Тайны Истинного мира
– Я передумал, – заявил мне Сэм. – Поехали!
– Ты передумал и решил, что все-таки самоубийца? – хохотнула я, расстегиваясь.
Спина взмокла, руки тряслись от шального возбуждения.
Водила, черноволосый крупноносый мужчина, явно не славянской внешности, нажал на газ и, кажется, тронулся сразу с третьей скорости, хорошенько прошлифовав на льду.
– Нет, – отозвался Сэм. – Я решил, что мне интересно, почему ты ничего не понимаешь.
Шестерка, несмотря на жалкий вид, ревущий мотор, плохенькие тормоза и совершенно голую резину, шла резво. Мы влились в поток машин на третьем транспортном кольце, скрываясь хотя бы на время от преследования.
Кажется, долгая ночь подходила к концу.
У секретаря Леночки, создания нежного и устроенного очень тонко, мелко тряслись поджилки, когда она выносила из кабинета главного следователя поднос с пустыми кофейными чашками. Оправив на себе пиджачок, недрогнувшей рукой она достала из шкафчика бутыль с коньяком и глотнула прямо из горла, с блаженством почувствовав, как расслабляется сведенное спазмом тело. Впервые за время работы в Зачистке ее вызвали среди ночи, чтобы встретить особенного гостя – главу Верхушки, Владимира Польских! Значит, произошло нечто совсем ужасное, заставившее древнего упыря примчаться в центр города из своего вампирского логова.
Девушка снова отхлебнула и вытерла губы ладонью. Старик выглядел настоящим чудовищем, и ее до сих пор колотило от одного воспоминания об остром, холодном взгляде…
В кабинете Александра на письменном столе из красного дерева горела лампа, скудно освещая большую комнату. Высокий мужчина в дорогом костюме, заложив руки за спину, разглядывал огромный город, лежавший как на ладони. Одна половина его лица была обезображена ожогом, и, казалось, кожа, похожая на тонкий розоватый пергамент, стекла от глаза до подбородка. Владимир разглядывал святившийся огнями муравейник, населенный миллионами теней и жалкой кучкой людей, обладавших истинным цветом. Раньше, еще во времена его дедов, Верхушка собиралась в древнем замке под Петербургом. Ее семеро членов носили длинные плащи и прятали лица под масками, чтобы никогда не узнать друг друга. Сейчас крепости заменили огромные офисные здания из стекла, металла и бетона, напоминающие шаткие карточные домики, тянущиеся к солнцу. Золоченые кареты превратились в дорогие блестящие автомобили. Изменились лица, сгнила внутренность Истинного мира, как сердцевина наливного яблочка. Здесь не осталось места благородству и порядочности – молодые, амбициозные выскочки лезли все выше вверх, извращая и попирая устои.
Он был могуществен, один из великолепной семерки старых дряхлых идиотов, цеплявшихся за осколки традиций. Верхушку, безусловно, боялись, но давно перестали уважать, как любой пережиток прошлого, а ведь они решали все, даже какая погода ожидает город на следующий день.
Владимир тяжело вздохнул и глянул на часы – половина второго.
Господи, мальчишка Александр и тот позволяет себе опаздывать!
Если в тебе есть сила, ты можешь прыгнуть выше своей головы, попасть туда, куда в прошлом перекрывали путь железные запоры, поднятые мосты и глубокие рвы. Никогда раньше выходец из теневого мира не смог бы принести столько горя. Пришлая Мария Комарова, рожденная в семье теней, с самого начала светила на небосводе Истинного мира черной звездой. В ней смешалось все: и Высшая каста, и амбиции, и подлость. Наверное, не зря называли ее имя, когда предлагали кандидатуру нового члена Верхушки… Вся эта мрачная история случилась очень вовремя, и неважно, что в ней он потерял нечто важное, несомненно, помогавшее ему существовать последние годы, – надежду.
Александр влетел в приемную в распахнутом пальто, потный и бордовый от напряжения. К своему изумлению, в комнате витал стойкий запах дорого коньяка, даже слюни потекли. Завидев шефа, Леночка испугано округлила глаза и стала быстро пережевывать дольку лимона, стараясь сохранить приветливое лицо, несмотря на сводившую челюсть кислоту.
– Доброе утро, – расплылась она в нетрезвой и ненатуральной улыбке. – Ой, вернее доброй ночи. А он вас ждет.
– Знаю, – буркнул Алекс и направился к двери, потом резко остановился.
Леночка захлопала ресницами, наблюдая, как он, хмурый и недовольный, приближается к ее столу.
– Коньяку дай, – процедил шеф.
– Что? – поперхнулась та.
– Говорю, коньяку налей.
Секретарь понятливо кивнула и достала с полки ополовиненную бутыль и блюдце с нарезанным, чуть подветренным лимоном. Алекс сделал из горла несколько больших глотков, потом выдохнул и, постояв секундочку, направился в кабинет.
– Лимончиком закусите, – жалобно предложила Леночка ему в спину, протягивая блюдце.
– Нормально, – отмахнулся тот и вошел, в последний момент чуть было не постучав в собственную дверь.
Владимир оглянулся на появление Алекса, и кивнул вместо приветствия.
– Здрасьте, – пробормотал тот, чувствуя себя как в гостях, и потоптался на пороге.
– Чего же ты не проходишь? – Хозяйским жестом пригласил старик и проковылял к глубокому кожаному дивану, сильно прихрамывая.
– Меня вызвали…
– Да, – неестественно синие глаза главы Верхушки холодно блеснули, – и я не хочу, чтобы о нашем визите знал еще кто-нибудь, кроме этой девочки в приемной, вылакавшей весь твой французский коньяк.
Алекс быстро уселся за стол, даже не раздевшись. Только сейчас, в удобном привычном кресле, он почувствовал себя чуть свободнее.
– Ты знаешь, почему я попросил тебя приехать? – тихо спросил старик. И тут Александр все понял.
– Мария Комарова. – Мужчина никак не мог заставить себя посмотреть в обезображенное лицо главы Верхушки.
Владимир утвердительно кивнул:
– Мария Комарова. Мне нужна девчонка и живая. Она не должна попасть к Владилене. Эта бабенка уж слишком резво взялась за ее поимку, как будто собственную выгоду почувствовала. – Старик помолчал.
– Для чего это мне? – Александр глянул на главу Верхушки исподлобья, вертя в руках золотую ручку.
Старик усмехнулся и вздернул подбородок, прекрасно понимая цену своей просьбы.
Сэм жил на последнем этаже замусоренной девятиэтажки на окраине Москвы. В подъезде было темно и тепло, пахло кошками, пылью и неприятной ветхостью. Звеня ключами, Сэм открыл обшарпанную скрипнувшую дверь и прижал палец к губам. В тишине квартиры тихо тикали ходики, отсчитывая остаток ночи. В крошечной прихожей между открытой дверью в ванную комнату и вешалкой с шубами было негде развернуться. Балансируя на одной ноге, я стала стягивать сапог, раскрыв молнию с громким жыхом.
– Тише ты! – цыкнул Сэм. – А то мама проснется!
– Мама?! – едва не подавилась я, тут же представив себе завтрашнее шибко веселое утро, когда я ввалюсь в хозяйскую кухню, заспанная, растрепанная и виновато улыбнусь родителям парня. Отчего-то стало тошно.
– Мне только семнадцать, – прошептал Сэм, – я по закону еще один жить не могу.
– Боже, меня посадят, – вздохнула я, сдаваясь.
Неожиданно за закрытой дверью раздался шелест, заскрипели пружины дивана.
– Все, полный привет! Мама проснулась! – буркнул Сэм, быстренько стягивая легкие не по сезону кроссовки.
Дверь в спальню отворилась так резко, что я, застигнутая врасплох, закуталась в мягкую кроличью шубу на вешалке и словно бы увязла в ней. В густой пустоте, наполненной шорохами, громко щелкнул выключатель, и яркий электрический свет затопил маленькую захламленную комнатку. Прищурившись, я разглядела всклокоченную женщину в больших очках, делавших ее похожей на черепаху.
– Сомерсет! – осипшим от сна голосом проговорила она. – Мне звонили! Звонили из Зачистки! Я требую, слышишь, – ее голос стал неожиданно трансформироваться и превращаться в неестественный грубый бас, – объяснений, в какую очередную гнусную историю ты вляпался! Тебе только семнадцать, я еще отвечаю за тебя и штрафы платить тоже мне! – Неожиданно она замолчала и через секундную паузу вдруг произнесла: – Что это с тобой?