Затерявшаяся гора

Глава IX. ОБЛАВА
Койоты уже готовы были прийти к заключению, что лагерь этот — мираж, как вдруг их осенила мысль, что бледнолицые, каким-нибудь образом узнав о приближении врагов, решили укрыться на Наухампа-Тепетль. Некоторые индейцы, знавшие топографию местности, вслух выразили мнение, что белым удалось достигнуть вершины горы. Иначе нельзя было объяснить их полное исчезновение.
Найдя решение занимавшей их задачи, койоты обратили свои взгляды к площадке. Но это им ничего не объяснило. Они никого не увидели там. Дон Эстеван запретил рудокопам показываться. Гремучая Змея, будучи слишком хитер для того, чтобы попасться в такую ловушку, решил быть поосторожнее. Зачем начинать сражение? Белые, запертые наверху, не могли от него уйти.
Однако вождь краснокожих страшно рассердился на самого себя, на свою медлительность, на свои бесполезные предосторожности и в особенности на тех, которые, спасаясь от него, помешали исполнению его намерений. Он дал себе слово заставить их дорого поплатиться за это первое обманутое ожидание. Теперь ему придется вести осаду, а это задержит его экспедицию на берега Горказита, может быть, даже заставит его отказаться от этого проекта. Впрочем, разграбление лагеря было бы для него достаточным вознаграждением. Путешественники, обладающие шестью огромными повозками, большой палаткой и таким количеством лошадей, мулов и рогатого скота, должны иметь при себе множество драгоценных вещей!..
Между тем вместо того, чтобы отдать приказание тотчас же завладеть добычей, Гремучая Змея продолжал действовать с еще большей осторожностью, чем всегда. Теперь он не мог ничего потерять от замедленности действий, а излишняя поспешность могла повредить ему при захвате животных. Эти последние, приютившись между двумя скалами, были готовы убежать при малейшей тревоге и взапуски ржали и ревели.
— Оставьте при себе только арканы! — закричал Гремучая Змея своим воинам.
Койоты исполнили приказание. Вооруженные копьями воткнули их в землю, а имевшиеся ружья положили их на траву и освободили себя и лошадей от всего, что их стесняло. Когда они опять сели в седла, у них оставалась только веревка, намотанная на левую руку и заменявшая им лассо. Опасаясь внезапного нападения, половина индейцев осталась на страже около временно оставленного оружия.
Прочие воины сомкнули свои ряды, но животные рудокопов, в сильнейшем страхе, все сразу устремились в одну точку. Беспорядок был полный, и эхо повторяло, как раскаты грома, стук нескольких сотен копыт. Лошади краснокожих, в свою очередь, испугались и становились на дыбы; благодаря этому благоприятному обстоятельству, часть преследуемых животных с Крузадером во главе промчалась, как ураган, мимо индейцев и опрометью устремилась в льяносы.
Койоты уже заметили это великолепное животное, выделявшееся среди других своей шерстью цвета черного дерева. Они бросили вслед ему несколько лассо, но ремни лишь скользнули по блестящим бокам Крузадера, который при виде открытого поля бросился с громким ржанием вдоль луга, как бы торжествуя свою победу. Крики досады раздались ему вслед.
Тем не менее индейцы достигли многого. Они наконец усмирили своих мустангов и без труда завладели теми животными, которых им раньше удалось окружить. После этого они бросились преследовать убежавших, и так как им приходилось иметь дело с усталыми животными, то они не замедлили догнать их.
Вскоре все лошади были собраны и приведены пленными в лагерь, кроме одного Крузадера. Дикари долго гонялись за ним, но лошадь Генри, с поднятой головой, с развевающимися гривой и хвостом не бежала, а летела. Каждый ее скачок увеличивал расстояние, отделявшее ее от врагов, и Генри, не терявший ее из вида, начал надеяться, что ей удастся спастись от краснокожих.
Однако партия еще не была выиграна благородным животным: койоты все еще были слишком близко к этой прекрасной арабской лошади, дававшей им такие очевидные доказательства своей ценности. Они погоняли своих мустангов всевозможными средствами, побуждая их ударом ноги и лассо: но все было тщетно: Крузадера нельзя было догнать, и вскоре он превратился в черную точку на горизонте.
Дикари мало-помалу утомились бесплодной погоней, Гремучая Змея последним отказался от нее и с досадой вернулся назад.
Генри Тресиллиан, счастливый и гордый неожиданным результатом, радостно воскликнул.
— Как я доволен! — сказал он Педро. — Теперь уж Крузадера нельзя поймать. Мне больше ничего и не нужно, что бы там ни случилось! Мой красавец Крузадер был великолепен в этой бешеной скачке. У него у одного больше ума, чем у всех его преследователей!
— Это просто невероятно, — отвечал гамбузино, разделявший восторг англичанина. — Я за всю свою жизнь не видал ничего подобного. Какая лошадь! Это не лошадь, это — птица, это — демон!..
Индейцы, держа пленных животных на арканах, взяли опять свое оружие, чтобы напасть на лагерь. Какое разочарование! В нем не оказалось имущества, как не было и людей; он был совершенно разграблен, опустошен! Открытые ящики, распакованные тюки, пустые повозки доказали дикарям, что отсюда унесено все, что только было драгоценного. Здесь оставались лишь совершенно негодные для индейцев предметы, так как машины рудокопов не имели для них никакой цены.
Теперь они еще более жалели о своей медлительности и клялись отомстить за понесенную неудачу. Правда, их месть могла осуществиться не сразу, так как действия белых доказывали, что они предполагают спокойно продержаться в своей неприступной крепости. Но сокровища, собранные наверху, никуда не уйдут и рано или поздно попадут в руки осаждающих.
С этим утешительным убеждением краснокожие расположились лагерем. Они связали захваченных лошадей вместе со своими, развели костры, которые еще тлели, одним словом, расположились, как люди, решившиеся на продолжительную осаду.
В этот день у них был бык на ужин. Это составляло для них такой пир, какие нечасто у них бывали. Хорошее продовольствие редко можно встретить в стране апачей, а голод часто; немудрено, что они с увлечением занялись едой. Видя их прожорливость, можно было думать, что они хотят вознаградить себя за прошедшие и будущие невзгоды.