Драконье серебро (СИ)

— Значит, я должен выгнать невесту моего отца, так, Манавр? — вкрадчиво произнес риар. Ильх с готовностью кивнул, но скис, когда Краст добавил: — Выгнать, а завтрашним утром снарядить в Варисфольд хёггкар, чтобы уплатить долг — сто шкур.
— Сколько? — заорали, вскакивая ильхи. — Да где мы их возьмем?. Да в море эту деву и дело с концом…
— Заткнулись все! — Краст поднялся, обвел мужей тяжелым взглядом и снова вернулся ко мне. Гнетущая тишина повисла осязаемым, удушливым маревом. — Дьярвеншил не будет ссориться с Варисфольдом из-за девы. А я почту память моего почившего отца, — на губах Краста появилась нехорошая усмешка. Ильхи отвели глаза, а я снова задумалась.
Несмотря на жарко горящий огонь, было холодно, хотя скорее меня знобило от страха.
Больше не глядя на воинов, Краст в несколько шагов пересек зал и, не церемонясь, сунул мне в руку тяжелый кубок, из которого пил до этого. На железе явственно виднелась вмятина, намекающая на жуткую, нечеловеческую силу ильха. Я непонимающе уставилась в темную густую жидкость, и Краст кивнул, мол — пей. Я и выпила, чуть не поперхнувшись. Напиток оказался пряным, горячим и хмельным, к тому же его было много. Но зато по озябшему телу мигом прокатилось мягкое тепло, и я почти перестала дрожать. А когда Краст снял с себя шкуру и накинул на меня, я невольно вцепилась в мех, грея замерзшие пальцы. Вскинула голову, встречаясь со взглядом странных глаз. О чем думал ильх, я не знала, лицо его оставалось хмурым и каким-то отрешенным. И почему-то снова стало холодно, несмотря на мех и согревающий напиток.
Краст нахмурился сильнее, рывком выхватил короткий нож, разрезал ладонь и провел рукой по моему лицу — ото лба до подбородка. Сладковатый запах крови ударил в нос, и горло свело тошнотой. Но Краст лишь прищурился, отбросил клинок и положил мне на голову тонкий обруч. Узкий венец лег тяжело, словно весил целую тонну.
— Беру Веронику под руку свою, принимаю в дом свой, называю своей нареченной и надеваю ей на голову венец, — бесцветно произнес Краст, а я удивилась. Он знает мое имя? Ну да, оно ведь написано в договоре о переселении…
— Ты называешь нареченной девку, что посмела надеть свадебный наряд Солвейг?. Думаешь, мы не признали эту вышивку и эту ткань? Никто кроме Солвейг не мог сделать такое. А она нацепила на себя. Стерпишь такое оскорбление от этой чужачки? От той, что плюнула тебе в лицо? — выкрикнул, вскакивая, черноглазый ильх. Если бы не перекошенное от злости лицо, я назвала бы его самым красивым мужчиной, какого я только видела. Идеальные, мужественные черты чисто выбритого лица приковывали взгляд, как и широкие плечи, что не скрывала кожаная безрукавка. Его черные глаза казались жидкой тьмой — всепоглощающей и безумно манящей. Краст с его мрачностью и странными радужками выглядел скорее пугающим, чем привлекательным, а этот ильх мог бы стать героем моей девичьей грезы. Я чуть рот не открыла, разглядывая сей образец мужской красоты. Вот только эти потрясающие глаза смотрели на меня с такой откровенной неприязнью, что я поперхнулась. И с ужасом осознала слова ильха. Ну и еще то, насколько сильно меня подставила Брида. Свадебный наряд, значит… Чужой свадебный наряд. Так вот в чем дело. И если я честно начну лепетать: я не знала, это все прислужница, то лишь сильнее разъярю мужчин. Покажется, что я лишь пытаюсь свалить вину на несчастную старуху. И не объяснить ведь, что я не знаю местных нравов. Что понятия не имею, какое платье надела. Ведь Краст умолчал о том, что я переселенка. А значит, меня приняли за деву с фьордов!
Нет, я, конечно, девушка мирная, дружелюбная, но всему есть предел. Открыла рот, что бы объяснить, оправдаться, и… не издала ни звука. Гнев обжег внутренности и спалил страх. И стало просто противно, что я должна объяснять и каяться, хотя ни в чем не виновата!
Стиснула в пальцах проклятую расшитую ткань и высоко задрала подбородок.
— Ты можешь забрать венец, Краст, — это поднялся парень с белоснежными волосами. Его глаза в свете огня казались двумя хрустальными льдинками — светло-голубые и невыносимо колючие. Казалось, ещё миг, и этот ильх кинется на меня и придушит! — Оскорбление — это законный повод для отказа от нареченной. Долг твоего отца будет уплачен, если ты отдашь эту деву под шатию. Пусть ее заберет тот, кто согласен кормить деву, оскорбившую риара!
— Да кто на это согласится? Дьярвеншил не любит чужаков. Разве что в прислужницы ее… Ну, или согреет постель какому-нибудь безродному воину… Это оскорбление… Оскорбление!
Я похолодела. Не знаю, что означает эта шатия, но что-то подсказывало — ничего хорошего. Почему-то даже от слова у меня мурашки бежали по коже, и становилось дурно. Перспектива быть отданной ещё кому-то также не радовала. Какого демона? Да я вообще не собираюсь оставаться в этом проклятом Дьярвеншиле. Неужели этого и добивалась старуха Брида? Чтобы риар отказался от своих обязательств?
А может…
Мысль, пришедшая в голову, заставила похолодеть. А может, она это сделала по его приказу? Нарядила меня в платье неизвестной, но, очевидно, очень важной здесь женщины, чтобы риар мог отказаться от женитьбы? Тогда кричать «Я не виновата!» тем более глупо. Старуха будет все отрицать, и мне просто никто не поверит!
Рывком повернулась и гневно уставилась в глаза стоящего рядом мужчины. Чтобы сделать это, пришлось запрокинуть голову, все же ильх был значительно выше. Лицо Краста было равнодушно-спокойным, лишь расширенные при ярком свете зрачки выдавали его эмоции. Правда, понять — какие, я не могла. Злился ли он? Или был рад, что нашел способ избавиться от проблемы в моем лице?
— По договору с твоим отцом, риар, я нахожусь под защитой моего дома, — негромко произнесла я, глядя в упор. — И могу либо стать твоей женой, либо уехать. И никак иначе.
Губы Краста насмешливо изогнулись. Если его и впечатлил мой намек на Конфедерацию и Совет хёггов, что присматривали за переселенками, то вида он не подал. Повернулся, осмотрел недовольно хмурящихся мужчин.
— Я все сказал.
— И ты вот так стерпишь оскорбление от девы? — прошипел черноглазый ильх, поднимаясь. Роста он оказался тоже внушительного… Красивое лицо исказила гримаса. — Что еще ожидать от того, кто рожден среди…
Движение Краста заставило меня вскрикнуть — слишком оно было быстрым, слишком стремительным. Вот риар стоит расслабленно рядом, а вот уже около возмущающегося красавца, хватает его затылок и с силой прикладывает к столу. Что-то чавкнуло, хрустнуло, а я судорожно сглотнула.
Черноглазый выпрямился рывком, сбросил руку Краста, сжал кулак. И я увидела, как растянулись улыбкой губы риара, словно он только и ждал удара.
— Я не стерплю оскорбление от своих воинов, Хальдор, — проговорил он. — И от тех, кто забыл, кто нынче риар в Дьярвеншиле. К тому же… не тебе говорить о Солвейг. Закрой свой рот и никогда больше не произноси это имя!
На лице ильха проступила такая ненависть, что на миг показалось — убийства не избежать. Но Хальдор лишь ухмыльнулся разбитыми губами.
Риар окинул взглядом притихших мужчин.
— В другой раз подумайте, прежде чем сказать о моей невесте.
— Воля твоя, риар, — глухо произнес Манавр. — Воля твоя, сила твоя, нареченная твоя. Признаю.
И с этими словами ильх поднялся, подхватив со стола кубок, а потом подошел ко мне и… плеснул на платье густую, темную жидкость. В нос ударил тяжелый запах крови и горьких трав, голова закружилась. Я ошарашенно уставилась на пятно, расползающееся по платью, безнадежно губя великолепный наряд. И пока я пыталась это осмыслить, ко мне приблизился второй воин и тоже плеснул на меня вонючее содержимое кубка. Я поперхнулась, совершенно потерявшись в эмоциях и непонимании. Что происходит? Почему они делают это? Да за что?!
А потом это действие повторил и третий воин, и следующий. Прекрасное платье повисло на теле мокрой грязной тряпкой, по рукам и ногам потекла воняющая гадость.
Я стояла, стараясь не дышать. Хотелось закричать, отшатнуться, сбежать. Но перед глазами вдруг всплыло лицо ухмыляющейся Бриды и ее слова: кричи, чужачка… И, видимо, от злости я сжала зубы, вскинула голову и уставилась в мерцающие глаза риара напротив. Краст смотрел мне в лицо — остро, внимательно. И почему — то внутри появилась уверенность, что все это — проверка, непонятный, непостижимый местный обычай, который я почти прошла, когда не закричала. Странный ритуал повторялся до тех пор, пока последний ильх, тот самый черноглазый, не вылил на меня дурно пахнущую жидкость. Плеснул в лицо, на губы, с усмешкой ожидая моего вскрика. Я прищурилась, глядя в темные злые глаза. А потом улыбнулась дерзко и демонстративно слизала с губы сладковатые капли. Ильх рвано выдохнул и отвернулся резко. Швырнул пустой кубок на пол и, широко шагая, ушел.