Я иду искать. История первая

Олег представил себе такую картину и вздрогнул. А Йерикка продолжал:
— Они говорили. А мы молчали. Они снова начали расписывать то счастье, которое ждёт всех нас, когда наша крепость превратится в данванскую, когда у неё отберут имя Рысьего Логова, когда в ней поселится Капитан данванов, а нам дадут всё, чего нам не хватает. В замен же требуют лишь одного — нашу свободу. Такой пустяк, говорили они. И снова грозили войной, её ужасом и разорением... И наконец, — голос Йерикки вдруг звонко, стеклянно дрогнул, он вскинул голову, — наконец они замолчали тоже. Им нечего было больше сказать! А мы не возражали, не соглашались, не кричали, не бросались на них. Просто стояли. И они стояли в нашем кольце и с каждым вздохом теряли свою пёсью смелость... Они озирались, ёжились, и страх овладевал ими. Только данван был неподвижен и молчалив, — с ненавистью и неожиданным уважением добавил Йерикка. — Тогда князь сказал: «Мы выслушали вас. Уходите и скажите, что вы были последними данванскими прихвостнями, что пришли сюда по доброй воле и ушли живыми. » И они убрались! Те двое бежали, как побитые малыши. А данван оглянулся и сказал неспеша: «Вы все умрёте, глупцы. » И мы знали, Вольг — это не просто слова. Мы снова праздновали, но с первым светом уже собрался Сход Мужчин. И многие говорили, что надо всё бросить и уходить в горы, пока не поздно. Но князь сказал:«Если есть силы бежать — кто поверит, что нет сил драться?!» И большинство заняли его сторону. Собралось ополчение, мы выслали пословных людей в соседние племена. Даже в те, с которыми у нас кровная вражда. И снова не все были согласны. И опять князь сказал: «Не будет добра, коль меж своими котора. » Мы радовались, — Йерикка усмехнулся. — Мы, мальчишки... Мы думали, что едва придёт враг, мы вгоним сталь ему в глотки — пусть погрызёт её! Даже я так думал... Мы успели вовремя. Едва собралось ополчение, как прибыли люди с ответом от соседей. К тем тоже приходили мары — и тоже убрались ни с чем. Ополчения ещё четырёх племён присоединились к нашему, и отец Гоймира стал князь-стар-шиной. Нас не взяли. Мы страшно обиделись, мы чувствовали себя оплёванными, опозоренными на всю жизнь! Ополчение ушло навстречу врагу, который уже двигался через зимние леса — большим числом, хотя самих данванов там было мало. Ушло ополчение — и больше не вернулось.
Этими простыми словами Йерикка закончил рассказ. И Олег только теперь заметил, что остальные всадники, придержав коней, вновь едут рядом с ним и рыжим славянином. Олег обвёл взглядом суровые лица мальчишек:
— Значит, ваши отцы... — начал он и осекся. Вместо него закончил Ленко:
— И старшие братья, и дядья — все они погибли, горожанин. Врага не пропустили. И сам и легли в лесах. Ни один не вернулся.
— Заявочки... — пробормотал Олег. — И что же вы теперь собираетесь делать?
— Мы ждём и готовимся, — ответил Гоймир. — Это наша земля. Тут пепел наших навий [12], тут наши дома и наши корни. Мы люди племени Рыси, а не осенние листья, которые гонит ветер, Стрибожий внук.
«Веют ветры, Стрибожьи внуки... » — вдруг откликнулось в памяти. Невесть как как запавшая в голову строчка из мельком даже не прочи-танного — просмотренного! — «Слова о Полку Игореве» была словно странный укор. И Олег поспешно сказал:
— Но ведь они вернутся. Думаете, они оставят вас в покое?!
— Не оставят, — кивнул Гостимир. — Потому нам важен каждый меч.
— Вы собираетесь сражаться?! — Олег ощутил, как против воли вытаращились глаза.
— Разве можно по-иному? — с таким же удивлением спросил Гоймир. — Со своей земли умри — не сходи! Так сказано.
Олег подумал, что очень даже можно — по-иному. Он был развитым парнем, имел свои суждения по множеству вопросов, о которых большинство его сверстников даже не задумываются. И, глядя телевизор — репортажи о притеснениях русских в разных местах бывшего СССР — всегда очень переживал, не понимая, почему те не сопротивляются. Да хотя бы и с оружием в руках — что терять, когда тебя выгоняют из дома, издеваются над твоими близкими?! Отец с горькой иронией говорил: «Зато живём по божьим заповедям — ударили по щеке, другую подставляем. » Но вот рядом с Олегом ехали совсем другие славяне. Такие же, как он. Говорившие на неотличимом почти языке. И всё-таки — другие. Считавшие, что боги за тех, кто противится врагу. Готовившиеся вступить в войну, в которой им заведомо не было победы.
Это не около телевизора возмущаться — почему, мол, не сопротивляются, почему такая покорность. А если автомат в беспощадных руках уже нацелен в лоб и тебе говорят: «Беги!»? Или: «Бросай оружие!»? Кто не побежит? Кто не бросит?
Да вот они не побегут и не бросят. Но ему-то что делать?! Зимы ждать, до которой, может быть, никто тут и не доживёт?! Противное чувство страха поднялось откуда-то из района желудка. Снова вспомнились виселицы и тупой, исполненный высокомерной силы, полёт данванских машин... Против них — с мечами?! Да пусть даже с этой рухлядью — «дегтя-рёвым»?! И что?! Вон, даже когда дед со своими друзьями — или кем там! — помогал, и то ничего не вышло, а теперь?! Ведь объективно — им кранты, это же видно. И им, и сопротивлению в городах, и неведомым анласам-кочевникам, землю которых травят данваны... Мир этот — в их власти. Они тут самые сильные...
Было что-то... неправильное в этих мыслях. Неправильное и скользкое, как лягушка под босой ногой. Противное. Только Олег не мог понять — что.
Его спутники тоже ехали молча. То ли переживали совсем недавнюю безвестную кончину близких, то ли думали о своём вполне ясном будущем... А потом вдруг Гостимир вскинул голову, тряхнул волосами, улыбнулся и... запел. Здорово запел, словно солист хор мальчиков имени кого-нибудь там знаменитого. Чисто, звонко и сурово:
 
 
— Жаль, мало на свете свободных зверей. 
 
Становятся волки покорней людей. 
 
Ошейник на шею, убогую кость
 
В те зубы, где воет природная злость... 
 
 
И почти тут же подхватили Гоймир, Ленко и Йерикка:
 
 
— А ловчие сети калечат волчат, 
 
Их суки ручные вскормят средь щенят. 
 
И будет хозяин под стук тумаков
 
Смеяться, что нету Перуна Волков!
 
 
 
Пусть лают собаки, таков их удел. 
 
Восстаньте волками, кто весел и смел!
 
Кто верит в удачу и лютую смерть, 
 
Кому бы хотелось в бою умереть!
 
 
 
Учите щенят, есть немало волков
 
Средь них, не запятнанных скверной оков. 
 
Вдохнут они волю и примут наш вой, 
 
Как клич, как девиз на охоту и в бой!. . 
 
 
Это была первая песня с рифмой, которую Олег тут слышал. И звучала она, как дерзкий вызов тому, что происходит в Мире. Не было в ней безнадёжной, суровой готовности ТОЛЬКО умереть, чего можно было ожидать. Олег почувствовал, как напрягаются мускулы, а руки сжимаются в кулаки...
 
 
— Покорная вера — в собачьих богах!
 
Ошейник Исуса — их слабость и страх!
 
 
 
Но вольные звери не знают преград, 
 
Поймут волкодавов тупой маскарад!
 
 
 
Поймут и оскалят кинжалы-клыки!
 
Пощады не будем всем вам, выжлоки!
 
 
 
И вольные ветры завоют в лесах, 
 
И знамя для волка — свобода, не страх!  [13]