Погоня за сокровищем
— А также все пиратское братство, — пренебрежительно ответил дед. — Он мог бы сделать карьеру при дворе, жениться на дочери аристократов, как его брат. Но выбрал стезю разбойника и жену-лавочницу. Итог этого союза — передо мной.
Глаза Тины загорелись гневом, она сжала кулаки и не менее упрямо взглянула на графа.
— Моя маменька — дочь банкира! — воскликнула она. — Она получила благородное воспитание, и уж коли говорить откровенно, то аристократкам Кайтена стоит на нее равняться, тогда они не будут казаться сороками, трещащими без умолку о моде, кавалерах и друг друге. Не думаю, что придворные дамы ушли от них далеко. Мои родители знают, что такое честь. Я наслышана от моряков, сколь они восхищены доблестью и отвагой папеньки…
— При нападении на торговые корабли и в противостоянии королевскому флоту…
— Недалеко ушедшему от пиратов, а порой и превосходящему Лигу свободных мореплавателей по жестокости и коварству. Я слышала, сколько раз ругался папенька на то, что его людям приходится отбиваться от нападения военных кораблей, стоящих на охране границ своих государств, от нападения на торговые суда и их сопровождение. И вы будете говорить мне о том, что мои родители недостойны уважения! Ваше сиятельство, к черту право по рождению и офицерские мундиры, коли за всем этим скрываются гнилые души. И пусть мой отец был пиратом, но теперь он честный коммерсант и ваш сын, между прочим!
— Молчать! — рявкнул граф, не спускавший с внучки взгляда сузившихся глаз. — Девчонка, — презрительно выплюнул он, — что ты понимаешь в том, о чем говоришь?
— Достаточно, чтобы встать на защиту людей, которых люблю и уважаю! — все больше горячилась мадемуазель Лоет.
— Столь сильно уважаешь, что твои родители были вынуждены обратиться ко мне?! — рассмеялся граф Мовильяр. — Сколь сильна твоя любовь, дитя мое, если ты не в силах услышать просьб тех, кто дал тебе жизнь, насколько велико уважение, если они вынуждены краснеть за тебя перед всем городом? Дочь уважаемого судовладельца дерется на улице с мальчишками, носится в порт и ведет себя столь непотребно, что даже в свой день рождения, зная, что в гости ждут родных и знакомых, она сбегает со своим сопляком другом и возвращается грязная, оборванная и с синяком под глазом? Должно быть, твоя любовь выразилась в том, что твой отец метался по городу, обеспокоенный долгим отсутствием дочери? Или же уважение состояло в бледности матери, которой приходилось прятать свое волнение и развлекать гостей, пока ты влезаешь в очередную авантюру? Скажи мне, Адамантина Лоет, дочь аристократа, пирата и судовладельца, сколь еще могут быть велики твои любовь и уважение к родителям?
— Я… Но…
Тина моргнула, отыскивая ответ, но так и не смогла опровергнуть правдивость слов своего высокородного деда. Она сникла и всхлипнула.
— Платок, — тут же отчеканил граф. — С этого дня мы будем перекраивать дочь пирата в дочь аристократа.
— Чтоб меня разорвало, — буркнула Тина и предалась стыду и отчаянию.
Глава 4
Экипаж графа Мовильяра, запряженный шестеркой вороных, сверкающий позолотой, изящный, как искусная шкатулка, сотворенная руками истинного мастера, въехал в высокие ажурные ворота, украшенные вензелем с витиеватой буквой «М». Привратники склонились в низких поклонах, приветствуя хозяина. Карета проехала по аллее, по бокам которой росли величественные каштаны, обогнула большую круглую клумбу, усаженную розами, и остановилась перед широкой парадной лестницей, ведущей в огромный особняк, больше напоминавший дворец. К карете подбежал мужчина в ливрее, распахнул дверцу, опустил лестницу и склонился перед его сиятельством.
— Наконец вы сможете познакомиться с вашим родовым гнездом, Адамантина, — с достоинством произнес господин граф, выходя из экипажа. — Здесь родился и рос ваш отец и мой сын, его сиятельство граф Вэйлр Мовильяр, впоследствии сменивший фамилию, данную ему его славными предками, на прозвище Лоет и променявший титул на паруса своего разбойничьего брига.
Лакей спешно подал руку внучке хозяина, и Тина, несмело оглядываясь, выбралась из кареты. Возможно, их дом в Кайтене выглядел не столь богато и внушительно, но поместье графов Мовильяров ее начало подавлять с первой минуты, вызывая желание дать стрекача больше, чем открыть в восхищении рот и произнести столь родное и привычное «Гарпун мне в печень».
Граф на мгновение остановился, с легкой насмешкой наблюдая за озирающейся Тиной. После указал кончиком трости на особняк и провозгласил:
— Добро пожаловать домой, дитя мое.
Девушка закусила губу, за что тут же удостоилась изломленной в нарочитом недоумении брови его сиятельства, расправила плечи и последовала за ним, чувствуя себя преступником, приговоренным к расстрелу. Высокородный дед шел впереди, франтовато помахивая своей тростью, прямой как жердь, с гордо задранным подбородком. В каждом его движении чувствовались величие и сознание собственного достоинства.
Еще в дороге он перешел с внучкой на «вы», приучая ее к обращению, принятому в кругах аристократии. Никакой Тины: либо Адамантина, либо дитя мое. За ругательства — несильный удар тростью по колену, как и за попытки шмыгнуть носом. За жест в виде указующего перста этот перст был отбит ладонью его сиятельства. Стоило ссутулиться — и хлопок тут же следовал по спине. Опустить взгляд себе под ноги — палец деда задирал подбородок. А когда Тина сплюнула — и вовсе получила по губам.
Но один из главных недостатков ее нового положения открылся в гостинице на третий день пути. Наутро его сиятельство пришел за внучкой, чтобы отвести ее на завтрак. Девушка открыла дверь, забыв о фальшивых локонах. Свое негодование граф выразил брезгливо опущенными уголками губ и фразой:
— Наступит ли предел моему терпению?
— Маменька с папенькой дольше терпели, — буркнула Тина.
— Что посеяли, с того и сняли урожай, — ответствовал дед. — Спрячьте этот позор, Адамантина.
Уже после гостиницы, когда путники уселись в карету, граф Мовильяр в задумчивости произнес:
— Одного не могу понять: как при троих отпрысках все пороки достались именно девице?
— Судьба, дьявол ее дери, — вздохнула Тина — и тут же получила тростью по ноге.
Но вернемся в поместье Мовильяр. Дед с внучкой вошли в особняк, где были встречены вышколенными слугами. Здесь явно не могло быть дядюшки Самеля с его баловством втихаря от родителей. На лицах прислуги сохранялось надменное выражение, никто из них не позволил себе разглядывать внучку его сиятельства, и только вслед хозяину и дочери второго сына графа поворачивались головы, и в глазах зажигался интерес.
— Вам покажут ваши покои, Адамантина, — произнес сиятельный дед, поднимаясь по лестнице. — Также объяснят распорядок и правила этого дома. К вечеру придет портной, чтобы снять с вас мерки. Не желаю, чтобы моя внучка ходила в готовых платьях; вам сошьют наряды по моим указаниям. Мы избежим всех этих новомодных кричащих цветов, излишества бантов и оборок. Скромность не означает бедность. Также вы познакомитесь с вашими кузенами, ваш дядя Натаэль привезет их к ужину. С ним приедет и Ланс, надеюсь, встреча с братом порадует вас. Завтра прибудут учителя, и я буду лично следить за вашим обучением. К сожалению, ваша глупость сыграла с вами злую шутку, и я не могу позволить вам покинуть пределы поместья, пока волосы не отрастут настолько, чтобы за прической скрыть недостаток их длины. Никаких фальшивых локонов — это дурной тон. Зная ваш живой нрав и предупрежденный вашим отцом о возможной попытке побега, я приказал приставить к вам компаньонку. Также за вами будет следовать лакей, постоянно, пока я не увижу, что вы образумились и я могу доверять вам.
— Дышать мне хотя бы не запрещается? — возмущенно вопросила Тина широкую спину своего деда.
— Дышать вы можете, но согласно этикету, — усмехнулся он, не оборачиваясь. — Лишние вдохи придется оставить за ненадобностью.
— Вашу ма…
— Адамантина!