Последний защитник Брестской крепости

Дня через три, сняв немецких часовых, стороживших ворота в гараж, к ним присоединился старший лейтенант Мельников. Казарма курсов шоферов пала, остатки его отряда были вынуждены отойти. С боями они добрались до гаража и едва не были обстреляны своими. Уставший часовой, заметив движение снаружи, уже вскинул винтовку к плечу, но вовремя разглядел советскую форму.
Спаслось всего девять человек Трое из них были легко ранены.
Кожевников смотрел на Мельникова и с трудом узнавал в исхудалом, осунувшемся человеке удалого, розовощекого офицера, каковым тот был всего несколько долгих дней назад. В свои тридцать три года Мельников выглядел сейчас лет на десять старше.
— Выдавили нас, Аким, — устало сказал он Черному. — Конец.
— Федор, прекрати! — успокаивал его старший лейтенант. — Выберемся отсюда, пробьемся к нашим…
— Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше, — хмуро проговорил Мельников и обернулся к Кожевникову: — Ты согласен, Митрич?
— Помощи ждать не имеет смысла, — кивнул старшина. — Нам тут не выстоять до ее прихода. С твоими бойцами нас под сорок человек теперь. Нужно пробовать.
— Я же с самого начала говорил! — встрепенулся Мельников, глядя на Черного. — А ты, Аким, все помощи ждал!
— Никто не знал точной ситуации. — Черный вскочил на ноги. — Я действовал согласно приказу. И я ни на секунду не сомневаюсь, что помощь уже в пути!
— Молодой ты еще, — досадливо отмахнулся Мельников, — в сказки веришь… Нам в казарме так намяли бока, вспомнить страшно. На себя сейчас надо полагаться, и только на себя. Цитадель сопротивляется, и наше место там!
— Он прав, Аким, — поддержал Кожевников. — Немец думает, что мы тут подыхаем помаленьку, ждет, когда можно будет подтянуть 88-миллиметровки, чтобы бить прямой наводкой. Тут нам точно конец, а в Цитадели хоть шанс появится. Сожжем рабочий транспорт, чтобы не достался врагу, и уйдем.
Если Черного все еще одолевали сомнения, то Мельников был уверен в успехе операции. Он был непреклонен — настаивал, доказывал, убеждал. В итоге Черный согласился выдвинуться с наступлением темноты. О решении сообщили красноармейцам, которые поддержали его единогласно. Задача была сложной, но при некотором элементе удачи вполне выполнимой.
Гараж покинули через лаз, о котором окружившие его немцы ничего не знали. Перед отходом подожгли уцелевшие автомобили, облив их бензином. Словно тени они прокрались к мосту, миновав по пути немецкие патрули. Сорок бойцов — серьезная сила, если атакует внезапно, дерзко и напористо. Большинство из них были совсем молодыми солдатами, но всего за несколько дней прошли такую жесткую школу войны, которую не дала бы никакая учебка за несколько лет. Они превратились в настоящих ратников.
Когда впереди, на подходе к мосту, замаячили фигуры часовых и послышалась немецкая речь, пограничники затаились, начали продвигаться более осторожно. Фашистов было много, но красноармейцы рассчитывали на эффект неожиданности.
По команде Мельникова пограничники открыли огонь и устремились к мосту. Немцы действительно не ожидали прорыва, растерялись, но быстро опомнились. Вверх взмыли сигнальные ракеты. С обеих сторон полетели гранаты, грянули взрывы, застрекотал пулемет. Несколько пограничников рухнули как подкошенные.
— Быстрее! — кричал Кожевников, стреляя на ходу из винтовки. — За мной!
Бойцы вбежали на мост, достигли его середины, когда упал раненный в ногу Мельников. Кожевников и Черный схватили его за ворот, потащили по мосту к арочному входу на Центральный остров. Мамочкин бежал рядом, неотступно следуя за старшиной.
— Прикрывай нас! — выкрикнул ему Кожевников.
Фашисты вели непрерывный ураганный огонь по красноармейцам, пули свистели повсюду, собирая кровавый урожай, сбивая бойцов одного за другим. Завертелся на месте и рухнул Пахомов. Сержант что-то кричал, но из-за грохота стрельбы слов было не разобрать. Кожевников был уже в арке, повернулся, чтобы кинуться ему на помощь, но Черный ухватил его за плечо:
— За мной!
— Там Пахомов! — Кожевников вырвался. — Он же ранен!
Но старший лейтенант снова схватил его, потащил за собой внутрь.
— Это приказ, Митрич! — взревел он. — Не успеешь ему помочь! Только сам погибнешь!
Они быстро проскочили по арке и укрылись за стенами, пытаясь отдышаться. Старшина понимал, что Черный прав. Сунься он снова на мост под град пуль, не уцелел бы точно, но все равно злился на него.
— Куды бежать-то? — воскликнул запыхавшийся Мамочкин, вертя головой по сторонам.
— Давай налево, — простонал Мельников. — Там, в земляном валу, есть вход в казематы.
Из окон офицерской столовой по ним вдруг застрочил короткими очередями пулемет. Пули выбили фонтанчики земли под ногами. Немцы! В ответ со стороны кольцевой казармы послышались выстрелы из винтовок. Пулеметчик затих и больше не рисковал высунуться.
— Быстрее! — рявкнул Черный. — Митрич, торопись, там наши!
Не так-то просто было волочить раненого Мельникова, потому его взвалили на спину самого крупного бойца. Достигнув цели, они нырнули в узкий проход, кубарем скатились по лестнице и оказались в кромешной темноте.
Где-то наверху возобновилась перестрелка, но это уже не имело значения. Они пробрались.
— Кто такие? — услышал Кожевников суровый голос.
— Старший лейтенант Черный, прорвались с Западного.
Незнакомец зажег фонарик, осветил им лица. Яркий луч слепил, и Кожевников прикрыл ладонью глаза. Фонарик мигнул и погас.
— Быстрее за мной, — сказал тот же голос значительно мягче.
— С нами раненый, помогите, — попросил старший лейтенант. Возникла некоторая заминка, невидимые руки подхватили Мельникова и потащили. Они пробирались по узким коридорам казематов, тут было прохладно, пахло плесенью.
— Неужто добрались?! — с облегчением выдохнул Черный.
— Добрались, — произнес голос. — Головы берегите, тут низко. Вода есть?
— Несколько фляжек, — ответил Черный и поинтересовался: — Кто вы?
Ему не ответили, и он решил не переспрашивать, оставить все разговоры на потом.
Наконец они очутились в просторном помещении. Горящая коптилка тускло освещала пространство вокруг. Здесь, в казематах, укрывались солдаты из разных подразделений и три женщины. На руках у одной плакал младенец. Мамаша, стыдливо прикрывая грудь, пыталась его накормить. Две другие женщины тут же склонились над Мельниковым и принялись колдовать над его раненой ногой.
— Так кто вы? — повторил вопрос Черный.
— Капитан Волошин, начальник штаба батальона связи. — В сумрачном свете коптилки Кожевников увидел говорившего. Высокий статный человек в местами разодранной и прожженной гимнастерке. Его шатало, он практически падал от усталости.
Он обвел рукой находившихся в помещении людей:
— А это мое войско.
Присутствующие тоже представились — кто и откуда. Эти люди прятались здесь не первый день, и запах в подвале стоял тяжелый, затхлый.
— Надо сказать, вам крупно повезло, что добрались сюда. — Волошин взглянул на Черного. — Этот участок отлично простреливается немцами из Дома офицеров. Но у них тоже с боеприпасами беда. Их группа отрезана от своих частей, так же, впрочем, как и мы.
— Больше нас было, — с горечью в голосе сказал Черный. — Из сорока бойцов… всего девять осталось. Спасибо, что ваши стрелки нас прикрыли, а то фашист-пулеметчик всех бы положил.
— Ну, добрались, и хорошо. — Волошин дружески положил старшему лейтенанту руку на плечо. — Размещайте своих людей. Райских условий предложить не могу, сами сидим тут, как крысы, в темноте, изнывая от жажды и голода, но вместе воевать будет легче.
— Какое сегодня число? — спросила Кожевникова девушка в некогда белом, а теперь темно-буром от грязи и запекшейся крови медицинском халате.
Старшина пожал плечами, он уже потерял счет времени. Но там, на Западном, он хотя бы наблюдал смену дня и ночи. А здесь, где всегда сплошной полумрак, людям проще запутаться.
— Кажется, двадцать пятое или двадцать шестое, — ответил Кожевников, а затем помотал головой: — А может, двадцать седьмое. Не знаю.