Идеальный (СИ)
Бросает в жар.
Крис нервно дергает галстук, чуть ослабляя узел.
Размышления прерывает мелодичный звонок коммуникатора.
– Мистер Хемсворт, билет доставили, – голос официальный, жесткий.
Обиделась.
Крис усмехается и просит:
– Принесите, пожалуйста. И захватите пепельницу.
Через минуту дверь приоткрывается и в кабинет тенью проскальзывает секретарша и кладет на стол сначала конверт, а потом стеклянную пепельницу, в форме неправильной геометрической фигуры.
Крис машинально стряхивает пепел на пол и кивает девушке, отпуская.
Время уже шесть часов и Хемсворт решает, что пора собираться. Пусть с теми, кто желает видеть представителя их издательства после конца рабочего дня разбирается Майк. В конце концов, это именно он подсунул вчера злосчастные билеты. Пусть и отдувается.
Звучит это, конечно, смешно, и Крис улыбается глупым мыслям, застегивая пуговицы пиджака.
Подтянуть галстук, накинуть куртку – и он готов.
– Мистер Хемсворт! – едва Крис выходит в коридор, тут же подскакивает начальник отдела рекламы, – заказчики из «Audi» требуют разворот!
«Audi»... Крис прикрывает глаза, соображая, какую статью можно будет урезать, чтобы втиснуть рекламу.
– Дай им разворот, – он кивает, – но повысь аренду. И передай Льюису, чтобы убрал статью об ориентации. Ее не жалко.
Рекламщик понимающе ухмыляется и кивает. А Крис, махнув на прощание рукой, почти бежит к выходу, отмахиваясь от вопросов. И только у самой двери его останавливает возмущенный голос редактора раздела, в котором как раз и была эта несчастная статья о гомофобии.
– Мистер Хемсворт! – Льюис буквально шипит, – вы разве не понимаете, что своим решением вы открыто заявляете о дискриминации сексуальных меньшинств?!
– Где это я заявил? – Крис дергает дверь, и шагает к лифту, – я только что повысил бюджет журнала, что скажется и на вашей зарплате. Вы же сами прекрасно знаете, что реклама очень прибыльна. Особенно реклама автомобильных концернов в журнале, ориентированном на мужскую аудиторию.
Лифт, кажется, едет с самого первого этажа, и ждать придется долго.
– Можно ведь было урезать любой другой текст! Или из каждого понемногу! Так ведь и делали всегда! Но стоило появиться статье, раскрывающей проблему многих современных мужчин – вы так легко ее выкидываете!
– Успокойтесь, – Хемсворт зло нажимает кнопку лифта еще раз, будто он от этого приедет быстрей.
– И объясните мне, что может вызвать подобная статья, кроме раздражения читателей, которые покупают этот журнал для отдыха? Хотите, чтобы у нас продажи упали?
И тут, наконец, подъезжает лифт. Крис буквально заскакивает внутрь и с облегчением приваливается к стенке.
Надо же... Льюис. Отец троих детей и вроде бы даже католик. С чего ему так переживать за статью о паршивых педиках? И Крис вздрагивает от собственных мыслей.
Паршивые педики?
А он сам? После того, что произошло в номере...
Как там? «Один раз – не пидорас»?
Хемсворт нервно усмехается этой пошлой шутке.
Действительно, нужна шлюха. Чтобы не думать лишнего.
***
Зал полон. Клубом назвать это определенно нельзя. Скорее, концертный зал. Ряды кресел, партер, балконы и VIP-места по центру.
Крис намеренно выбрал место ближе к сцене. Так, чтобы видеть лицо англичанина. В прошлый раз разглядеть было тяжело, потому что билет был куплен далековато, но теперь Хемсворт имел все шансы понять, что же чувствует Том, перебирая пальцами клапаны. А еще... да, не важно. Просто понаблюдать. Это тоже... часть плана.
Свет гаснет, мелодичный женский голос просит отключить мобильные телефоны и по возможности не ходить по залу во время концерта, желает приятного времяпрепровождения и замолкает.
И вот тут...
Сцену заливает холодное сияние софитов и в этом призрачном свете появляется Том.
Черный костюм, подчеркивающий изящность фигуры, аккуратно зачесанные, но все равно чуть вьющиеся на концах волосы, прозрачные сосредоточенные глаза... И флейта в опущенной руке.
Хиддлстон подходит к микрофону и тихо здоровается с присутствующими. И Крис вдруг понимает, что Тому плохо. Что англичанин едва не падает. Наверное, постороннему взгляду это заметить было сложно, но... Хемсворт будто чувствует это. И черные синяки под глазами, и плотно сжатые губы...
Хиддлстон что-то говорит о названии произведения, о том, почему первую композицию он решил исполнить соло...
Крис пропускает это мимо ушей, запомнив только то, что называться произведение будет «Мелодия из оперы «Орфей и Эвридика».
А Том вдруг замолкает и, чуть помедлив, подносит флейту к губам. И Крис замирает, жадно вглядываясь в сосредоточенное лицо музыканта.
Сегодня он поймет, что произошло в номере отеля.
_________________________________________________________________
Далее события будут развиваться гораздо быстрее. Это последняя глава такого характера.
Глава 5. «Концерт».
Музыка словно везде. Проникает в каждую клетку, проходится волнами по всему телу. И хочется окунуться в мир, создаваемый флейтистом с головой. Отдаться во власть чистого серебряного звука и не думать ни о чем.
Крис закрывает глаза, не в силах сопротивляться. Перед внутренним взглядом яркая темнота, пронизанная почему-то странными светящимися электрическим светом нитями. Они плавно переплетаются, то затухая, то разгораясь вновь. И каждый звук добавляет в светящуюся сеть еще одну линию, изогнутую или ровную.
Внезапно мелодия прерывается. А вместе с ней резко гаснут и светящиеся нити, оставляя Криса в темноте. Хемсворт открывает глаза и вздрагивает: лицо музыканта осунувшееся, абсолютно белое, это видно даже в ярком свете прожекторов.
Том отнимает от губ флейту и коротко кланяется, когда зал взрывается аплодисментами. По виску катится блестящая капля. Прозрачный взгляд будто бы сосредоточен на одной точке.
И Хемсворт вдруг понимает, что англичанин смотрит именно на него. Удивленно, чуть растерянно... А потом резко смаргивает и улыбается в ответ на непрекращающиеся аплодисменты. И больше не смотрит на Криса, словно того и нет в зале.