной, практически один в один. Та же чека, тот же изогнутый предохранительный рычаг, вот только корпус был не из металла, а из пластика. Степан немного поработал над исходным вариантом петарды, добавив в него самодельного взрывчатого вещества и подпилив пластиковый корпус, чтобы он разлетелся на отдельные фрагменты после взрыва.
Ба-бах! — звонко хлопнула «гранато — петарда» совсем рядом.
Во время взрыва Степан был уже на ногах и, припадая на правый бок, пытался бежать вперед. Трое армейских «бушлатов» были совсем рядом — они распластались на снегу, прикрывая уши руками — видимо, купились на «хлопушку» и спасались от настоящего гранатного разрыва. Сразу же после взрыва, все трое подскочили на ноги… вернее, пытались вскочить на ноги… Левченко был уже рядом.
Левая рука так и не «ожила», правый бок, налился такой свинцовой тяжестью, что казалось нарушился баланс тела и оно так и норовило завалиться на правую сторону… в строю остались только ноги. Вот ими Степан и бил. Бил сильно и расчетливо, так, чтобы наверняка обездвижить врагов.
Первый из «бушлатов» получил удар в голову, прямиком в лицо. Твердый передний кант подошвы, усиленный металлической пластиной влетел в скулу и вышиб глаз. Тут же еще один удар, но теперь пяткой, в ухо, да так, что там что-то хрустнуло.
Второй «бушлат» успел приподняться на руках, Левченко прыгнул обеими ногами на правую руку «бушлата», когда тот приподнимался от земли. Раздался мерзкий треск ломаемых костей, и морозную тишину раннего утра нарушил еще один пронзительный крик боли.
Третьему «бушлату» повезло больше всех — он успел привстать на коленях, и даже встретить блоком удар Степана, но Левченко используя инерцию и массу своего тела, с легкостью пробил это блок и твердая, ребристая подошва ботинка стенобитным тараном ударила врага в грудь. Мужик в армейском бушлате оказался очень хорошим бойцом, падая навзничь, он умудрился зажать в захват ногу Степана и тот перелетел через мужика и упал рядом в снегу.
Уже лежа на земле Левченко несколько раз лягнул свободной ногой настырного «бушлата» в голову и тот освободил ногу. Степан только хотел было встать на ноги, когда к свалке тел подбежали остальные участники захвата — те самые молодые парни в одинаковых дутых куртках. Град сильных ударов обрушился на Левченко, и он провалился в густую темноту омута забытья.
Всплывал на поверхность Удав тяжело — долго не мог понять, где он: еще в дреме забытья или уже очнулся. Перед глазами все плыло и раздваивалось, да еще и цветовая картина восприятия сменилась с привычных цветов на однообразно серую. Все предметы вокруг были уныло серого цвета, как будто их обильно припорошили дорожной пылью.
Левченко лежал на животе, на холодном полу, выложенном кафельными плитками. Именно обжигающий холод, пронизывающий мышцы живота и привел его в чувство. Голова была повернута в правую сторону, мышцы шеи затекли и жутко болели, но сил, чтобы сменить позу не было. Судя по ощущениям — руки и ноги были свободны.
Чтобы хоть как-то развлечь себя Степан принялся мысленно считать и глубоко дышать. Если считать еще кое-как получалось, то дышать было трудно, при каждом вздохе в грудной клетке взрывались разряды острой боли. Левченко несколько раз сбивался со счета — отключался, но приходя в себя упорно продолжал считать… считать и дышать… дышать и считать.
Раз, два, три, четыре… вдох — выдох… пять, шесть, семь, восемь… вдох — выдох… девять, десять, одиннадцать…
Вдох — выдох, вдох — выдох… триста восемьдесят семь, триста восемьдесят восемь, триста восемьдесят девять, триста девяносто… вдох — выдох, вдох — выдох…
Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… вдох — выдох, вдох — выдох…
Сбившись в очередной раз, Степан вдруг почувствовал свою правую руку — острые искорки боли, кололи онемевшие пальцы. Несколько раз Левченко сжал пальцы правой руки в кулак. Уперев раскрытую ладонь в пол, Удав поднатужился и немного приподнял тело… в голове раздался набат тяжелого колокола… и Степан снова провалился в забытье.
Очнулся практически сразу, видимо при падении ударился головой, и боль привела его в чувство. Снова уперся ладонью в холодный кафель пола, и попробовал перевернуться на спину… не получилось — опять холодные объятия тьмы и беспамятство. Еще одна попытка… потом еще одна — рука скользит по холодному кафелю и непослушное тело, раз за разом падает вниз.