Начать сначала

Каждый раз, когда мы прощаемся,
Мне кажется, что я умираю…
Они обсуждали «Маргаритки на лужайке».
— Если вы смогли вдохнуть жизнь в такой текст, — говорила Кристоферу Джейн, — уверена, вы пойдете далеко. — Она смеялась. Эмма поставила чистую пепельницу, и Джейн посмотрела на нее. — Спасибо… Помочь вам?
— Нет-нет. Сейчас я принесу стаканы. Будете пить пиво или предпочитаете кофе?
— Кофе, если это не доставит вам хлопот.
— Нисколько… Я тоже выпью кофе.
Вернувшись на кухню, Эмма плотно притворила дверь, чтобы они не услышали звякание тарелок, надела фартук и поставила на горелку чайник. Газ всегда давал сильную вспышку, когда она его зажигала, и это очень ее пугало. Она достала поднос, чашки, блюдечки, банку с кофе, сахар; пиво лежало в ящике под раковиной. У ящика притаились черные тараканы — Джонни не вынес мусорное ведро. Она взяла его, чтобы отнести в контейнер для мусора, в этот момент дверь за ее спиной отворилась, Эмма повернулась и увидела Роберта Морроу.
Он смотрел на ведро.
— Куда вы это выносите?
Эмма смирилась.
— В мусорный контейнер. Рядом с дверью. В которую мы входили.
Роберт понес ведро по коридору, вид у него был довольно глупый. Эмма вернулась к раковине. Она была совершенно подавлена. Зачем он приехал! Ему тут не место — в Брукфорде, в театре, здесь, в их квартире! Она не хочет, чтобы он жалел ее. И, собственно, почему ее надо жалеть? Она с Кристофером, и это главное, а как они тут живут, Роберта совершенно не касается.
Она молила Бога, чтобы он со своей изысканной подругой уехал, пока не пришел Джонни Риггер.
Когда Роберт вернулся с пустым ведром, Эмма перетирала тарелки, делая вид, что очень занята.
— Спасибо. Я скоро закончу, — холодно бросила она ему, не оборачиваясь и надеясь, что он поймет намек и удалится.
Но это не помогло. Роберт притворил дверь, поставил ведро на место и, взяв Эмму за плечи, повернул к себе. Костюм на нем был будто только что отглаженный, голубая рубашка и темный галстук, а у Эммы в одной руке полотенце, в другой тарелка. Она заставила себя поднять глаза и встретить пытливый взгляд его серых глаз.
— Лучше бы вы не приезжали. Зачем вы приехали?
— Маркус беспокоится о вас. — Роберт взял полотенце и тарелку у нее из рук и сунул их назад, в раковину. — Почему вы не сообщили ему, где вы?
— Ну вот теперь вы и можете ему сообщить, не так ли? Роберт, мне еще много чего надо сделать, а в этой кухоньке двоим не поместиться.
— Да неужели? — Он улыбался. Потом сел на край стола, и теперь его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом. — Знаете, когда я увидел вас сегодня в театре, я вас не узнал. Почему вы отрезали волосы?
Он мог совершенно обезоружить. Эмма провела рукой по затылку.
— Волосы мне ужасно мешали, когда я начала работать в театре, было так жарко, да я еще все время пачкала их краской, когда оформляла сцену. Здесь их даже негде вымыть, а даже если и вымоешь, и за час не просушишь. — Эмма ужасно не любила, когда кто-то начинал сокрушаться о ее волосах. Она тосковала по ним, тосковала по их тяжелой волне, такой привычной, по чувству покоя, которое приходило к ней, когда она расчесывала их перед сном. — Одна девушка из театра отрезала их. — Они лежали на ковре в Зеленой комнате точно клубок коричневого шелка, и Эмма чувствовала себя убийцей.
— Вам нравится работать в театре?
Она подумала о Коллинзе.
— Не очень.
— Но вам необходимо работать?..
— Нет, конечно, нет. Но, понимаете, Кристо там весь день, а я тут одна, и делать мне нечего. Брукфорд ужасно скучный городок. Я и не представляла, что существуют такие скучные городки. Поэтому, когда у той девушки случился приступ аппендицита, Кристо обо всем договорился и помог мне выбраться из дома.
— Что вы будете делать, когда та девушка вернется?
— Не знаю. Я еще об этом не думала.
На плите закипел чайник. Эмма поспешно повернулась, чтобы погасить газ, и поставила на поднос чайник, но Роберт сказал:
— Не сейчас…
Она нахмурилась.
— Я хочу заняться кофе.
— Кофе может подождать. Давайте сначала разберемся.
Лицо у Эммы стало непроницаемым.
— Нам не в чем разбираться.
— Нет, определенно, есть в чем. Я должен знать, как мне объяснить Маркусу, что случилось. Например, как вы добрались до Кристофера?
— Позвонила ему… рано утром в то воскресенье. Пошла в телефонную будку и позвонила. У них шла репетиция в костюмах, и он был в театре. Дело в том, что он уже раньше звал меня в Брукфорд, но я не могла поехать. Из-за Бена.
— Когда я приехал к вам попрощаться в то утро, вы уже поговорили с Кристофером по телефону?
— Да.
— И ничего мне не сказали?
— Нет, не сказала. Я хотела начать новую жизнь и не хотела, чтобы кто-то об этом знал.
— Понимаю. Итак, вы позвонили Кристоферу…
— Да, и вечером он взял у Джонни Риггера машину, приехал в Порткеррис и привез меня сюда. Мы вместе с ним закрыли коттедж, а ключ от мастерской оставили в «Неводе».
— Хозяин кабачка не знал, где вы.
— Я ему не сказала, куда еду.
— Маркус ему звонил.
— Маркус не должен был этого делать. Маркус больше не несет за меня никакой ответственности. Я уже не маленькая девочка.
— Эмма, то, что Маркус чувствует, — это не просто ответственность, он вас любит, и вы должны это понять. От Бена есть какие-то известия?
— Да, тогда, в понедельник утром, пришло письмо — я еще была в Порткеррисе. И письмо от Мелиссы… они меня звали приехать к ним.
— Вы им ответили?
Эмма покачала головой:
— Нет. — Ей стало стыдно, и она опустила глаза.
— Почему же?
Эмма пожала плечами.
— Не знаю. Наверно, подумала, что буду чувствовать себя там лишней.
— Я предпочел бы быть лишним там, чем очутиться вот здесь… — Он обвел рукой замусоренную кухню, всю убогую квартиру.
Это была не самая удачная реплика.
— Что вам здесь не нравится?
— Дело не в квартире, дело в этом жалком театрике, в этом сумасшедшем с бородой, что орал на вас и требовал, чтобы вы двигали кушетку…
— Вы же сами говорили мне, чтобы я нашла работу.
— Но не такую. Вы умная, образованная девушка, говорите на трех языках. Что это за работа — двигать мебель на сцене третьеклассного те…
— Моя настоящая работа — быть с Кристо!
После этого взрыва наступила гнетущая тишина. По улице проехала машина. Из комнаты донесся голос Кристофера, сопровождаемый тихой музыкой. Где-то завыл кот.
Наконец Роберт нарушил молчание.
— Вы хотите, чтобы я сказал об этом вашему отцу?
Эмма снова бросилась в атаку.
— По-моему, вы для этого сюда и приехали! Чтобы шпионить за мной и докладывать отцу.
— Я приехал, чтобы найти вас и узнать, как вы себя чувствуете, — только и всего.
— И доложить во всех подробностях! Для меня и для Кристо это не имеет значения, да и Бен не обратит на это никакого внимания!
— Эмма…
— Не забывайте, он не совсем обычный, заурядный родитель, как вы недавно очень любезно мне объяснили.
— Эмма, послушайте!..
Договорить он не успел — дверь за его спиной распахнулась, и раздался веселый, хотя и не совсем внятный голос: — Как мило вы тут болтаете, однако!
Роберт круто повернулся. В дверном проеме стоял молодой человек, который в «Маргаритках на лужайке» играл роль скучного биржевого маклера. Однако с тех пор он сильно развеселился, точнее — был пьян в стельку, и чтобы удержаться в вертикальном положении, повис на притолоке, как обезьяна на качающейся трапеции.
— Привет, дорогуша! — сказал он Эмме. Он отцепился от притолоки и ввалился в крошечную кухню, заполнив собой все пустующее пространство — теперь в кухоньке негде было повернуться. Упираясь ладонями в стол, он потянулся поцеловать Эмму. Поцелуй получился громкий и смачный, только в воздухе, до Эммы он не дотянулся.