Города под парусами. Берег отчаянья
– Просто без разницы. И все.
Финн пожал плечами, как будто недоумевая: что тут еще нужно объяснять? Ну, в самом деле, какая, на фиг, разница, откуда взялся этот самый Корнстон? Главное, что он сейчас стоит у причала. И простоит еще два дня. И нужно во что бы то ни стало попасть в этот город, откуда бы он ни приплыл и куда бы ни направлялся.
Все.
Точка.
Джерри подпер подбородок кулаком и принялся взглядом гипнотизировать Энгель-Рока. Он знал, что здоровяк терпеть не может, если на него пялятся, когда он ест. У него это махом отбивает аппетит. А есть без аппетита, по словам самого Энгель-Рока, это самый верный способ заработать язву желудка.
Энгель-Рок откусил раз от своей скрученной в трубочку лепешки. Пожевал. Посмотрел на Джерри. Сделал глоток айрана – только для того, чтобы утопить взгляд в кружке. Откусил еще раз. Вяло пожевал. Положил лепешку на тарелку.
– Чего тебе?
– Почему никто ничего не знает о Корнстоне?
– Ответ настолько очевиден, что мне даже говорить об этом не хочется.
– То, что очевидно для тебя, далеко не столь же очевидно для других.
Энгель-Рок окинул взглядом обычных посетителей кабака Старого Эрла. Все лица были знакомы. И добрую половину из них Энгель-Рок знал по именам или прозвищам.
– Если бы любой из них хотя бы немного напряг свое воображение… – Оборвав фразу на полуслове, Энгель-Рок махнул ладонью, будто муху отогнал. – Нет, не так. Если бы они освободили свое воображение, то ответ…
– Ты издеваешься? – обиженно оттопырил нижнюю губу Джерри.
– Как пить дать! – усмехнулся Финн.
Энгель-Рок тяжело вздохнул. Порой непонятливость людей, их упертое нежелание видеть очевидное наводили его на невеселые мысли о том, правильно ли поступила природа, наделив человека бесценным даром, каковым является разум. Примерно три четверти тех, с кем сводила Энгель-Рока судьба, запросто обходились без него. И при этом чувствовали себя довольными жизнью и даже счастливыми.
Энгель-Рок взял начиненную овощами лепешку, откусил от нее кусок, пожевал.
– Никто ничего не знает о Корнстоне потому, что город был специально подготовлен для этого похода. Это его первый рейс.
– Разумеется, – продолжая улыбаться, кивнул Финн. – Так оно и есть. И не может быть иначе.
– Можно подумать, ты об этом знал, – бросил в его сторону Джерри.
– Не знал, – не стал врать Финн. – Но я же сказал, что мне это по фигу.
– Три мачты – это по крайней мере три гироскопических движителя, – сказал Джерри. – Где они их взяли?
– Сняли со старых городов, – спокойно ответил Энгель-Рок.
– Кто бы им это позволил?
– По всей видимости, тот, кто затеял эту экспедицию. – Энгель-Рок затолкнул в рот последний кусок лепешки и запил ее айраном. – Ты знаешь, куда делись обломки городов, разбитых в Битве Ста Городов?
– Нет, – мотнул головой Джерри.
– И никто этого не знает, – коротко кивнул Энгель-Рок. – Хотя это так только говорится, что никто. Кто-то наверняка знает. Но благоразумно об этом молчит. После бесславной и бессмысленной бойни, получившей название Битвы Ста Городов, людям было не до того, чтобы собирать обломки разбитых городов. Нужно было попытаться восстановить то, что осталось. Часть обломков, разумеется, были унесены гравиволнами за Рифы Времени и оказались навсегда утеряны. Но крупные фрагменты те, кто похитрее да посноровистее, принайтовали к свои стоящим на приколе городам. Увеличив тем самым площадь и получив в собственное пользование то, что осталось на обломках. На некоторых обломках вполне могли сохраниться и мачты, и гироскопические движители. Все это нельзя было сразу выставлять напоказ, иначе бы законные владельцы тут же предъявили на них свои права. Но сейчас, по прошествии ста лет, кто-то, видимо, решил, что можно рискнуть.
– Или дело того стоит, чтобы пойти на риск, – добавил Финн.
– Точно, – согласился здоровяк. – Кроме того, на черном рынке можно купить мачты с парусами и движители, снятые пиратами с разграбленных городов. Только стоить это будет чертову уйму золотых аль-алларов.
Те, кто побывал на причале, рассказывали, что прямо на деревянной пристани, к которой был пришвартован город, вербовщики установили два стола, за каждым из которых сидел офицер из Корнстона. Вербовщик внимательно выслушивал тех, кто желал наняться на службу, заносил данные кандидатов на специальные карточки, после чего задавал ряд вопросов, ответы на которые также фиксировал.
Вопросы офицеров из Корнстона, по мнению обитателей Зей-Зоны, были в высшей степени странными. Те же, кто говорил без обиняков, отбрасывая всякую деликатность, утверждали, что ничего более глупого и бессмысленного они в жизни не слышали. Причем, насколько можно было судить, вопросы, задаваемые разным кандидатам, не повторялись.
Так, к примеру, парня по имени Цук-Ташан, с большой волосатой родинкой на правой щеке, офицер из Корнстона спросил, любит ли он кошек. Цук-Ташан, понятное дело, опешил. Он никогда прежде не слышал, чтобы ветрохода, нанимающегося в рейс, спрашивали, как он относится к кошкам, собакам, свиньям, козам или какой другой живности. Поэтому Цук-Ташан понять не мог, какого ответа ждет от него офицер. А тот только смотрит на него и улыбается, как будто задал самый что ни на есть простецкий вопрос, ответить на который мог даже ребенок. Ну, Цук-Ташан, понятное дело, взбеленился, заорал:
– Да пошел ты со своими кошками!
Хотел было смахнуть со стола все бумаги. Но офицер вовремя схватил его за руку. Да так крепко, что на запястье синяки остались.
– В чем проблема? – спрашивает.
И не кричит, а спокойно и вежливо так говорит.
– У меня нет никаких проблем! – кричит в ответ ему Цук-Ташан. – Это у тебя, гола-хола, проблемы! Большие проблемы, приятель!
– Да в чем дело-то? – все так же с улыбкой спрашивает его офицер.
– Почему ты спрашиваешь меня о кошках?
– Это собеседование. Я вправе задавать любые вопросы.
– Да?!
– Да.
– Я – ветроход! При чем тут кошки?
– Отношение к животным многое говорит о характере человека.
– Я – ветроход!! При чем тут характер?
– Мы набираем команду.
– Я за тем и пришел!
– Мы хотим, чтобы между членами нашей команды не возникало трений.
– Трений?! – уже во всю глотку орет Цук-Ташан. – Каких еще таких трений?!
Офицер слегка морщится от звуков его голоса.
– Мы обсудим вашу кандидатуру и сообщим о принятом решении, – говорит он и жестом просит Цук-Ташана уступит место следующему претенденту.
Похожая история произошла с Криворуким Симоном, оказавшимся в состоянии грогги, когда беседовавший с ним офицер попросил назвать последнюю книгу, которую он прочитал. И с Мелким Олежкой, у которого вербовщик спросил, в чем, по его мнению, заключается основное отличие поэзии от прозы. Правда, Олежка не сплоховал и уверенно заявил, что лично он никакой разницы между поэзией и прозой в упор не наблюдает, а ежели кто с его мнением не согласен, то он готов отстаивать его в честном поединке, хоть на кулаках, хоть на ножах. Олежка был уверен, что офицеру из Корнстона его ответ понравился. А вот Третий Пит расстраивался, что завалил собеседование, когда в ответ на вопрос, знает ли он, что собой представляет сомбра, взял да и сказал, что это, мол, перхоть, что сыпется из волос крылатых небесных дев, когда они свои патлы расчесывают.
– И ведь что странно, сам не пойму, чего я вдруг про этих летучих баб ляпнул? – в отчаянии бил себя кулаком в лоб Третий Пит. – С чего мне вдруг в голову эта дурь про перхоть втемяшилась?
– Ну, ты ж мастак всякие истории выдумывать, – отвечали ему приятели.
– Так-то оно так, – соглашался с ними Третий Пит. – Но любое вранье хорошо ко времени. А тогда меня будто кто за язык потянул. Сам понимаю, что не нужно бы этого говорить. А все равно остановиться не могу!
Разумеется, Джерри начал приставать к Энгель-Року, пытаясь выяснить, что означают странные вопросы, что задают вербовщики претендентам?