Просто Иван (СИ)

   К моменту когда юноша провалившийся не только в прошлое, но и ещё и параллельное измерение, стоял в своей ячейке с трофейным оружием, команда 'Огонь‟ ещё не прозвучала. Поэтому Иван, - которого мы договорились называть просто Ваней, внимательно осмотрел немцев идущих быстрым шагом на его позицию. На сей раз боец не воспринимал их как людей: его подсознание осознало ошибку допущенную в первом бою и не ассоциировало врага с человечеством - перед ним двигались будущие цели - мишени, и не более того...
   Нужно заметить что этот бой был скоротечным: Иван только успел отстрелять боезапас немецкого карабина и сделать пару выстрелов со своей трёхлинейки как фашисты отступили. Правда, почти сразу солдаты вермахта подкатили четыре небольших пушки, и стали прямой наводкой обстреливать позиции обороняющихся. Ванька трижды стрелял в прицельную щель вражеского орудия, может быть по этому, в отличие от других расчётов, оно ещё не произвело ни единого выстрела. И только после третьего выстрела мосинки, наводчик вывалился из-за щита: рухнул как тряпичная кукла лишённая опоры. В следующее мгновение уже пришлось прятаться нашему 'Ворошиловскому стрелку‟ - сразу пара взрывов прогремевших за спиной, дали ему понять что он был обнаружен.
   Со второй огневой точки: той, что принадлежала погибшему при авианалёте красноармейцу, Иван успел расстрелять ещё полторы обоймы, и вроде бы даже ранил ещё троих артиллеристов. Когда солдату показалось, что его снова берут на прицел, он сделал восьмой выстрел, рикошет от которого он заметил на щите орудия, и по дну окопа быстро переполз подальше от 'засвеченной‟ ячейки. Сделано это было как нельзя вовремя: что подтвердил грохот нескольких - почти слитных разрывов.
   Когда день начал смеркаться и захватчики отступили: умолкла даже их артиллерия. А лейтенант с малиновыми петлицами кантованными жёлтой полосой, по средством посыльных собрал вокруг себя всех уцелевших бойцов - только немного позднее Иван узнает, что эта полоска на петличке называется золотым галуном. Так вот, этот уже упомянутый лейтенант, выставив в окопах нескольких наблюдателей, собрал весь выживший личный состав и начал составлять списки, как он выразился: - 'Красный командир должен знать всех, кого он собирается вести в бой‟. - Но когда очередь дошла до Алексея, ой - Ивана, то он поднявшись во весь рост и решив до конца разыгрывать амнезию, не нашёл ничего лучшего, чем сказать:
  - Зовите меня просто Иваном!
  - Это что ещё за выкрутасы?! - Удивился лейтенант и строго посмотрел на красноармейца позволившего себе такую вольность. - Фамилия, имя, отчество, звание, с какого подразделения и кто был твоим непосредственным командиром?! Быстро!
  - Не помню я ничего. У меня память отшибло: но бить врага это нисколечко не помешает.
  - Товарищ лейтенант, Семён Семёныч, - подал голос старшина, сидевший рядом с Иваном, - разрешите мне внести ясность?
  - Давайте без фамильярностей старшина, я же к вам не обращаюсь Григорий Иванович. Говорите по существу. Что вы хотите мне сказать?
  - Это правда. Этого бойца в самом деле сильно контузило, и стало быть память отшибло. Я когда со своей оцарапанной головой к медикам загремел: но где все наши тяжёлые ляжать, то видел как этого бойца санитары принесли, да и врачи говорили что после шипко близкого взрыва бомбы, он чудом в живых остался.
  - Это не тот ли, которого наш покойный санинструктор Звиад из рва вытащил? - Поинтересовался боец который сидел возле лейтенанта и писал временные списки личного состава: однако строгий взгляд красного командира, заставил его стушеваться и замолчать, уткнувшись взглядом в исписанный лист бумаги.
  - Он самый. - Подтвердил старшина. - Его ещё наша Оксана Игоревна выхаживала...
   - Что-то он не похож на тяжело контуженного. - Взгляд лейтенанта подобрел, но всё равно остался подозрительно-настороженным.
   - Оць я ёго тоже помню. - Заговорил скороговоркой один из бойцов. - Вин как раз стоял с покойным Серафимом Феофановичем, колы подле них бомба грохнула. А опосля боя его наш покойный Звиадушка, из ямы то и вытянул.
   - На войне всяко дело бывает. - Снова влез в разговор Дзюба. - Бывает человек не получает ни царапины, а все свидетели считают что он обязательно должен был погибнуть. Тут, может не сколько контузия, сколько шок той памяти лишил. Мы с тёткой Ксаной меж собой его Ванюшкой прозвали, и он согласился откликаться на это имя. А воевал он и в самом деле справно - можно сказать 'Ворошиловский стрелок‟: редкая пуля пущенная им, не находила цель. Я сам всё это видел.
   - А как же мне его всё-таки записывать?
   - А пиши его красноармейцем Иваном Ивановичем Непомнящим, и всего-то делов...
  Глава 4
   К рубежу атаки выдвигались скрытно: ползли, замирая когда ввысь взлетала очередная осветительная ракета. В моменты, когда округа освещалась, все красноармейцы замирали, моля бога чтобы вражеский наблюдатель не обратил внимания на то, что в периоды затемнения, некоторые 'трупы‟ умудрялись наглым образом перемещаться: но, или небеса благоволили красноармейцам, или что другое, однако пока что всё было тихо.
   Нескончаемо тянулось ожидание: признаться, наш Лёшка-Иван, ловил себя на мысли что несмотря на томительную неизвестность ожидания, ему всё равно хочется что бы ночная тишина не оканчивалась как можно дольше. И в эти моменты он мысленно ругал себя самыми 'последними‟ словами. И дабы скоротать время он медленно - очень медленно извлёк из кармана 'лимонку‟ и осторожно отогнул предохранительные усики чеки.
   Как говорили древние мудрецы, всё в этом мире имеет своё начало и окончание: вот и истекло время затаённого лежания перед вражескими позициями. Тягостное ожидание закончилось когда в небо устремилась красная ракета и поднявшиеся во весь рост бойцы, стали в относительной тишине преодолевать первые метры отделяющие их от окопавшихся немцев. И только когда застрекотала пара пулемётов установленных фашистами на своих флангах, над полем боя зазвучал кличь: -' Ура! -Ур-р-ра - Ур- р-ра-а-а‟! Может быть кто-то кричал и другие слова: выдавая залихватские коленца про Гитлеровскую матушку и всех её родственников, немецких святых - помимо своей воли ставших распутными извращенцами, однако они заглушались дружным многоголосьем основной массы людей идущих в атаку. Всему этому вторил 'Максим‟, чей расчёт сняв защитный щиток выкатил свой пулемёт на рубеж атаки.
   Мимо Ивана посвистывая пролетали пули, а он, петляя как заяц, мчался к немецкой пулемётной точке. В правой руке он сжимал приготовленную к броску гранату - её кольцо он вырвал за мгновенье до того как поднялся в эту атаку. И как не странно, но в этот момент страха не было, он улетучился как туман после сильного ветра: осталась только цель: которую надо было достичь и всё. Поначалу Ваня хотел бросить лимонку в немецкую траншею - там, где увидит наибольшее скопление ганцев: а сейчас, основной целью стал строчащий пулемёт с его расчётом. Благо расстояние до адской машины извергающей из своего ствола смертельный град пуль, было не таким уж и значительным: за что отдельное спасибо тактической наглости лейтенанта Щеглова, который приказал своим бойцам подползти к противнику как можно ближе - конечно в разумных пределах. И тому, что благодаря волевому решению старшины, он наступал с левого фланга, а проклятый пулемёт стрелял не сколько в лоб, сколько вёл фланговый обстрел наступающих.
  - Всё пора! - Иван толи подумал, толи только хотел это сделать, но его тело отработало всё само: как говорится на автомате.
   Бросок. На общем фоне боя невозможно было расслышать звона отлетающего рычага, хлопка капсюля воспламенителя: но во время полёта гранаты, за ней прочертился след оставляемый сгорающим составом замедлителя и эта еле заметная трасса пришла чётко в пулемётную ячейку. Хлопок, и MG замолчал. Для верности, Иван подбежал к брустверу и произвёл по контрольному выстрелу в сереющие пятна тел пулемётного расчёта - не дело, если они оглушены и, придя в себя снова 'вольются‟ в бой.