Сорви с меня маску

— С тобой все нормально? — не выдержала я, наблюдая, как мужчины обмениваются рукопожатиями.
— Да не очень, — Берт осторожно присел напротив, потер правый бок, — с утра болит, уже кушу таблеток съел. Ладно, не до болячек. Ева, мне очень жаль, но теперь расследование передали в другие руки. Полиция им не занимается. Ты говорила про платок. Давай я передам его своему шефу, а он уже — куда надо.
— Думаешь, надо? — поинтересовалась я, пытаясь понять, чего меня так тянет сунуть руку в карман и погладить платок.
— Если он — возможная причина нападений…
Я заколебалась. Разум орал, что да, надо отдать Берту чертов платок и забыть о нем, а нечто, сидевшее внутри, умоляло оставить и соврать. И почему-то хотелось его послушаться.
— Офицер, — вдруг проговорил Хан, — не уверен, что с вами все в порядке.
— Я тоже не уверен, — проворчал Берт, стараясь выпрямиться. Но получалось плохо, его словно кренило направо. Плюс лоб покрылся испариной.
— Ты мне не нравишься! — Я быстро перевела тему с платка на самочувствие Берта. — Совсем не нравишься. Надо вызвать «Скорую»!
— С ума сошла? Первый раз, что ли, болит?! Пройдет.
— Мне трупы полицейских в номере не нужны, — буркнул Хан, уже хватая со стола мобильник, — я вызываю врачей.
— Я приехал по делу, — сопротивлялся Берт, — хотя уже не имею права касаться расследования.
— Вот тем более! — обрадовалась я. — Без тебя разберутся, а платок я сама передам. Скажи только кому.
Морщась и кусая побелевшие губы, Берт откликнулся:
— Просто обратись в участок. Там сами разберутся.
Я кивнула, давая себе слово, что завтра же отправлюсь в участок Хотя нет, сначала пообщаюсь с Абби, про которую говорил мне Джой. Он скинул мне ее телефон не так давно и написал, что та рада будет повидать меня завтра до полудня. Ну вот, поговорю и сразу в участок.
Стук в дверь почему-то заставил меня вздрогнуть.
— Открыто! — крикнул Хан. И спустя пару мгновений в номер ворвалась, по-другому и не скажешь, Ирен. В узких белых брюках и ярко-синей блузке с широкими рукавами и узкими манжетами, с возбуждением в глазах и с водопадом белокурых кудрей.
— Хан, а вы… ой! — Она резко затормозила. — Вы помирились! Полиция…
Она замолчала и вопросительно уставилась сначала на Хана, потом на меня, а затем перевела взгляд на Берта. Да так и застыла со странным выражением лица. Словно отчаянно пыталась вспомнить что-то. Я невольно тоже покосилась на офицера и едва не протерла глаза: вид у него был ошарашенный. У меня примерно такой был, наверное, когда Ирен сообщила об их с Ханом помолвке.
— Ирен, ты что-то хотела? — поинтересовался тем временем ее жених. Светловолосая вздрогнула, отводя взгляд от молчаливого Берта, спросила странно тонким голоском:
— У вас что-то произошло?
— Офицер Берт Рейн, — «ожил» полицейский. — Все в порядке, я зашел… по знакомству.
— А? — не поняла Ирен. С ней что-то происходило: из бойкой веселой девушки она превратилась в глупо моргающую блондинку. И явно растеряла весь словарный запас. Пришлось мне вмешаться.
— Это мой знакомый, Ирен, он узнал, что я плохо себя почувствовала, и заехал узнать, как дела. На моих глазах сбили женщину, так что…
— О боже! — прошептала Ирен. — Какой кошмар! Кто сбил?
— Найдем, — заверил Берт. Мне даже показалось, что ему ненадолго стало лучше. По крайней мере, цвет лица перестал пугать зеленоватой бледностью.
Хан почему-то не замечал, как эти двое обменивались странными взглядами. Даже когда Берта забрали медики, Ирен наблюдала за ним, а мне показалось, что она готова сорваться ехать в ту же клинику. И лишь присутствие жениха и охраны сдерживало ее. Когда же дверь номера за медиками и Ханом, который решил зачем-то пройти с ними до машины, закрылась, Ирен выдохнула и развернулась ко мне:
— Ева, это твой знакомый?!
— Ты сейчас говоришь так, словно это что-то плохое.
Ирен оглянулась на дверь и вдруг буквально прыгнула ко мне. Я даже среагировать не успела, а она уже вцепилась в мою руку горячими пальцами и торопливо зашептала:
— Я думала, что у меня глюки. Ева, ты давно его знаешь?
— Несколько дней. Да что с тобой?
— Только поклянись, что не скажешь Хану!
Я пожала плечами и заверила новую знакомую, что не расскажу ее секретов. Нечего мужчинам знать лишнее. Крепче спать будут. Тем более, судя по круглым глазам Ирен и ее быстрому дыханию, секрет обещал быть более чем интересным.
— Ева, я словно во сне. Он ведь мне иногда того… снился. Но я думала, что не помню лицо. Только глаза… и взгляд был тогда такой… запал в душу. Мне тогда было тринадцать…
— Стоп! — Я ничего не поняла из скомканных предложений, сказанных торопливым шепотом, и попросила: — Повтори еще раз. Ты уже встречалась с Бертом?
— А я о чем! Мне было тринадцать, Богдан — это мой брат — и Хан уговорили отца отпустить меня с ними на каникулы в Альпы. Я что-то на них психанула и ушла гулять одна. Вечером. И как-то вот наткнулась на Берта. Точнее, он на меня. Я сидела на скамейке и злилась на весь мир. А он просто… Поговорил.
— Поговорил? И ты его запомнила?
— Прикинь, да? Один разговор, но он всю мою жизнь перевернул. Всего одна его фраза: «Делай то, что велит сердце, но учись отвечать за свои поступки».
Ирен вдруг осеклась: открылась дверь, и в номер вошел Хан. При виде нас вздохнул и сообщил, куда повезли Берта. И что у него, кажется, аппендицит. Но лучше позвонить утром, и все скажут.
— Ирен, а ты что хотела? — обратился он к невесте. Хотя я бы теперь это название ставила в кавычки.
— Да я так, — пожала она плечами, — думала поболтать, но лучше оставлю вас наедине.
Я закашлялась, а Ирен расхохоталась. И в смехе едва заметны были нотки легкой истерики. Да и взгляд оставался растерянным, блуждающим.
— Ева, мы же тебе все рассказали. Ладно, болтайте, не буду вам мешать. А то охрана в курсе, что я сюда зашла, и в курсе, что здесь Ева. Еще наплетут какую-нибудь фигню папочке. До завтра, голубки!
И поспешила выскочить за дверь, не дожидаясь ответа.
По-хорошему, мне тоже пора было сматываться отсюда. Время приближалось к пяти вечера. Дома ждали работа и бабуля с клизмами и чакрами.
— Платок у тебя? — спросил Хан. Он прошел к столу, налил уже остывший чай и залпом выпил всю чашку. После чего оперся руками о столешницу и взглянул на меня.
Я могла соврать, но вместо этого молча достала платок и почти швырнула его Зегерсу. Тот перехватил кусок ткани на излете и покрутил в руке. Хмыкнул:
— Он не производит впечатление реликвии или чего-то ценного.
— Элис… Ну, которую сбили, спрашивала, не надевала ли я платок. А если надевала, то не замечала ли странных вещей за собой.
— Каких? — заинтересовался Хан. — Не понял, о чем ты сейчас.
— Ты думаешь, я поняла? Мы ведь не успели полноценно поговорить. Она упоминала красноречие.
Хан мигнул и осторожно предположил, что у Элис могло быть чересчур развито воображение.
— Ева, как связан платок и красноречие? Ты его надевала и становилась современным Аристотелем?
— Издеваешься? — нахмурилась я. — У меня были приливы вдохновения, но там и на кону стояло ого-го! Крупный контракт, к примеру. Но платок тут точно ни при чем! Хан, что с ним делать? Отнести в участок?
— И что ты там скажешь? Извините, но мне кажется, этот платок волшебный и из-за него убивают людей?
— Звучит тупо, — согласилась я. — Ладно, тогда подожду, как Берту станет лучше, и поговорю с ним. Если надо, пусть сам передаст платок кому надо. А я пороюсь в Интернете, вдруг что-то найду.
Про встречу с Абби я говорить не стала: была не уверена, что пойду на нее. После сегодняшнего происшествия было страшно и холодно. Неужели Элис убили только за то, что она решила встретиться со мной? Но как узнали? В палате нас было двое… Или она после выписки Елены побежала по больнице с криками, что завтра в обед встречается с Евой Дрейк? Вряд ли.
— Ева, ты зависла, — услышала я голос Хана. Заморгала и едва не попятилась: он ухитрился подойти так близко, что я ощутила его дыхание на шее и щеке. Ничего себе он бесшумно передвигается! Или это я настолько задумалась?