Последний ветер (СИ)

Пора поднимать занавес.
Вот только...
- Руфь?
- Да.
- Напомни, пожалуйста, как звали того парня, который с твоей подругой "дружил"?
Руфь секунду, было, пыталась понять, кого именно он имеет в виду.
- Его звали Джакоби. Но, он не любил, когда его так звали. Он называл себя Джакка.
- Джакка, значит. Ну, и как он тебе?
(почему он не добавил "был" в конце?) 
- Он был хорошим. Он хорошо относился к Мире и ко мне тоже...
- Нет-нет. Я имею в виду... Как. Он. Тебе. На вкус?
Руфь сжалась от того, что живот похолодел, будто она проглотила камень. И через секунду камень запросился обратно. Она даже не успела отвернуться от стола, когда из неё полезла рвота. Её тошнило непереваренными кусками, вперемешку с розовым соком. Руфи казалось, что это кровь.
Когда она повернула голову, чтобы взглянуть на человека, это моментально выветрило из её головы все мысли о том, чтобы наброситься на него с кулаками. В его выражении лица и взгляде читалось превосходство, самоуверенность, безнаказанность и веселье. Для него всё это было каким-то театром, где ему была уготована главная роль.
Единственное, что смогла сделать Руфь - это заплакать. Она даже ничего ему не сказала.
- Ну-ну, не плачь, мышка. Сейчас сюда придут мои братья, и я хочу, чтобы ты выглядела как подобает. Так что вытри свои слёзки, и раздевайся.
- Что? 
- Я сказал: вытри слёзы и раздевайся!
- Убей меня... - всхлипнула Руфь. - Лучше убей, чем так. Я не хочу унижения...
- Не заставляй меня делать это самолично! РАЗДЕВАЙСЯ!
Руфь вся сжалась, и принялась медленно стягивать с себя свитер. Под свитером оказалась майка, когда-то белая, теперь - грязно серая с протертыми дырками. Она сняла и её. Следом сняла тяжелую шерстяную юбку в клетку.
Она так и стояла в исподнем и тяжелых ботинках, не зная, достаточно ли этого, или стоит раздеваться дальше. Но, спросить у неё не хватало сил.
- Эти грязные тряпки тоже снимай. И ботинки.
Через несколько минут возни со шнурками, она сняла свою обувь. Затем - всё остальное. Она так и не смогла для себя определить, что в этой ситуации для неё было более дискомфортным: остаться абсолютно голой среди трупов и сумасшедшего маньяка, или стоять босиком на холодном бетонном полу. Не было сил даже из стыдливости прикрыть руками маленькие груди и низ живота. 
Он лишь мельком взглянул на неё и сказал:
- Присаживайся.
Руфь покорно села на стул и поджала ноги. В её голове вращалась только одна мысль: "надеюсь, сегодня всё это закончится".
* * *
Цогуа, одетый в черную форму с металлическими накладками и бронежилет, спускался первым. Тотль и Велер предпочтя свои обычные одежды, шли следом. На входе они обнаружили следы крови и два тела, сваленных в углу.
Спустившись в само убежище, они узрели картину, нарисованную сумасшедшим сюрреалистом. Зала была вся в крови, а за стол были усажены одиннадцать мёртвых людей. Во главе стола сидел Ллотр, скрестив руки на груди. Рядом с ним сидела голая женщина невысокого роста. И не было даже понятно, жива она, или нет. 
- Какими словами можно описать конец? - начал Ллотр, когда братья столпились на входе - Возможно, словом "начало"? Когда ты наблюдаешь подобное зрелище уже не в первый раз, ты начинаешь понимать, что конец для чего-то одного, это всего лишь начало для чего-то другого. Затеряться среди людей очень легко. Они в большинстве своём заняты вполне обыденными вещами. Размножаются, воюют, и снова размножаются. Живут не очень долго; через двести лет, никто и не вспомнит, что кто-то когда-то видел человека отличающегося от них цветом кожи, или волос.
Только вот я не хочу подобной участи. Я не хочу, чтобы время стерло меня из памяти этих примитивных людишек. Они должны помнить, кто приносил мор и чуму в их города. Они должны помнить, кто нашептывал диктаторам и тиранам все те идеи, что приводили к войнам. Ведь только так они наконец-то поймут, что они всего-навсего микробы. Болезнетворные бактерии, вызывающие голод, перенаселение и смерть этой маленькой планеты. Но, только не мы. Мы - другие. Мы - есть лекарство от всего этого. И поскольку вы так и не внемли моим словам, должен остаться только один. И этим одним буду я!
- Признай, что ты сумасшедший, брат! - Закричал Тотль.
- Нет, братец. Я не сумасшедший. Я - просветленный. Я разглядел суть то, что вы упорно отказываетесь увидеть.
- Пора завязывать с этим. - Сказал Цогуа и принялся разматывать внушительный сверток, обмотанный брезентом.
- Погодите! Одну минуточку! - Ллотр поднял обе руки вверх, призывая ко вниманию. - Я приготовил для Вас отличную постановку, и не хочу, чтобы мы начали, не насладившись ею. - Ллотр обвел руками окружающее пространство - Оглядитесь, я, по памяти, конечно, воссоздал "тайную трапезу". Только мои апостолы уже в раю. Или в аду. Неважно; я не верю ни в то, ни в другое. И только одна моя дева осталась жива. А всё дело в том, что она носит в себе ребенка. Встань, пожалуйста. - Последняя фраза была произнесена тише и предназначалась Руфи. Её бил озноб, и всю трясло. Мыслями она находилась так далеко, что сразу даже не поняла, что обращаются к ней.
- ВСТАНЬ! - от неожиданности, она выпрямилась и заплакала. Стул жалобно скрипнул за её спиной. Руки дрожали и висели как плети.
- И это не рожденное ещё дитя должно было стать новым мессией! Новой надеждой этого социума! Но, не станет...
Время для Тотля замерло. Точнее, загустело. Он видел, как Ллотр достает из складок своих одежд большой нож. Практически тесак. Нож молниеносно скользнул снизу вверх по внушительному животу девушки. Её глаза округлились, а на животе проступила тоненькая красная нить. Очень глухо, будто бы издалека Тотль услышал голос Велера. 
- Твою мать...
К своему обычному ходу время вернул крик. Он ворвался в пространство и заполонил всё. Девушка кричала настолько громко, что, казалось, её барабанные перепонки лопнут от собственного крика. Из её чрева на стол выпал окровавленный сгусток, не подававший никаких признаков жизни. Ребенок был мертв. Девушка смотрела на него, продолжая кричать, и пытаясь удержать руками разъединенные кровоточащие половинки собственного живота. Глядя на всё это, Ллотр улыбался. 
Представление прошло удачно. 
  
Глава 9
 
ГЛАВА 9
Крик Руфи перестал быть слышен только когда началась стрельба. Её открыл Цогуа. В руках у него был огромный станковый пулемет, переделанный под ручной. Или собранный собственноручно, что тоже не исключалось. Тотль отметил, что калибр этого самодельного монстра не менее 14 миллиметров, а вес настолько большой, что человек вряд ли смог бы спокойно и прицельно палить из этой штуки. Да и отдачей могло запросто оторвать руку. Выстрелы оглушали до звона в ушах. Пули проделывали огромные дыры в сидящих телах и разбрасывали их по комнате. Одна из пуль оборвала жизнь Руфи. Её маленькое тело отбросило назад на несколько метров, а голову снесло практически подчистую.
Несколько пуль зацепили Ллотра. Серьёзного вреда они не причиняли, и к тому же быстро зарастали. Попасть же в голову не удавалось. Ллотр метался с невероятной скоростью, словно дикий зверь. Он на ходу вытащил второй нож, и ждал удачного момента, чтобы напасть. Цогуа продолжал безостановочно стрелять. Ствол орудия начал раскаляться. Гильзы постепенно, со звоном устилали пол.
Велер стоял наготове, двумя руками крепко сжимая рукоять длинного слабо изогнутого клинка одати. Тотль взял с собой пару прочных длинных цепей.
В какой-то момент у Цогуа закончилась лента для патронов и наступила оглушительная тишина. Вот тогда-то и началась бойня.