Путь на Юг. Океаны Айдена
– Всем спать.
Других указаний не потребовалось – парни начали разбредаться по лежакам. Вероятно, Рахи пользовался у воинов своей окты непререкаемым авторитетом.
Одинцов вошел к себе, предусмотрительно наклонив голову, высунулся в окошко и поглядел на оранжевое светило. Пожалуй, до заката оставалось часа два. Он подождал, пока гул голосов и шарканье ног в соседней каюте сменится ровным похрапыванием, снова вытащил «зажигалку» и уставился на нее. Не исключалось, что эта странная вещица, продукт высокой технологии, попала сюда вместе с ним. Но если так, то в чем же ее назначение?
Он покопался в памяти. По-прежнему пусто. Ничего! Он не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь раньше такой прибор. На гладком корпусе цвета слоновой кости не было никаких надписей – ни маркировки, ни названия фирмы-изготовителя. Впрочем, это ничего не означало; многие устройства, которыми он пользовался в прежней жизни, были анонимными.
Может быть, он участвует в каком-то эксперименте? Предположим, этот приборчик, похожий на зажигалку, надо проверить в полевых условиях… Возможно ли это? Да, разумеется… Такая проверка вполне могла являться порученным ему заданием. Правда, оставалось несколько маленьких неувязок – скажем, какое отношение полковник Одинцов имеет к этой непонятной штуке. Что он должен проверить? И почему именно он? Наконец, каким образом эта вещица попала в мешок октарха Рахи? И не просто попала, а оказалась тщательно запрятанной…
Одинцов повертел блестящий параллелепипед в руках, еще раз попробовал осторожно стянуть прозрачный колпачок, но тот не поддавался. Вдруг у него мелькнула новая мысль; он прижал кнопку на торце и опять дернул колпачок. Раздался чуть слышный треск, и хрустальная чечевица, похожая на крохотную лупу с загнутыми краями, соскочила с корпуса. За ней тянулся жгутик тончайших проводов, веером разбегавшихся на конце и присоединенных к диску диаметром в три-четыре миллиметра. От диска в глубь устройства шел единственный провод, и Одинцов не сомневался, что он присоединен к контактной кнопке.
Прибор выглядел чрезвычайно простым – немалый опыт Одинцова подсказывал, что это скорее всего какое-то сигнальное устройство. Он придвинулся к окну, пытаясь в свете закатного солнца рассмотреть маленький диск. Полупрозрачная масса, а в ней – паутинная вязь блестящих жилок с утолщениями, похожими на бусинки… Несомненно, чип, микросхема. Однако раньше ему не доводилось видеть таких микросхем. В этом он был уверен, несмотря на провалы в памяти.
Аккуратно собрав прибор, он сунул «зажигалку» в тайник и потер кулаками уставшие глаза. Конечно, он не был специалистом по микроэлектронике, но, в силу прежних своих занятий, немного разбирался в подобных вещах. И сейчас преисполнился уверенности, что эту штуку сделали не на Земле.
Земля! Впервые подумав о ней, он замер, ожидая, что слово потянет цепочку ассоциаций. Но память по-прежнему молчала.
Солнце садилось. Огромная оранжевая тарелка, висевшая над морем, меняла цвет, отливая сначала ярко-алым, красным, потом – темно-вишневым. Внезапно по сторонам солнечного диска развернулись пылающие огненные крылья, потекли, заструились, охватывая горизонт. Море вдали сверкало багрянцем. Постепенно его гладкая поверхность темнела, становилась лиловой, поглощая окрыленное светило. Вдруг серебристые дорожки рассекли лиловую мглу, сверкнув в полумраке, будто клинки невероятно длинных рапир. Одинцов, потрясенный этой феерией красок, вздохнул и, высунувшись в окно, повернулся к востоку – там, одна за другой, стремительно всходили две луны.
Он вышел на палубу. На огромном плоту царили тишина и безлюдье, только у рулевых весел маячили неясные фигуры да часовой, покачивая дротиком, прохаживался вдоль борта. В топках очагов еще рдели угли, рядом с их теплыми боками скорчились женские фигурки. В загоне тоже было тихо; овцеподобные животные, сбившись в плотную кучу, мерно пережевывали жвачку, их кроткие глаза поблескивали в свете лун, серебристой и бледно-золотой.
Дверь в «лазарет» – так он назвал про себя жилище Артока – была массивной, прочной, окованной полосами темного железа. Одинцов постучал.
– Рахи, ты? Входи! – донесся приглушенный голос целителя.
Толкнув тяжелую створку, Одинцов переступил порог. Обширный покой освещали две масляные лампы; вдоль одной стены громоздился высокий, от пола до потолка, шкаф со множеством выдвижных ящиков – видимо, местная аптека. Посередине каюты темнел большой круглый стол, заваленный рукописями, за ним приютилось покрытое чистой тканью ложе. В углу – маленький очаг; в нем играло пламя, дым уходил в коленчатую трубу, выведенную наружу под самым потолком. Рядом с очагом, на стене, висел блестящий, как зеркало, щит.
Бар Занкор расположился за столом в покойном кресле. Кивнув Одинцову на табурет, он поднес к пламени лампы шандал с тремя тонкими свечками, зажег их и поставил рядом с гостем. Потом начал внимательно разглядывать его. Глаза у целителя были серыми, спокойными, хотя сейчас Одинцов заметил мелькнувшую в них тень озабоченности.
Внезапно бар Занкор сказал:
– Не понимаю… ничего не понимаю. По словам очевидцев, Рат приложил тебе пару раз… возможно, ты ударился головой о палубу… Но на затылке нет даже шишки! – Он пожевал тонкими губами. – А взгляд такой, словно на тебя свалилось бревно и вышибло остатки соображения! Что случилось, Рахи? Ты снова начал пить? Или нанюхался ксамитской травки?
Одинцов неопределенно пожал плечами. Этот человек был весьма проницательным, и, чем бы ни объяснялось его внимание к ничтожному солдату Береговой Охраны, оно явно не грозило неприятностями. «До тех пор, пока он думает, что перед ним Рахи, – отметил лжеоктарх. – А потому не будем лишать почтенного медика его иллюзий». Тактика оставалась прежней: сказать поменьше, выведать побольше. Возможно, получить при этом максимум удовольствия.
– Я не пьян и травку не нюхал, – осторожно заметил он. Потом добавил: – Еще бы раз встретиться с Зией… Вчера ломило в висках, но ее лечение прекрасно помогло.
– Намекаешь, что глупый старикан отвлекает тебя от более важных дел? Ничего, вся ночь впереди. – Занкор снова уставился на Одинцова, словно видел его впервые; в некотором смысле, так оно и было. – Чего-то ты недоговариваешь, молодой бар Ригон… И я хочу напомнить тебе слова покойного отца: можешь довериться человеку, который назовет твое второе имя… хайритское имя… – Он задумчиво помассировал бритый подбородок. – Мы, Ведающие Истину, знаем о судьбе старого Асруда… знаем, что он не сказал того, что желали услышать… Путь на Юг для империи по-прежнему закрыт, твой родитель мертв, а ты разжалован, лишен наследства и сослан в Береговую Охрану. Хвала светлому Айдену, что вам оставили пару деревень и дом в столице! Вы могли стать нищими, Рахи, ты и малышка Лидор!
Одинцов безмолвствовал, ошеломленный этим потоком новых сведений. Требовалось время, чтобы переварить их и осмыслить, а пока он старался только запоминать. Видимо, бар Занкор и не ждал от него ответа; целитель поднялся, энергично потер лысый череп и вскользь заметил:
– Пожалуй, ты прав, мой доблестный октарх. Молчание реже пакостит человеку, чем излишняя болтливость. Твой отец, конечно, не в счет, он молчал в силу печальных обстоятельств… – Целитель с грохотом выдвинул один из ящиков в необъятном шкафу и наклонился над ним, что-то разыскивая. – Итак, тебя здорово трахнули и отшибли память, свидетельством чего является твой странный вид, неуверенные движения и затуманенные глаза… хотя они слегка оживились, когда ты вспомнил о Зие… – Не прекращая говорить, Арток вытащил связку бурых сухих листьев, бросил их в медную чашу и пристроил сосуд на очаге. – Ну, раз болезнь установлена, перейдем к ее лечению. – Он кивнул на чашу, над которой завивался сизый дымок. – Я дам тебе прекрасное средство… прочищает мозги, как наждак – затупившийся меч. Ну-ка, вдохни!
Одинцов, имевший опыт с афганской продукцией, которую тоннами жгли на кострах, потянул носом – на него пахнуло кислым и едким. Не гашиш, не опиум, однако сомнительное зелье… Вероятно, какой-нибудь местный наркотик… Он поглядел на бар Занкора. Целитель, широко распахнув дверь, подставил лицо свежему бризу.