Драконье серебро (СИ)
Так что я уселась, расправила складки платья, а вернее вытерла вспотевшие ладони. И уставилась на своего странного собеседника. Очень стараясь смотреть лишь на верхнюю его часть.
— Может, вы, то есть ты… может, ты оденешься?
Мужчина несколько удивленно посмотрел вниз, словно только сейчас осознал свой вид. Правда, его он не смутил. Но хвала богам, ильх все-таки выудил из груды валяющихся вещей полотняные штаны, натянул. Завязал на животе веревки. И на этом решил, что его вид вполне пристоен. Я бы с этим поспорила, но слишком устала.
Дальше Краст зажег ещё одну лампу, добавляя света. Грязная комната стала выглядеть еще хуже, но я промолчала. Если местным нравится так жить — их дело.
Молча вытащила из мешка договор Конфедерации с фьордами, протянула бумагу ильху.
— Здесь все написано. Это договор о переселении на мое имя — Вероника Эдвардс. Встречающая сторона и жених — Ингольф-хёгг из Дьярвеншила.
Риар смерил меня злым взглядом, глянул на бумагу. И отшвырнул ее в сторону.
— Гребаное пекло, — пробормотал он. — Папаша — старая сволочь. Даже за Туман дотянулся, чтоб его душу Хелехёгг поджарил!
— Значит, договор заключил твой отец? — уточнила я.
— Да, — Краст откинул ногой нижнее женское платье.
— И он мертв? Ну что же… В таком случае, договор расторгается в связи со смертью жениха! — радостно заключила я. — И я буду благодарна, если смогу переждать здесь ночь, а утром ты отправишь меня… ну, куда там принято отправлять невест из-за Тумана?
— На корм рыбам, — мрачно подсказал мужчина, и я напряглась, не понимая, шутит он или всерьез. Судя по мрачно блестящему черному глазу — какие уж тут шутки. Голубой глаз и вовсе казался осколком льда.
— Невесты защищены Конфедерацией, — пробормотала я. — Не надо меня пугать. Через месяц прибудет проверяющий, чтобы убедиться, что правила соблюдены!
— Плевать я хотел на твою Конфедерацию, — огрызнулся риар. — Да и на тебя тоже. Дьярвеншил подчиняется лишь Совету Ста Хёггов. Но есть одна проблема, чужачка.
Он схватил со стола кувшин и сделал жадный глоток. По блеснувшей на губах рубиновой капле я поняла — вино.
— По закону фьордов невеста умершего до свадьбы мужчины становится женой ближайшего свободного родича. Значит, моей.
— Что? — завопила я. — Твоей? Да ни за что!
— Замолчи. Мне тоже не нужна жена, тем более из-за Тумана! — процедил он и снова схватил договор. Повертел, осматривая, поскреб грязным ногтем печати и опять откинул. Посмотрел на меня и протянул задумчиво.
— Сиди здесь, чужачка. Высунешь нос за дверь — пожалеешь. Я разберусь с этим, — он махнул договором, который держал так, словно от него воняло!
И, развернувшись, ушел!
Я же мрачно осмотрела комнату. Разбросанные вещи, остатки еды на блюдах, потекший со свечей воск, мутные от разводов лампы и не самый свежий запах — вот удручающий результат осмотра. Не говоря уже о разворошенной постели, на которую я не лягу ни за что в жизни!
Ругаясь для бодрости и проклиная этого жуткого Краста, а заодно и фьорды, на которые меня угораздило притащиться, я снова обошла свое пристанище. Тяжелая и малочисленная мебель: кровать, стол, пара странных сидений — то ли кресла, то ли кушетки, лавка у стены, грязно-коричневая ткань, закрывающая окно, голые и неприглядные каменные стены. В глубине этого неприветливого жилища обнаружила еще одну дверь. Она вела в небольшое помещение, где в центре имелась бочка с холодной водой, наполовину утопленная в каменный пол. У противоположной стены имелась дыра, накрытая деревянной крышкой — туалет.
Со вздохом я постаралась забыть о нормальной душевой кабине, душистом мыле, пушистых полотенцах и прочих благах цивилизации.
Умылась холодной водой из бочки, окончательно замерзла и вернулась в комнату. Пнула от досады толстую ножку кровати, взвыла, снова осмотрелась. Хотелось есть. Но спать — больше. Дверь оставалась закрытой, куда бы ни отправился варвар, но возвращаться он не спешил.
Так что я не придумала ничего лучше, как прилечь на лавку в углу, накрыться своим плащом и закрыть глаза. Отдохну немного, а потом продолжу исследовать новый и негостеприимный мир, в котором я оказалась.
Глава 5
— Вставай, — Краст пнул ногой бессознательное тело бородача Биргера. Тот крякнул, вытаращил глаза и дернул руками, разыскивая оружие. А увидев риара, попытался встать. Удивительно, но это ему даже удалось, хотя и с трудом.
— Что случилось, мой риар?
— Это ты мне скажи. Какого гнилого йотуна ты пропускаешь в крепость посторонних?
— Каких таких? — еще сильнее вытаращился бородач. — Не было никого. Да ни одна крыса мимо не проскочит. Да я смотрел. Лишь на минутку на пир зашел, мой риар. Да и потом… с воды к нам не подобраться, все это знают. А с гор — рано еще, я ветер слышу!
— И это значит, что можно оставить двери нараспашку и залиться хмелем по самые брови? — яростно выдохнул Краст, и Биргер испуганно вытянулся в струнку, не понимая, что делает риар внизу. По всему ведь выходило, что он останется в своей спальне до самого утра. Так и должно было быть, но вот, нате вам. Торчит перед Биргером — полуодетый и жутко злой!
— Так последний пир ведь… — растерянно пробубнил ильх. — Ветра идут… Скоро ведь задует третий… когда же потом, мой риар?!
Рука Краста взметнулась так быстро, что бородач только крякнул и сжался, получив увесистый удар под ребра.
— Я оставил тебя присматривать за воротами, Биргер. И если я не могу на тебя положиться, то зачем мне такой воин?
Бородач судорожно кивнул, даже не думая дать сдачи. И голову склонил, молясь перворожденным, чтобы те успокоили разъярившегося риара.
— Моя вина, моя… Готов искупить, виноват. Назначь наказание, Краст.
— Назначу. А теперь закрой ворота, пока к нам не пожаловали новые гости, — сухо произнес Краст, и бородач втянул воздух. Но риар уже не смотрел. Подобрав чужие сапоги и плащ, подбитый рысью, Краст, шипя сквозь зубы, обулся и толкнул дверь. В грудь ударил сырой и холодный воздух моря и гор, зато в голове прояснилось и перестало шуметь.
Ильх мрачно глянул за спину — на спящих вповалку людей, вышел. Привычно посмотрел на небо, где тонула в низких тучах желтая, тающая с боков луна. А потом так же привычно — на горы. Снежные верхушки светлели в ночи. Прищурившись, риар всмотрелся внимательнее и сжал кулаки. Призрачные голубые огни вспыхивали мягкими переливами, освещая скалы. Пока огней было совсем мало, человеческий глаз и не различит крошечные искорки, а вот риар видел. Видел и злился, понимая, что с каждым новым ветром, спускающимся с вершины, огней зажжется все больше. И чем сильнее ветра, тем ярче становится вершина, окутываясь мягким, серебристо-синим сиянием.
А гореть будет всю зиму.
Десять дней назад пришел первый ветер. Ласковый, как щенок. Первый всегда лишь проносится озорником по Дьярвеншилу, разбрасывает кучи листьев и хвойных иголок, трепет девам подолы, норовя взметнуть повыше. Играет. Но на следующее утро пришел второй ветер. Сильнее и злее. Уже не щенок, но ещё и не хищник. И этот, второй, огладил каменные дома ледяными порывами, выстудил. Тогда и забил на старой башне Дьярвеншила колокол, знаменуя начало ветров. Тогда и выставили в зале башни бочки с хмельным и горячим варевом, и туда же потянулись воины и девы. Время шатий, свадеб, гуляний, сладких ночей… И зова. Сильного, злого. Чтобы в Дьярвеншиле родилось много детей, таких же сильных и таких же злых.
Краст потер виски, отворачиваясь от гор.
У стены башни в бочке темнела накапавшая со стока вода, Краст отложил в сторону злосчастный договор и плащ, провалил тонкую наледь, плеснул в лицо пригоршню. От воды, ледяной, острой, пахнувшей лежалыми листьями и землей, свело скулы и заломило зубы, но Краст плеснул снова, фыркая от капель, стекающих на спину и грудь. Встряхнулся. Хмель окончательно покинул голову, и, накинув плащ, риар направился вверх по склону, к одиноко стоящему дому.