Бриллиант

— Это не связи и тем более не романы. По моим представлениям, связь предполагает более длительные отношения, скажем, если обе стороны встречались более трех раз.
— Простите?
— Вряд ли эти жалкие развлечения стоит именовать связями. Я бы назвала их инцидентами. Или процедурами. Так будет точнее.
Он смотрел на меня, как на сельскую идиотку, но мне было наплевать. Ему необходимо знать подобные вещи.
— Хорошо, — выговорил он наконец. — Не могли бы вы закончить все процедуры с Летицией?
— Разумеется, сэр. Считайте, что все сделано.
Потом я звонила девушке в последнюю минуту, отменяя свидание и долго извиняясь, после чего немедленно следовала доставка подарка от одного из филиалов «Брейс интернешнл» по изготовлению предметов роскоши: кашемировая шаль-пашмина [4] от модного дома Чезарины Миттандо или сумочка крокодиловой кожи от «Перкоко Лезер», а иногда и то и другое. Это было самое малое, что я могла сделать для них. Партнерам по бизнесу я посылала спиртное от «Лайвидии Спиритс»: виски «Ноттингем» или шампанское «Пер Патрис». Ни одна прежняя подружка не получала машин от «Пантер отомобайл компани» или яхт от «Гео Шипбилдинг».
Несмотря на пренебрежение к Оуэну, я чувствовала, что невольно обольщаюсь его очарованием или очарована его обольщением, трудно сказать точнее, но меня неумолимо тянуло в его команду. И вдруг поняла, что хочу его успеха, потому что искренне наслаждалась, отвечая на звонки от самых богатых и влиятельных в мире людей: глав государств, компаний и банков, которые иногда просили, а иногда предлагали совет или деньги. Некоторые даже начинали усваивать мое имя.
Но главной причиной и сутью всего были деньги. Я была зачарована деньгами. Не только щедростью, с которой Оуэн вливал их в «Баллантайн и К°», перекупая лучших экспертов из других домов и предлагая немыслимые зарплаты, освежая некоторые грани нашего несколько потертого имиджа, реставрируя и ремонтируя наше трехсотлетнее здание со столетней сантехникой и электропроводкой, но также и ловкостью, с которой он распределял финансы между многочисленными компаниями, постоянно перемещая деньги, чтобы сохранить платежеспособность. Каждый филиал — одежда, вина и крепкие напитки, чемоданы и сумки, машины и яхты — постоянно балансировал на грани банкротства. Ничего не скажешь, все товары были наивысшего качества, но, к несчастью, стоимость рекламы, рассчитанной главным образом на создание популярности фирмы, а не на повышение сбыта, почти равнялась прибыли от продаж. Деятельность фирмы можно было назвать учебником, главой программы школы бизнеса, примером того, как попытки сохранить имидж могут разрушительно влиять на доходы.
Банковские требования об уплате процентов и основных долгов были достаточно вежливыми, но постоянными, и Оуэн удовлетворял их, играя в «наперстки» по высшим ставкам, причем результаты зависели от его способности показывать акционерам и банкирам безупречные балансовые отчеты корпорации — учредителя «Брейс интернешнл». К счастью, в состав корпорации входила высокодоходная холдинговая компания по продаже недвижимости с бесчисленными владениями по всему миру, арендаторы которых платили безумные деньги, что обеспечивало большой и достаточно прогнозируемый приток наличных, компенсировавших любые потери дочерних фирм.
Короче говоря, все это было мошенничеством в особо крупных размерах. Так называемые арендаторы и были теми терявшими деньги филиалами, которые могли бы приносить небольшую прибыль, если бы не грабительская арендная плата. Холдинговая компания владела землями под всеми фабриками, офисными зданиями и магазинами корпорации. Это было строго охраняемым секретом, известным на самом деле всего четверым: Оуэну, его адвокату Дэвиду де Менуилу, Гилу Гарретту, президенту «Пантер отомобайлз», и мне, хотя, уверена, он и не подозревал, что у меня хватит мозгов понять, что происходит. Остальным в голову не приходило, что можно провернуть такую аферу. Его хладнокровие и умение держать себя в руках были поразительными. Он работал в одиночку. Никогда я не слышала, чтобы он консультировался с членами совета директоров, хотя таковых было несколько. Не представляю, как он выносил такое напряжение.
Вначале меня бесили его методы. Как он посмел ставить нашу любимую компанию в еще более опасное положение! Я понять не могла, зачем ему понадобилась «Баллантайн», но потом все же сообразила. Аукционная фирма, и притом успешная, — это постоянный и огромный приток наличных, большая часть которых идет в графу «Прибыль». «Брейс интернешнл» и «Баллантайн и Кº» стали последней надеждой друг друга. А я заняла место в первом ряду. И невольно поддалась напору его энергии и изобретательности выходок. Мне не терпелось увидеть, что будет дальше. Теперь, когда я могла уйти в любую минуту, по утрам меня так и подмывало поскорее мчаться на работу.
Ладно, признаю: я начала находить Оуэна Брейса невероятно привлекательным.
— …потому что все внешние проявления в аукционном доме — прямая противоположность таковым в любых других предприятиях, — пояснила я. — Нам ни к чему быть законодателями мод. Мы хранители прошлого. И вам необходимо иметь солидный, респектабельный вид. Ни в коем случае нельзя выглядеть богаче своих клиентов, хотя чаще всего так оно и есть. Во всяком случае, они так считают. Поймите, они доверяют вам самые ценные фамильные вещи, любимые, дорогие, те, с которыми обычно не хотят расставаться. Вам следует считать себя сродни распорядителю на похоронах. Нельзя позволить себе ни малейшей вольности, иначе они посчитают это неуважением или бесцеремонным отношением к их товару. Вот почему Баллантайны всегда следовали определенным правилам в одежде, которые вы ошибочно игнорируете.
Он внимательно слушал. Только глаза поблескивали, как темное стекло.
— Понимаю, что закулисная политика этого дела совсем не то, что вы ожидали.
Я пожала плечами и скрестила руки на груди.
— Но в этом и кроются ее мистическая сила, некое загадочное обаяние, и если вы собираетесь поднять нашу старушку в воздух, а вы собираетесь, судя по количеству наличных, которые в нее вбрасываете лопатами, и хотите привлечь действительно солидную клиентуру, что же, сэр, в таком случае вы не можете расхаживать здесь перед клиентами одетый как жиголо.
С таким же успехом я могла треснуть его по голове сковородой. Он таращился на меня минуты две, но я не отвела глаз.
— И сколько же вы работаете в «Баллантайн и К°»?
— Гораздо, гораздо дольше, чем вы.
— И вы всегда так откровенны?
— Да, сэр, именно.
Оуэн широко улыбнулся.
— Знаете что, Кик?
— Нет, сэр. А что?
— Вы чертовски здорово хладнокровны.
Что-то пенящееся, игристое пролетело по позвоночнику, как приятный озноб после первого глотка шампанского.
Наутро, ровно в восемь, прибыли портные от «Гивза энд Хокса», и уже через несколько дней Оуэн и его служащие щеголяли в темных костюмах в тонкую полоску, белых крахмальных сорочках из египетского хлопка, строгих галстуках и черных туфлях.
Началась другая, более благопристойная эра. По крайней мере так это выглядело.
Я бесконечно оттягивала свой уход — Прованс никуда не денется, зато Оуэн казался таким искренним, таким трогательно усердным в своих стараниях, что я чувствовала себя обязанной помочь ему стабилизировать положение в компании.
  
Глава 7
 
— Кик! — окликнул Оуэн через открытую дверь кабинета. — Идите сюда.
— Простите, сэр? — пробормотала я, притворившись, что не расслышала.
— Зайдите ко мне… пожалуйста.
Уже лучше.
Бенджамин Баллантайн не пролежал в земле и десяти недель, но, если не считать соблюдения требований к одежде, все триста лет респектабельности и приличий улетучились, покинув административные офисы. Власть перешла к более современному режиму, команде молодых служащих «Брейс интернешнл», которые вряд ли были бы столь бесцеремонны, имей хотя бы малейшее представление о том, что вся империя мистера Брейса стоит на грани катастрофы и падения в пропасть.