Снежный Цветок и заветный веер
Мадам Ван не стала бы самой важной свахой в уезде, если бы ждала решения от овец. Она просто подняла меня и посадила на стул. Потом она опустилась на колени и стянула с меня туфли и носки. И снова при полном молчании. Также как она это делала с моим лицом, она поворачивала мои ступни так и эдак, а потом провела большим пальцем под сводом стопы.
Мадам Ван взглянула на прорицателя и кивнула. Затем поднялась с колен и поманила меня пальцем, чтобы я слезла со стула. После того, как она снова заняла свое место, прорицатель откашлялся и заговорил:
«Ваша дочь представляет собой особый случай, — сказал он. — Я увидел это еще вчера, и Мадам Ван, которая провела дополнительный осмотр, согласна со мной. Лицо вашей дочери продолговатое и тонкое, как рисовое зернышко. Ее полные мочки говорят о благородстве ее духа. Но самое важное — это ее ноги. Подъем у нее очень высокий, хотя еще не полностью развит. Это означает, что с бинтованием надо повременить еще год», — он он поднял руку, чтобы его не прерывали, будто кто-то мог на это осмелиться.
«Семь лет — это необычно для нашей деревни, я знаю, но я думаю, если вы посмотрите на вашу дочь, вы увидите…»
Прорицатель Ху заколебался. Бабушка придвинула к нему миску с мандаринами, чтобы он мог собраться с мыслями. Он взял мандарин, снял с него кожицу и бросил на пол. Поднеся дольку мандарина ко рту, он заговорил снова:
«В шестилетнем возрасте кости еще мягкие и податливые. Но ваша дочь еще мало развита для своего возраста, даже для вашей деревни, которая пережила трудные годы. Возможно, также, как и другие девочки в этом доме. Вам не следует этого стыдиться».
До того момента я не думала, что наша семья чем-то отличается от всех прочих, и не считала, что сама чем-то отличаюсь от других.
Прорицатель засунул дольку мандарина в рот, пожевал задумчиво, а затем продолжил: «Но ваша дочь не только слишком мала от недоедания. У ее стоп особенно высокий свод, а это означает, что при хорошем питании ее ноги могут быть самыми совершенными в нашем уезде».
Некоторые люди не верят прорицателям. Некоторые думают, что они дают советы, подсказанные здравым смыслом. В конце концов, осень — самое лучшее время для бинтования, весна — для родов, а красивый холм, обдуваемый ветерком, обладает самым лучшим фэншуй для погребения. Но этот прорицатель увидел во мне нечто особенное, и это переменило всю мою жизнь. И все же в тот момент никто не испытывал никакой радости. В комнате было до жути тихо. Что-то продолжало быть ужасно неладным.
Молчание прервала Мадам Ван: «Девочка действительно очень красивая, но «золотые лилии» в жизни гораздо важнее хорошенького личика. Красивое лицо — это дар Небес, но маленькие ножки могут улучшить общественное положение. В этом мы все согласны. Дальнейшее должен решать Отец». — Она взглянула на Папу, но ее слова предназначались моей матери.
«Совсем неплохо устроить хороший брак для дочери. Семья с высоким положением принесет вам хорошие связи и более высокий выкуп, долговременную политическую и экономическую защиту. Хотя я ценю ваше гостеприимство и вашу щедрость, которые вы проявили сегодня, — сказала она, подчеркнув бедность нашего дома томным движением руки, — судьба — в лице вашей дочери — дает вам эту возможность. Если Мать сделает свое дело должным образом, эта незначительная девочка может выйти замуж в Тункоу».
Тункоу!
«Вы говорите удивительные вещи, — осторожно заметил Отец. — Но наша семья очень скромная. Мы не можем позволить себе оплату ваших услуг».
«Почтенный Отец, — спокойно ответила Мадам Ван, — если ноги вашей дочери будут такими, как я себе это представляю, я могу рассчитывать на щедрое вознаграждение со стороны жениха. Вы также будете получать от них подарки как выкуп за невесту. Как вы видите, мы все будем в выигрыше».
Мой отец ничего не ответил. Он никогда не обсуждал того, что происходило вокруг, и никогда не давал воли своим чувствам, но я вспомнила одну зиму после засушливого лета, когда у нас было совсем мало еды. Мой отец отправился в горы на охоту, но даже животные все поумирали от голода. Папа смог принести домой только горькие коренья, из которых Мама и Бабушка сварили похлебку. Может быть, в эту минуту он вспоминал о позоре того года и представлял себе, каким прекрасным будет мой выкуп, и что это будет означать для нашей семьи.
«Помимо всего этого, — продолжила сваха, — мне кажется, что ваша дочь подходит для союза лаотун».
Я знала это слово и что оно означает. Союз лаотун был совсем не то, что союз между назваными сестрами. В него вступали две девочки из разных деревень, и он длился всю их жизнь, в то время как в союз названых сестер вступали несколько девочек, и он распадался с их замужеством. За всю мою короткую жизнь я еще ни разу не встретилась ни с одной лаотун и никогда не думала, что у меня она будет. У моей матери и моей тети, когда они были девочками, были названые сестры в их родных деревнях. У Старшей Сестры сейчас были названые сестры, а у Бабушки — подружки-вдовы из деревни ее мужа, которые и стали ей назваными сестрами до конца дней. Я предполагала, что при обычном течении нашей жизни у меня также будут названые сестры. Но иметь свою лаотун — это совсем другое дело. Я должна была бы разволноваться, но, как и все, кто находился со мной в комнате, я была ошеломлена. Этот предмет не следовало обсуждать в присутствии мужчин. В такой необычной ситуации мой отец забылся и выпалил: «Ни у кого из женщин в нашей семье не было лаотун».
«В вашей семье многого не было до сих пор, — сказала Мадам Ван, вставая со стула. — Обсудите все это между собой, но помните, благоприятный случай не каждый день переступает ваш порог. Я приду к вам снова».
Сваха и прорицатель удалились, пообещав прийти и посмотреть на мои успехи. Мы с матерью поднялись наверх. Как только мы вошли в женскую комнату, она обернулась и посмотрела на меня с тем же выражением на лице, которое я подметила еще в главной комнате. Затем, прежде чем я могла что-либо произнести, она изо всех сил ударила меня по лицу.
«Ты знаешь, сколько забот это принесет твоему отцу?» — спросила она. Это были обидные слова, но я знала, что пощечину она дала мне на счастье и для того, чтобы отпугнуть злых духов. В конце концов, не было никакой гарантии, что мои ноги превратятся в «золотые лилии». Моя мать могла совершить ошибку при бинтовании моих ног, как ошиблась ее мать. Она очень хорошо справилась со Старшей Сестрой, но все могло случиться. Вместо ожидаемой награды я могла ковылять на безобразных обрубках, постоянно размахивая руками для поддержания равновесия, как моя мать.
Хотя мое лицо пылало от пощечины, я была счастлива. Пощечина была знаком того, что Мама впервые показала мне свою материнскую любовь, и я была вынуждена закусить губы, чтобы скрыть улыбку.
Мама за весь день не сказала мне ни слова. Она спустилась вниз и разговаривала с моими тетей, дядей, отцом и бабушкой. Дядя был добросердечным человеком, но как второй сын он не имел никакой власти в нашем доме. Тетя понимала, какие выгоды сулит создавшаяся ситуация, но как женщина, не имеющая сына, в семье она занимала самое последнее место.
Мама также не занимала важного положения, но, увидев выражение ее лица, когда сваха произносила свои речи, я поняла, какие мысли бродят у нее в голове. В доме все решали Папа и Бабушка, но на каждого из них можно было повлиять. Хотя заявление свахи и было хорошим знаком для меня, оно означало, что моему отцу придется усердно трудиться, чтобы собрать мне приданое, достойное более высокого брака. Если же он не согласится на предложение свахи, то лишится уважения не только в нашей деревне, но и во всем уезде.
Я не знаю, решили ли они мою судьбу в тот день, но для меня все уже перестало быть прежним.
Будущее Прекрасной Луны изменилось вместе с моим. Я была на несколько месяцев старше, но было решено, что нам обеим начнут бинтовать ноги в то же время, когда начнут бинтовать ноги Третьей Сестре. Хотя я продолжала выполнять свою работу за пределами дома, я больше никогда не ходила к реке с моим братом. Я больше никогда не ощущала прикосновения прохладной, быстро текущей воды к моей коже. До этого Мама никогда не била меня, но оказалось, что это был всего лишь первый из многочисленных ударов, которыми она награждала меня в течение нескольких последующих лет. Хуже того, мой отец перестал относиться ко мне по-прежнему. Я больше не сидела у него на коленях, пока он курил свою трубку. В одно мгновение я превратилась из никчемной девочки в нечто такое, что могло быть полезно семье.