Путь на Юг. Океаны Айдена

Красота! Вольный простор, какого на Земле уже не сыщешь…
И потому возвращаться назад ему совсем не хотелось. Он собирался побольше узнать об этом новом мире, постранствовать в нем, насладиться его чудесами. А еще таким опьяняющим и прекрасным было ощущение молодости! Там, на Земле, его ожидал закат, одинокая старость, воспоминания и больше ничего; здесь, в Айдене, – расцвет и Большое Приключение. Соблазн был слишком велик! И если пятиминутная вылазка, о которой он условился с Виролайненом, уже превратилась в пятидневное путешествие, то почему бы не растянуть это время до месяца, двух или трех? Ведь Виролайнен ничем его не ограничил – больше того, сказал, что вернуться Одинцов может по собственной воле… В душе шла жестокая схватка между Долгом и Искушением – и Долг, истекая кровью и огрызаясь, отступал.
С другой стороны, разве исследование этого мира не являлось первоочередной задачей? Установка Виролайнена переправила полковника в чужое тело, на чужую землеподобную планету, что было, само по себе, фактом поразительным, оправдывающим весь Проект. Однако где находилась эта планета? В той же галактике, где Солнце и Земля? В другой? Или вообще в ином измерении Вселенной? Хотелось бы это выяснить, но вряд ли бар Занкор и братство Ведающих Истину могли ответить на подобные вопросы. Пожалуй, ответить не мог никто в империи Айден и сопредельных странах, однако надежда оставалась. Приборчик, похожий на зажигалку… Кто-то ведь его сделал!
Опершись локтями на невысокое бортовое ограждение, Одинцов бросил взгляд на берег. Серые скалистые утесы, что прикрывали бухту со стороны моря, быстро понижались, и мертвый камень сменяла плодородная почва равнины. Степь, бескрайняя широкая степь, распростерлась до самого горизонта; бухта лежала в ее объятиях, словно голубоватый искристый опал, обрамленный зеленым металлом. Степь не походила на знакомые Одинцову ковыли или африканскую саванну, где довелось ему повоевать; цвет высоких трав заметно отличался от того, к которому он привык на Земле, – не ярко-зеленый, а более сочный и темный, скорее изумрудный.
После бесед с целителем Занкором Одинцов уже довольно много знал о цели путешествия и географии этого мира. Бар Занкор был разговорчив, и поощрять его вопросами не требовалось; он охотно делился знаниями о морях, континентах, странах, городах и населяющих их народах. Айденский флот пересек Ксидумен, Длинное море, обширный эстуарий, протянувшийся на тысячи километров в широтном направлении и разделявший два материка: центральный, Ксайден, лежавший примерно в полутора тысячах километров к югу, и северный, Хайру. Как понял Одинцов из рассказов целителя, центральный материк был огромен, не меньше земной Евразии, и поделен между десятками враждующих государств. Хотя Айденская империя и Ксам считались сильнейшими, но и у них хватало соперников: бар Занкор мельком упоминал о Странах Перешейка и королевствах Кинтана, о Рукбате, Сайлоре и Катраме. По причинам, оставшимся для Одинцова пока неясными, вся эта свора воинственных хищников стремилась на Юг, в обетованные земли милостивого Айдена, бога света и, по преданию, родоначальника всех правящих на континенте династий.
Но путь на Юг был закрыт; кем, когда и каким образом, не ведал даже мудрейший бар Занкор. Ходили смутные слухи, что дорога сия ведома избранным, хотя ни один человек еще не признался добровольно, что владеет столь важным секретом. Но подозреваемых было изрядно, и одним из них являлся несчастный отец Рахи. Бар Занкор не знал подробностей, но полагал, что старый Асруд погиб под пыткой. И Рахи, его сын и наследник, был следующим кандидатом в избранники – а это значило, что его, весьма вероятно, ждут застенки Амрита бар Савалта, Стража Спокойствия, верховного судьи и имперского казначея. Этот тип, о котором целитель говорил с испуганным придыханием, занимал, очевидно, должность шефа местной охранки, а заодно – верховного прокурора и министра финансов. Могущественный и жестокий человек, правая рука императора! Однако на сей раз он проявил милость, истолковав сомнение в пользу подсудимого. Никто не знал, был ли младший бар Ригон посвящен отцом в тайну, поэтому он отделался лишь конфискацией наследных земель и богатств да разжалованием в октархи Береговой Охраны.
Опыт и логика подсказывали Одинцову, что всесильный Страж Спокойствия мог лелеять более тонкие замыслы, ибо после возвращения в Айден Рахи предстояло отправиться в южный поход, очередную военную экспедицию, затеваемую империей. Возможно, сына Асруда считали одним из факторов, способных обеспечить успех этого предприятия. Так ли, иначе, Одинцов находился в теле разжалованного офицера, подозреваемого в сокрытии важной информации. А такое деяние, во все времена и у всех народов, расценивалось как тяжкое преступление против государства и его владык. И Одинцов не без оснований полагал, что бар Савалт одарит его не большей милостью, чем проявили бы в подобном случае ФБР и КГБ.
Берег приближался – отлогий, ровный, травянистый. Против ожидания, Одинцов не увидел ни города, ни порта, ни поселения с домами, ни распаханных полей. С берега в воду вдавались низкие длинные деревянные пирсы, мимо которых шла грунтовая дорога, утоптанная и довольно широкая. Все это походило на многопалую кисть великана, опущенную в воду; конические крыши каких-то строений, видимо, складов, торчавших сразу за причалами и напоминавших костяшки пальцев, довершали сходство. Вдоль дороги пылали костры – похоже, гостей из Айдена ожидал пир.
К востоку от складов трава была вытоптана широким кругом, и там пестрели разноцветные палатки – штук сто, не меньше. Кое-где тянулись массивные бревенчатые коновязи; около одной из них стояла пара странных животных, которых Одинцов не смог разглядеть издалека.
Значит, не город, не порт и не деревня. Временное пристанище кочевников, пункт обмена, место, где могут причалить к берегу огромные морские плоты… Но содержалась эта фактория в полном порядке: пирсы выглядели новыми, крепкими; склады, похожие на круглые негритянские хижины, какие он повидал в Анголе, собраны из толстых бревен, стоймя вкопанных в землю. Видимо, в этой местности не ощущалось недостатка в деревьях – на равнине то здесь, то там поднимались рощи. На расстоянии густые древесные кроны, более светлые, чем трава, казались зеленоватыми облачками, плывущими над изумрудным океаном.
Стагард медленно приближался к самому правому, восточному причалу. Паруса на судне были давно спущены, и четыре баркаса с дюжиной гребцов в каждом осторожно буксировали его к берегу. Теперь Одинцов сообразил, что эти большие лодки, надежно закрепленные слева и справа от кормовой надстройки, предназначались вовсе не для спасения в случае катастрофы, а для маневров в гавани или порту. Огромные плоты были прекрасным транспортным средством, дешевым, грузоподъемным и довольно быстрым, однако они, конечно, не обладали маневренностью настоящих кораблей.
Плот неторопливо скользил рядом с пирсом на расстоянии метров двадцати от него. Полуголые айденские мореходы, выстроившиеся вдоль левого борта, метнули канаты, подхваченные на причале высокими светловолосыми людьми. Миг, и концы легли вокруг толстых столбов; последовал слабый рывок, и плот замер. Затем встречающие подтянули его вплотную к пирсу. Ни сходни, ни трапы были не нужны – поверхность мостков пришлась на две ладони выше палубы.
Одинцов с любопытством разглядывал северян. Идеальный нордический тип, отметил он с некоторым удивлением. Светлоглазые, крепкие, с русыми или соломенного цвета волосами, они действительно напоминали викингов или древних новгородцев. Молодые мужчины – их оказалось большинство – не носили ни бород, ни усов, ни украшений; однако их одежда из замши и ткани выглядела весьма добротной. Короткие рубахи и куртки, штаны, заправленные в высокие сапоги, круглые кожаные шапочки, пояса с ножнами для кинжалов… Ничего лишнего, вызывающего; тем не менее этот наряд каким-то непостижимым образом подчеркивал воинственное и грозное обличье хайритов. У многих на спинах висели чехлы со странным оружием – его длинная рукоять торчала на полметра над левым плечом.